Второе озеро Мастер нашел по ветру. Маг так упорно ощупывал рваные хвосты, обрывки красной линии Санкэ, что научился улавливать связь между следом и ветром. Вскоре после Злой переправы Мастеробнаружил, что может полагаться на ветер, как на магический кристалл. Чем сильнее пурга – тем ближе Санкэ. Непогода окружала волчаря кольцом, и нужно было двигаться поперек и по диагонали. Через три дня пурга превратилась в буран. Высокий лес сменился тундровым. Нут бросили – он мешался, – все необходимое загрузили на потягу, поверх рюкзака. Мастердержался боком к ветру, волк прижимался к самому снегу. Временами закапывались в снег – передохнуть. И двигались дальше. В очередной день, продираясь сквозь ветер и снежную мглу, не заметили, как подъем сменился склоном – упали и покатились вниз, как брошенные бревна. Волк вскочил на лапы первым, остервенело отряхнулся и огляделся. Из снежной зыби торчали лыжи. Каким-то чудом обе уцелели. Маг отстегнул лямку рюкзака, уложил лыжи на бок и встал. С головы, плеч и груди свалилась груда снега. Не будь надвинут капюшон, набилось бы за шиворот, а так – Мастертолько вытряхнул снег из рукавов дасбил с кысы. Огляделся. Волк уже рыл себе лежбище, ветер был не таким жестоким – они оказались в низине. Мастерприкинул варианты и остался на привал. Достал жрачку, набрал в миску снега и растопил. Поели, попили, перевели дух – и снова в путь.
В конце Ветродуя-апреля вошли в отрог бурелома. Хлипкие сосенки почти сплошь повалились под бураном. Красная линия давно пропала, не попадалось даже крохотного ошметка. Хороший знак – конечно, ведьмы разбрасывают след подальше, а вблизи Санкэ линии не будет. Мастерснял лыжи – через поваленные стволы в них не походишь – и двинулся пешком, проваливаясь в снег.Наконец, и этот кусок пути преодолен. Дальше – гигантский тросник, торчащий из-под снега. Маг шагнул на ровное – обмерзшие кысы поехали, маг потерял равновесие и рухнул. Озеро.
Мастертак и лежал, пока четыре руки не схватили егопод локти и не заставили подняться, шевелить ногами. Довели до чума и ссадили в самый жаркий угол. Маг закрыл глаза и уснул – с замерзшей, но довольной улыбкой.
Очнулся он от духоты. Кто-то сопел и сёрбал над ухом. Через щель под потолком пробивался свет и туда же уходил чад от очага. Пахло едой и людьми. Пальцы на руках и ногах болели и пульсировали: отогрелись после обморожения. Мастерпошевелился, и тут же услышал голос Санкэ:
– Живе буде!
Маг закашлялся и повернулся к шурину. Тот сидел рядом, обросший, косматый, похожий на медведя еще больше, чем обычно. На волчаре была шерстяная рубаха и кожаные штаны – только что не голый.
– Живу буду, – проговорил эльфи попытался выбраться из малицы. Руки плохо слушались, и волчарь, отставив еду, помог. Выпрастал эльфа из верхней одежды, освободил от сапог.
– Жрать буде? – спросил волчарь, и лианец с готовностью закивал. Взял в кулак ложку, уселся на скамейку к очагу и, обжигаясь, засёрбал ухой. Санкэ доедал свое, из отдельной миски.
– Хо-ро-шо…– протянул маг.
Наевшись, оба мужчины улеглись на дом— что-то вроде ступени, которуюсооружают рачительные хозяйки, прежде чем застелить снег шкурами и поставить чум. На домуспят дети и почетные гости. Мастерогляделся внимательнее. Они были в добротном чуме, на пятерых, в котором можно было встать в полный рост. У стен были сложены вещи: одежда, инструменты, вроде пил или багров, и прочий скарб, в центре, в яме горел огонь, и над ним грелся котелок с ухой, который теперь опустел до половины. У выхода справа сидела женщина – эльф вздрогнул и вопросительно уставился на шурина. Тот деловито кивнул. Маг протер глаза и снова посмотрел на фигурку в ухода – совсем молоденькая, почти девочка, шила что-то, повернувшись к свету. Из одежды на ней было только платье из кожи особой выделки, тонкой, блестящей, расшитой бисером и блестками… Рыбья юбка…
– Это кто?..
