Отряд двинулся вдоль обрывистого берега Змеиной реки, и вскоре, как и говорил Ждан, за очередным изгибом им открылся вид на заставу. Она стояла на высоком, стратегически выгодном мысу, который глубоко вдавался в степь, контролируя и брод через реку, и дорогу, идущую дальше на север.
Даже с расстояния в несколько полётов стрелы застава производила мрачное, гнетущее впечатление. Это был не аккуратный, ладно скроенный княжеский острог, какие Ратибор привык видеть на Руси. Змеиный брод был чем-то иным. Приземистый, уродливый, он словно не был построен, а вырос из самой степной земли, как ядовитый гриб. Это был ощетинившийся во все стороны частоколом форт, без изысков, без украшений, созданный лишь с одной целью – выживать. Над частоколом виднелись крыши нескольких построек и одна дозорная вышка, казавшаяся опасно накренившейся.
По мере приближения молчание в отряде становилось всё более плотным. Первоначальное облегчение от того, что цель пути почти достигнута, сменилось тревогой. А когда они подошли почти вплотную, новоприбывшие замолчали окончательно, поражённые и подавленные увиденным.
Зрелище было удручающим. Высокий, в два человеческих роста, частокол из заострённых дубовых брёвен был похож на старого, израненного в сотне боёв воина. Он не просто стоял, он страдал. Вся его внешняя сторона, обращённая к степи, была буквально утыкана сотнями, если не тысячами, чёрных кочевнических стрел. Они торчали под разными углами, некоторые обломались, от других остались лишь наконечники, глубоко въевшиеся в дерево. Местами стрелы сидели так густо, что образовывали целые пучки, делая частокол похожим на спину гигантского, взъерошенного дикобраза.
Во многих местах брёвна были обуглены, почернели от огня недавних штурмов. У подножия стен земля была выжжена, и сквозь пепел едва пробивалась чахлая трава. Виднелись свежие, наспех заделанные проломы. Массивные ворота, сколоченные из толстых плах, были все в выбоинах и щербинах. Их грубо, но, видимо, прочно укрепили несколькими свежими, более светлыми на вид брусьями, что лишь подчёркивало общую ветхость и израненность укрепления.
Застава молчала. Не было слышно ни людских голосов, ни ржания лошадей. Лишь ветер заунывно гудел, пролетая сквозь щели в частоколе. Всё это место дышало усталостью, болью и отчаянным, упрямым сопротивлением. Было ясно, что здесь не служат. Здесь ведут бесконечную, изматывающую войну на выживание.
Но самое страшное было не в состоянии стен. Самое страшное ждало их за пределами. То, что говорило о цене этого сопротивления громче любых слов. Эта мысль заставила похолодеть даже бывалых воинов. Они подошли к месту, где не было ни покоя, ни надежды. Они подошли к Змеиному Броду.