В горнице Кощей бросил Алёнку на пол.
– Изба, защити нас от волков. Не то твоей хозяйке будет худо, – резко бросил он в пространство.
Пол дрогнул, девица ощутила, что изба отбежала подальше от стаи.
– Этого мне хватит. Когда я приберу к рукам избу, мне не страшны будут все волки мира.
Он потянул из ножен на поясе кинжал с лезвием, таким же темным, как у меча. Только у меча тьма была выглажена до блеска, а у кинжала клубилась и изгибалась.
– Пора исполнить обещание. Как равный равной я обещал тебе облегчить участь Калины, твоей матери…
Алёнка замерла, позабыв о боли. Он взмахнул кинжалом перед собой крест-накрест. Тьма удлинилась и полоснула по стене. Разрез повис черными полосами, которые раскрылись, как уродливый цветок. Чудышко заверещала, Алёнка кинулась вперёд, позабыв о маме.
– Не делай ей больно!
Он ухватил её за шею свободной рукой и поставил лицом к пролому.
– Гляди. Гляди внимательно. Вот то, что ты искала все эти дни.
Прямо на них из разреза в стене выступил оплывший чёрный камень. Алёнке он напомнил огромный полупрозрачный кусок смолы, какие она видала на деревьях в лесу. И так же, как насекомое влипшее в смолу, в этом камне кто-то был.
Сердце Алёнки дало сбой. Она увидела женщину. По грудь она была погружена в чёрный камень. Голова опущена, спутанные белые волосы закрывали лицо. Плечи поникли, тощие запястья были погружены в камень так, что ладоней не было видно.
– Кто это? – пролепетала Алёнка, уже зная ответ. Женщина шевельнулась, словно пыталась тряхнуть головой, чтобы убрать волосы. Но сил не хватило.
– Она была очень хорошей жертвой, – сказал Кощей. Он отпустил горло девицы и толкнул её внутрь. – Покорной и тихой. А ещё – изба её ненавидела.
Алёнка поняла, что сходит с ума. Рот распахнулся, исторгнув крик. Из глаз потекли слезы, она яростно смаргивала их, не зная, что лучше – видеть это или навсегда забыться в слепоте.
– Мама!.. – прошептала Алёнка. – Все эти дни ты была здесь…
Измученное обескровленное лицо, спутанные волосы, руки, вмороженные в камень, и выражение неизмеримой муки.
Ресницы затрепетали, мутные покрасневшие глаза глянули на Алёнку. И тут, словно солнце озарило тёмный уголок леса. Иссохшие потрескавшиеся губы едва заметно улыбнулись.
– Алёнушка… Ты такая… взрослая…
Усилие забрало последние силы, голова упала на грудь, Калина не шевелилась.
– Ты будешь лучшей жертвой, ибо изба тебя любит, – пристально глядя на них, сказал Кощей. Голос звучал ровно, без эмоций. Алёнка его не слушала.
– Мамочка, сейчас я тебе помогу. Ты все это время была тут, а я не почувствовала… – она замерла на миг и тряхнула волосами. – Нет, я чувствовала. Но даже не могла помыслить, что это может оказаться правдой.
Она потянула за руку, которая влипла в камень. Та подалась неожиданно легко. Алёнка обрадованно ухватилась за вторую.
– Сейчас. Мы тебя освободим…
Калина впервые подала признаки жизни. Губы шевельнулись, рука дрогнула, словно хотела оттолкнуть дочь.
– Все хорошо, мамочка. Это я, Алёнушка. Я спасу тебя. Все позади.
Она обхватила Калину обеими руками и потянула. Мама была такая худая, что это не составило никакого труда.
Кощей позволил себе холодную улыбку. Калина легко вышла из камня, оставляя зияющие пустоты. Алёнка не удержалась и упала. Падая, старалась, чтобы мама оказалась сверху.
Она приложилась затылком о пол, прикусила язык, но даже не ощутила боли. Осторожно уложила Калину на пол, та вытянулась, бледная и тощая, как труп.
– Что же это?! Что делать? – Алёнка огляделась в поисках чего-то полезного, но вдруг закричала и подалась назад. Рядом с черным камнем стоял деревянный гроб, в нем лежало тело в меховой безрукавке. Девица сразу поняла, что это мертвец, потому что у него не было головы.
– Так вышло, что судьбы вашей семьи плотно переплетены с судьбой избы. Это, например, твой дед. Мне пришлось отрубить ему голову, чтобы изба поверила, что она убийца.
Алёнка ощутила ногами и всем телом, как Чудышко начала бить дрожь.
– Ложь, – проговорила она. – Я так и думала, что это была ложь.
– Творение Мастера, не смотря на свои размеры и устрашающий вид, вышло донельзя безобидным, – в голосе Кощея послышалось презрение. – А ведь те люди во главе с твоим дедом всерьёз собирались её уничтожить, причинили боль.
