К исходу следующего дня путь отряду преградила неожиданная помеха. Дорога, огибая небольшой холм, ныряла в низину, которая оказалась обманчивой, топкой болотиной, заросшей чахлым камышом. Над ней висели тучи мошкары, а в воздухе стоял тяжёлый запах гнили и тины. Первую телегу лошади с трудом, по самое брюхо уходя в вязкую грязь, протащили. А вот вторая, нагруженная мукой и солью, застряла намертво. Её правое колесо глубоко ушло в жирную, чёрную жижу.
«Навались!» – скомандовал Ждан.
Мужчины, чертыхаясь, упёрлись плечами в борт телеги. Лошади рванули, напрягая все мускулы. Ратибор, Борислав, крестьяне – все толкали, что есть сил. Их ноги скользили в грязи, лица покраснели от натуги. Но повозка не двигалась с места ни на вершок, наоборот, казалось, она лишь глубже увязает, будто кто-то держал её снизу.
«Проклятье!» – выругался Ждан, видя тщетность их усилий. Солнце уже клонилось к закату, и оставаться в этом гиблой низине на ночь было нельзя. – «Всё, хватит! Обрезайте упряжь. Скидывайте половину мешков, бросаем их здесь. Лошадей и часть припасов нужно спасти».
Это было разумное, но тяжёлое решение. Бросить здесь муку означало урезать и без того скудные пайки на заставе. Мужчины с неохотой начали готовиться, а Мирослав, уязвлённый бессилием, в ярости пнул колесо, едва не увязнув сам.
Но Ратибор не толкал. Он стоял чуть в стороне и напряжённо вглядывался в мутную, пузырящуюся воду у колеса. Его новое зрение показывало истинную причину их неудачи. Он видел то, чего не видели другие. Там, под водой, за спицы колеса крепко уцепилось маленькое, злобное существо. Оно было похоже на сморщенного старика, целиком слепленного из ила и тины, с длинными, тонкими руками и горящими болотным огнём глазками. Это был болотник, дух-хозяин этой топи. И ему явно не нравилось, что чужаки тревожат его владения. Он не был сильным, но его упрямства и цепкости хватало, чтобы удерживать тяжёлую повозку.
В голове у Ратибора всплыли уроки Заряны. "С духом не борются силой. С ним договариваются". Он знал, что нужно делать.
Незаметно отделившись от остальных, которые спорили, какие именно мешки бросать, он обошёл телегу с другой стороны. Запустив руку в свой заплечный мешок, он достал припасённую на ужин краюху ржаного хлеба – самое ценное, что у него было, кроме оружия. Он подошёл к самой кромке воды, присел на корточки так, чтобы его не было видно за телегой, и, показывая хлеб воде, тихо-тихо, одними губами, прошептал:
«Хозяин топи, дух болотный, не серчай на нас, людей неразумных. Мы не со зла твой покой потревожили, дорога нас привела. Прими сей скромный дар, угостись хлебушком. И отпусти нашу повозку с миром. Мы уйдём и больше не вернёмся».
С этими словами он бросил хлеб в воду. Краюха шлёпнулась в мутную жижу и, намокнув, пошла ко дну. Ратибор увидел, как подводное существо с любопытством отпустило колесо и потянулось к неожиданному угощению.
«А ну-ка, давай ещё разок, все вместе!» – крикнул Ратибор, возвращаясь к товарищам.
«Да что толку…» – начал было Ждан, но подчинился.
«НАВАЛИЛИСЬ!»
И в этот раз произошло чудо. Словно невидимое препятствие исчезло. Лошади рванули, мужчины упёрлись, и повозка, с громким чавканьем вырвав колесо из грязевого плена, легко покатилась вперёд.
«Вот так удача!» – выдохнул Мирослав, не веря своим глазам. Крестьяне одобрительно загомонили, хлопая друг друга по плечам. Ждан лишь удовлетворённо хмыкнул, радуясь, что припасы спасены. Все списали произошедшее на слепую удачу или на то, что в последний раз они постарались как следует.
Все, кроме одного. Борислав, который стоял рядом с Ратибором, видел, как тот отходил к воде и что-то бросал в неё. И теперь, выбравшись на сухое место, он подошёл к юноше и бросил на него долгий, задумчивый и полный невысказанных вопросов взгляд. Он снова ничего не спросил, но его молчание было красноречивее любых слов. Ветеран окончательно убедился, что этот странный, молчаливый парень – ключ к их выживанию в этих землях, где сила духа ценится не меньше, чем сила меча.