Первая ночь в Пограничье опустилась на землю быстро и безжалостно. Солнце словно провалилось за горизонт, оставив после себя лишь короткую багряную полосу, которая быстро погасла. Лагерь разбили в спешке, на вершине невысокого холма, с которого хорошо просматривались окрестности. Ждан был непривычно суров и собран.
«Костёр разводить большой! – скомандовал он, указывая на собранный валежник. – И чтобы горел до самого утра. Никто по нужде в кусты далеко не отходит. Все сидят у огня, на свету. Ночь здесь не наша».
Его слова не были пустыми. Как только сгустилась полная, безлунная темнота, мир вокруг лагеря изменился. Из оврагов и низин потянуло сырым, промозглым холодом. А потом началось. Вдали, там, где угадывалась болотистая, заросшая камышом низина, вспыхнул первый огонёк. Бледно-голубой, он покачивался в воздухе, словно кто-то нёс в руке фонарь. Затем рядом с ним вспыхнул второй, потом третий, и вот уже целый хоровод призрачных огней, зелёных, голубых и белесых, медленно закружился в ночной мгле.
Они были завораживающе красивы. Они мерцали, переливались, то приближаясь, то удаляясь, будто заигрывая, маня к себе, обещая что-то неведомое и прекрасное.
«Что это?» – шёпотом спросил Мирослав, не в силах оторвать от них взгляда.
«Блуждающие огни. Болотная нечисть, – мрачно ответил Ждан. – Не смотрите на них. Отвернитесь. Это морок. Заманят в трясину – и поминай как звали».
Большинство так и сделало, с суеверным страхом уставившись в спасительное пламя костра. Но один из крестьян, молодой парень по имени Игнат, не смог оторвать взгляда. Его глаза стали стеклянными, лицо – безвольным и отрешённым. Он медленно, как лунатик, поднялся на ноги.
«Игнат, ты куда?» – окликнул его сосед.
Но Игнат не отвечал. Он, словно ведомый невидимой нитью, пошёл прямо в темноту, в сторону манящих его огней.
«Сидеть, я сказал!» – рявкнул Ждан, вскакивая, но было уже поздно – парень был слишком далеко.
Ратибор же видел истинную, жуткую картину. Для него это были не просто огоньки. Он отчётливо различал, что каждый огонёк – это светящаяся макушка головы мерзкого болотного духа. Их тела, состоящие из тины и гнили, были скрыты в ночной мгле, но их глаза горели холодным, голодным светом. И он видел главное: от заворожённого Игната к самому яркому из духов тянулась тонкая, почти невидимая, дымчатая нить морока, которая медленно, но верно тащила парня в их смертельные объятия.
Нужно было действовать. Быстро. «Надо его вернуть!» – крикнул он.
«Как? Подбежишь к нему, и тебя самого затянет!» – сплюнул Ждан.
«Надо его… разбудить! Сильно!» – крикнул Борислав, поняв, что происходит. Он посмотрел на Мирослава, который был ближе всех к уходящему. – «Парень, беги! Хлестни его по лицу что есть мочи!»
Мирослав на мгновение замер в нерешительности, но приказной тон ветерана и отчаянное выражение лица Ратибора заставили его действовать. Он сорвался с места, в несколько прыжков нагнал Игната и, размахнувшись, с силой ударил его открытой ладонью по щеке.
Звук пощёчины гулко разнёсся в ночной тишине.
Игнат вскрикнул, вздрогнул всем телом, будто очнувшись ото сна. Дымчатая нить морока, которую видел Ратибор, лопнула и истаяла. Парень дико огляделся, увидел в нескольких шагах от себя танцующие огни, а за ними – чёрную пасть трясины. Осознав, куда он шёл, он издал крик животного ужаса и, спотыкаясь, бросился назад, к спасительному костру.
Мирослав притащил его обратно. Игнат трясся, как в лихорадке, и не мог вымолвить ни слова, лишь указывал дрожащим пальцем в темноту. Он только что заглянул в глаза смерти, и это зрелище навсегда отпечаталось в его памяти. Остальные сидели молча, потрясённые. Эта ночь в Пограничье наглядно показала им, что здешние духи не просто пугают. Они убивают.