Алёнка вскочила на ноги.
– Чудышко?! Ты понимаешь, что это значит?! – девица сияла. – Ты ни в чем не виновата! Ты не творила зла!
– О чем я и говорил, – презрительно сморщился Кощей. – Мотыльки. Вы мотыльки, навыдумывали себе понятий – добро, зло. Мы, стихийные боги живём вне рамок добра и зла. Мы привносим в этот мир смысл, все остальное – пустые речи.
– Ты ни в чем не виновата, – продолжала кричать Алёнка. – Ты… свободна.
– Ну-ну-ну. Не внушай избе ложную надежду. Не то она возненавидит и тебя…
– Предательство, убийство, обман – вот твоя суть, – Алёнка резко повернулась к Кощею. Её красивое лицо исказилось гневом. – Кто в здравом уме пойдёт за таким богом? Твой вес ничто рядом с добротой Чудышко. Рядом с жертвенностью моей мамы. Рядом творчеством Лесного Мастера. Ты гроза, грохочущая на небе, скала, низвергающая лаву, ураган, наводнение. Безумная необузданная стихия.
Лицо Кощея сделалось скучающим.
– Хватит пустых речей, все равно тебе не подняться до моего уровня. Приступим к принесению новой жертвы.
Он встал напротив камня и поднял руки.
– Горюч камень, ты хорошо послужил мне, окутав волю избы своими тленом. За то я дарую тебе новую жертву. Её хватит надолго. В отличие от Калины у неё пылающее сердце. А когда я закончу, в жертвах не будет нужды. Темные Алтари воцарятся всюду в подлунном мире.
Он ухватил Алёнку и толкнул её на камень. Та потеряла равновесие, оперлась на тёмную поверхность рукой и вдруг поняла, что влипла.
Поверхность камня была твёрдой и темной, но её рука очутилась внутри. Сколь бы она её не дёргала, ладонь не подавалась.
– Почему же мама освободилась так легко?
– Потому, что она отработанный материал. Ты же свежее лакомство.
Кощей подтолкнул её, Алёнка коснулась камня бёдрами, с неприятным чавкающим звуком камень поглотил её ноги и снова сделался камнем. Она дёргалась и рвалась, верх тела легко шевелился, все, что было в камне, будто парализовало. Пытаясь оттолкнутся, Алёнка коснулась камня второй рукой, и она тоже влипла. Девица очутилась в неловкой, полуразвёрнутой позе, не прилечь не выпрямиться. Могла только дёргать плечами и трясти головой.
– Хорошо, – проговорил Кощей, приблизившись вплотную. – Очень хорошо. То, чего твой дед сулил избе, произойдёт с тобой.
Он вскинул руки и заговорил торжественно нараспев:
– Её сердце будет вечно сгорать и восставать из пепла. Её рот будет вечно кричать в муке. Её руки и ноги станут узлами силы избы, а править ими стану я…
Он говорил, а под его левой ногой с хрустом расступалась деревянная плоть избы. Внизу обнажились камни, древесная стена почернела. Вверх ушло чёрное бездонное зево.
Девица дёргалась и сопротивлялась. Кощей перестал хохотать, лишь прицельно смотрел на неё, словно выбирая, куда ударить.
– Не смей её трогать!
Через распахнутую дверь в горницу вступил богатырь с обнажённым кинжалом в руке. Следом заскочила Кика.
Кинжал врезался в шею Кощея. Алёнка зажмурилась, не смотря на муки, которые принёс ей бог мёртвых, она не желала глядеть, как голова покидает тело.
– О себе беспокойся, – скучающим голосом проговорил Кощей. – Начинаю понимать поступок Яги. Твоя доброта такая раздражающая…
Алёнка распахнула глаза. Лезвие никак не повредило шее красавчика. Богатырь стоял с изумлённым лицом. Кика пятилась, в ужасе мотая головой.
– Неужели это…
В горнице раздался звон. Кинжал начал подрагивать. Глаза богатыря расширились, теперь он глядел не на Кощея, а на собственное оружие. По лезвию шли волны дрожи, эта дрожь добралась до рукояти, а потом…
– Что это?!
Никита опустил кинжал и отступил. По руке его распространялась видимая волна дрожи. Шелестел рукав рубахи, когда дрожь добралась до плеча – звякнула кольчуга.
– Погребальный звон, – прошептала Кика. Глаза вытаращились от ужаса.
Оружие со звоном упало на пол, но Кощей казалось потерял интерес к богатырю и повернулся к Алёнке.
– Что ты с ним сделал? – воскликнула она, позабыв о своём положении. – Прекрати это!
Никита упал на колени, глаза в ужасе выпучились, на шее вздулись жилы. Кика застыла рядом, протянув руку, словно хотела дотронуться, но не смела.
