Отряд покинул сплошной лесной массив, но настоящая, открытая степь, о которой с содроганием говорили старики, ещё не началась. Они вошли в полосу Пограничья – спорную, ничейную землю, где степь ещё не одержала окончательную победу над лесом. Это была земля контрастов, обманчивая и враждебная. На многие вёрсты простирались участки сухой, пожелтевшей травы, которые внезапно сменялись редкими, корявыми рощицами, состоящими из скрюченных, низкорослых дубков и диких яблонь. Дорога то и дело ныряла в глубокие, заросшие густым колючим кустарником овраги, на дне которых царил вечный полумрак.
Ждан, их провожатый, заметно изменился. Его обычная неторопливость сменилась напряжённой настороженностью. Он постоянно торопил отряд, не давая надолго останавливаться.
«Шевелись, шевелись! Нечего тут ворон считать!» – ворчал он. – «Это самые паршивые места. В лесу – леший хозяин, в степи – ветер гуляет, всё на виду. А здесь – ни то, ни сё. В этих оврагах и разбойная ватага может схорониться, и кочевничий разъезд засаду устроить».
Но дело было не только в людях. Ратибор чувствовал это напряжение не только умом, но и всем своим новым, обострившимся восприятием. Воздух здесь был… "грязным". Не пыльным, а духовно нечистым. Он был наполнен невидимыми для других, мелкими, злобными сущностями, которые, казалось, не принадлежали ни лесу, ни степи, а метались между двумя мирами в вечной неуспокоенности.
Его зрение улавливало их как крошечные, колючие сгустки тьмы, похожие на комки обугленной шерсти или мелких, злобных ёжиков. Они вились в воздухе, носились стайками, цепляясь к поклаже и одежде людей. Ратибор физически ощущал их прикосновения, как уколы крапивы. Он видел, как один из таких духов вцепился в поводья лошади, и та, ни с того ни с сего, испуганно шарахнулась в сторону.
Эти духи питались негативными эмоциями. Они вились вокруг людей, нашептывая им в уши гадости, вызывая беспричинное раздражение, усталость и злобу. И это работало. В отряде, который только-только начал сплачиваться, начались мелкие, но неприятные ссоры. Двое крестьян чуть не подрались из-за того, что один якобы толкнул другого. Мирослав начал громко жаловаться на стёртые ноги и скверную еду. Даже всегда спокойный Борислав хмурился больше обычного и бросал на всех тяжёлые взгляды.
Ратибор шёл, пытаясь отстраниться от этого невидимого мира, но это было всё равно, что идти под дождём и пытаться не намокнуть. Колючие сущности цеплялись и к нему, вызывая зуд и желание огрызнуться на чьё-нибудь ворчание. Он стискивал зубы и сжимал в руке оберег от Велемудра, чувствуя, как его ровное тепло помогает сохранить ясность ума и отогнать налипшую мерзость.
Он понимал, что Ждан был прав. Эта земля была по-настоящему опасной. Она атаковала не только тело, но и душу, пытаясь разобщить их маленький отряд, сделать их слабыми и уязвимыми, прежде чем нанести настоящий удар. И этот удар, как чувствовал Ратибор, был уже не за горами.