Ночью, когда стихла возня и голоса в корчме, и даже собаки за окнами замолчали, в комнату постучала Кржуля. Лесиастрат впустил ее – и помог занести кадушку с горячей водой.
– Баню я тебе затопить не могу. Но надо вас обоих помыть. Завшивите, – объяснила хозяйка. – Тут вот вам сухая одежда, чистые малицы, я из отцовыхзапасов взяла. Он на охоту не пойдет, так одежда вам сгодится.
Маг молча принял вещи и поклонился в пояс. Девушка кивнула, потянулась, заглядывая в лицо волчарю:
– Ты полечил его?
– Не смог. Еще попробую утром. Пока сменю одежду нам.
– Сам сможешь?
– Да, смогу.
– Подмочь…
– Не надо.
– Что я, голых мужиков не видела? Небось отцу в бане спину парю.
Мастеробдумал предложение и все-таки отказался:
– Не нужно. Тебе привычно, а мне тяжело. Да и я хочу все сделать по-волшебному. Мне так привычнее и быстрее. А тебе смотреть на это незачем.
В зеленых глазах мелькнуло разочарование: как раз волшебное Кржуле хотелось бы посмотреть. Прежний страх ее отпустил. Она знала о магии знахарок – те заговаривали зубы и животы, готовили мази, амулеты и отвары. Знала о злой магии ветров и холода. Но чтобы магией можно было мыться, переодевать лежачего – использовать в быту, как ложку за столом. Это было дико и интересно одновременно.
Маг выставил хоязйку за дверь. На прощание вручил дорожный пояс Санкэ – внем оказалась пригоршня золотых и серебряных монет с гербом Таицы. Теперь можно было не таскать еду из подпола, а понемногу закупать на рынке. Недоимок в подполе скоро вскрылся бы. Корчма уже год жила только за счет того, что обслуживала государевы путевые листки. Живых денег Кржуля и отец почти не видели. Волчари давали грамоту, корчмарь подчевал их всытость, а потом в конце месяца писал отчет и требование. Приходил учетник, вычислял затраты и выдавал новый лист – чтобы отовариться на рынке за счет государя. Чаще, правда, и листка не выдавал, а выгружал провизию, как правило, подпорченную. Учетники хотели всё сделать быстро, а потому все растраты четко записывались либо отмерялись – каждая рыбина была со своим номерком, в каждой бочке медовухи стояли мерные черточки. Только воду можно было давать сколько влезет, без учета.
Живые деньги, да еще серебро и золото, на пару мгновений вернули Кржулюв те дни, когда от отца пахло хлебом и морозом, а мать звонко шлепала сына за разворованный сахар, а потом сама же угощала петушком на палочке – чтобы не плакал. Кржуля бережно перебрала монеты и переложила в тканый кошель, а тот спрятала в одном из личных ларей. Взяла только одну монету – купить еды на завтра. Да и то вопрос – как не вызвать лишних вопросов: откуда деньги, кого кормишь?..
Пока Кржуляобдумывала, как будет закупать продукты, чтобы не вызвать подозрений, эльф занялся мытьем. И первым делом он взял ржавую косу в углу и обрезал свои длинные, графитово-черные, как у всех эльфов старше пятисот лет,волосы. С горечью отшвырнул обрубок к стене. Скатал и убрал подальше свой тюфяк. Согрел комнату, насколько мог, не выдыхаясь, разделил воду на две порции. Одну подвесил в виде пузыря под потолком. Вторую оставил в кадушке и начисто стер грязь, пот с лица, рук, тела и ног, вымыл волосы. Поменял местами чистую и грязную воду. С трудом, тяжело раздел волчаря, отвязывая и завязывая обратно ремни – сначала одну руку и ногу, потом другую, потом только пояс. Вымыл всего, вычистил волосы, подстилая грязную одежду, чтобы она впитывала воду. Потом вытер насухо полотенцем – Кржуля принесла вместе с кадушкой. Одел в сухое. Вытерся сам. Старой одеждой вытер насухо полы. Наконец, оделся в чистое, расстелил тюфяк и рухнул на него. Живот тихо и жалобно уркнул, маг погладил его и прикрыл глаза. Спать хотелось сильнее, чем есть.
Кржуля же напилась побольше воды, и живот разбудил ее задолго до того, как проснулись повара. Других дочерей у корчмаря не было, наперсниц они себе позволить не могли. Брат за стенкой спал крепко, умаявшись за предыдущий день. Не таясь, Кржуля оделась, выбралась в коридор. По углам пахло сыростью от натопленных но ночь греек. Девушка выскользнула во двор заспешила по топтаной тропинке к сходне. Пробежала два кварталла, мимо колодца, и свернула к знакомой старухе, та отпускала ей в долг рыбу.
– Ты чего до Зорьки прибежала? – удивилась женщина и осенила Кржулю Зорькиным знаком: собрала пальцы щепотью вверх и поднесла ко лбу, сердцу и животу.
– Да чтоб успеть всё, Хозяйка. Да мне повезло нынче, волчарь богатый попался. Да деньгу. А ты уж дай мне рыбку, я братца побалую.
– Есть у меня. Для тебя сберегла, – улыбнулась старуха, и морщинки разбежались, как щели на яичной скорлупе. – А хорош собой-то?
– Кто?
– Ну, волчарь-то.
– Хорош, Хозяйка, ох, как хорош. И руки держит при себе.
Старуха сплюнула и вытерла ладони о бока. По ее представлению, если волчарь хорош и силен, то как раз должен руки распускать, иначе девку уведут другие. Кржуля считала иначе, но не спорила никогда. Забрала свою рыбу-острушку, завернутую в масляную бумагу, получила сдачу медяками и побежала прочь. Вернулась в корчму с черного хода и столкнулась с поварихой. Ей объяснила, что деньги дал корчмарь, а тому якобы вручили серые тулупы за ценные сведения. Повариха проворчала, что доносить тэину свату на свата не по-людски, но рыбу взяла и обварила. Кржуля отщипнула помощнице часть, щепотку оставила брату. Остальное спрятала, пока можно будет передать остроухому магу.