– Белозубой кличу. Дивно склабится.
Мастерощутил, как волосы встают дыбом на руках:
– Она из них?…
– Она не с ими, – мотнул головой Санкэ, и желтые глаза блеснули зло и упрямо, губы сжались и пропали в бороде.
Мастерощутил, как ком перегораживает горло, мысленно велел себе успокоиться. «Санкэ жив, – размышлял маг про себя, но малицу подтянул к себе поближе и заткнул рукавами за кушак. – Очевидно, она его сторожит и убивать не намерена… Да и Санкэ…» Маг перевел взгляд на шурина изапоздало увидел то, что бросилось бы в глаза любому целителю. Санкэне простобыл похож на волка – он был отчасти волком. Глаза поблескивали желтыми радужками, нос заострился, а мана стала гуще и воняла псиной. Маг посчитал в уме. Сейчас заканчивался Ветродуй, а телеграмму шурин отправил в декабре, то есть в конце Морознаго месяца. Выходит, что не меньше трех месяцев, сто дней обычный волчарь был в плену у магии, за завесой ледяного морока… И эта ведьма тут – она колдует. Мастертеперь отчетливо различал, как ее мана выходит из чума, окружает его, усиливает буран…
– Что тут происходит? – медленно и тихо спросил эльф.
– Пожжа, – примирительно проговорил Санкэ и подал кружку с морошковым узваром. Мастержадно выпил и попросил добавки. Санкэ одобрительно кивнул.
Магу нужно было время, чтобы разобраться. Два дня он набирался сил. Демон куда-то запропастился, не подходил к жилью. Санкиевых заричей тоже не было видно, и на второй день эльф спросил о них.
– Отпустил их.
– Отпустил… А как домой поедешь?
– Да на што?
– Ну… – У мага было множество вариантов, зачем вернуть Санкэ к людям, но он не рискнул тревожить помутившийся рассудок и спорить с полузверем. – Буде, – оборвал разговор лианец.
Санкэ и Белозубая жили вдвоем, переговаривались мало, друг друга понимали с полувзгляда, ни разу не повздорили. Ели большей частью рыбу. Точнее, человек ел, а ведьма шила и колдовала, протапливала лед для прорубей.
На третий день она сказала, что буран слабеет, и пошла в лес.
– Таперча до Зорьки, – объяснил Санкэ. – Колдовать будет. Как же ты сыскал меня?
– А ты не помнишь? Ты же телеграмму дал. Просил помочь.
– А, верно… – Санкэ задумался. – Долго ж ты…
– След твой спутался. Я искал тебя по дебрям, чуть не вымерз насмерть.
Волчарь хохотнул и поудобнее устроился на ступени.
– Ну, жив?
– Да, жив. Сестра твоя здорова, шлет тебе поклон…
Санкэ вздрогнул, привстал на локте, как будто неожиданно что-то вспомнил. Нахмурился.
– А дети?..
– Наши дети тоже все здоровы. Любят тебя очень. Летом обещал опять их привезти. Чтобы ты им дебри показал.
– Брешешь, а?!
– Брешу, – легко признался эльф. – Хотел, чтоб ты поулыбался. Ну?
– Да тошно мне…
– Ну, отчего же тошно?
– Да с того, что скрал сестру мою ушастый… маг.
Лесиастрат дернул ухом и посмотрел искоса.
– Когда я крал ее?
Очевидно, в памяти волчаря что-то повредилось.
– Ты скрал! – через губу повторил Санкэ, и глаза его полыхнули злобой – звериной. Мастеротсел, попытался коснуться маной, но шуринкак будто оглох. Его мана стала густой и твердой, как застывающий сургуч.
– Мелисса выбрала меня, – проговорил маг, следя за каждым движением волчаря. Тот весь набычился, но не кидался. – Я сватался к ее отцу и матери. Сыграли свадьбу тут, в Хозяйстве. Ты же помнишь…
Санкэ вдруг заморгал часто, так что с ресниц упала слеза.
– Много ты знаешь. Увез мою родную. Скрал. И дети все остроухие, все…
– Уши у них не так остры, как мои, – заметил Мастер. – И все до одного любят дебри и дядю своего, волчаря Санкэ.
Санкэ опятьнасупился и больше ни о чем не говорил. Мастер оделся и вышел из чума. Нужно было подумать, а еще важнее – дать волчарю остыть и успокоиться.