– Она правильно боится, – усмехнулся Кощей. – Я наложил на своё тело Погребальный Звон. Он защищает лучше любого доспеха. Если тот, кого защищают, достаточно весом, разумеется. Я – таков. В момент удара через кинжал Звон перешёл на богатыря. Если эта дрожь доберётся до его сердца, оно пуф…
Он изобразил губами будто что-то лопнуло.
– А ещё он может передаваться от человека к человеку. Поэтому она не зря боится приблизиться…
Он глянул на Кику с неожиданным презрением и злостью.
– Ишь. Нежить возомнившая себя человеком. Восхотелось любви. Кика? Любовь – это самое большое зло в мире. Самая глупая, бездарная и бестолковая вещь. Зачем она тебе, Кика?!
Кикимора не ответила. Кощей окинул широким жестом горницу.
– Погляди! Эта изба – великое творение Мастера. Он сумел обуздать Дремучий Лес. Он мог использовать эту силу, чтобы захватить мир. Но вмешалась, ха, любовь, и он не смог ей противостоять. Он передал свою силу этой никчёмной девчонке, а это равносильно тому, что Мастер отдал её мне прямо в руки.
Он опять расхохотался.
– Неправда, – вскричала Алёнка. – Мастер боролся с тем, что ты сделал с его творением и победил. Если бы не любовь – Чудышко навсегда осталась бы мёртвой.
– Какая ирония, – усмехнулся красавчик. – Тогда она была бы для меня бесполезна.
Никита простонал сквозь сведённые судорогой зубы.
– Останови это! Он умирает! – вскричала Алёнка.
Кощей повернулся к Никите. Тот стоял на коленях, лицо его оскалилось в страшной гримасе смерти. Пальцы скребли вздутые жилы шеи. В глазах отражался ужас.
– Он оказалась слабее, чем я думал. И глупее. Теперь я могу убить его в любой момент…
Кощей вскинул руку. Алёнка закричала и рванулась. Кика задрожала так, будто Погребальный Звон перекинулся на неё. Но не сдвинулась с места.
– Но я обожду с его смертью, – красавчик двинул тонкими пальцами, дрожь отступила от горла богатыря, будто невидимые руки ослабили хватку.
– Пусть он увидит, что станет с тобой.
На лице Кощея проступила такая чудовищная жестокость, что оно разом утратило всю красивость. Алёнка бешено задёргалась, пытаясь освободиться, но камень держал монолитно.
Никита осел на пол, пытаясь отдышаться. Едва ему это удалось, он приподнялся, но глядел не на Кощея. И не на хозяйку избы.
– Кика… – прохрипел он.
Кикимора распахнула глаза. Она быстро глянула на Алёнку, потом на богатыря.
– Я не справился… Я умру, – торопливо заговорил Никита. – Я хотел защитить её… Но потом увидел тебя и понял… Что тебе помощь нужна больше… чем ей… Ты особая. Ты… Ты… Красивая. Умная. Ты гораздо лучше меня. Я так хотел помочь тебе. Я хотел…
Он торопливо выдавливал слова, превозмогая боль и время. Кощей вытаращил глаза, потом оглянулся на Алёнку и изобразил на лице удивление пополам с брезгливостью. Кика же застыла, слушая богатыря.
– Я не жаловал девиц. Давно решил для себя, что женат на богатырской доблести. Но когда увидел какая ты… Понял, что пожалуй.. не плохо было бы… Как у всех. Дом, детишки…
Кикимора дрогнула. Из глубины очень плотного тела наружу вышел всхлип. В уголках глаз набухли огромные прозрачные капли, прорвались сквозь ресницы и побежали торить дорожки по щекам.
– Но теперь все повернулось против меня… Уходи. Найди моего брата. Он поможет… А я должен попытаться её спасти. Я богатырь. Я должен…
– Ха-ха, богатырь он. Ты ничего не сумеешь, пока не сбросишь Погребальный Звон. А тебе его не сбросить несмотря на всю твою богатырскую весомость. Ты слишком лёгок, чтобы впитать его весь…
Он отвернулся к Алёнке.
– А теперь гляди, от какой участи ты не в силах её уберечь…
Он ступил вперёд и положил ладонь на левую грудь девицы. Алёнка дёрнулась, пытаясь отстраниться. Он прижал её к стене.
– Алтарь. Прими мою жертву. Живую жертву. Вечную жертву этого мира.
Алёнка хотела отпихнуть его руку грудью, но он сам уже убрал ладонь. Девица замерла. Рот её приоткрылся, глаза распахнулись…
С левой стороны груди прямо из плоти вырвался лоскут пламени. Он колыхнулся и запылал, полетели искры. Алёнка откинулась назад и закричала тонко. Она билась и дёргалась, пытаясь вырвать руки и бедра из камня, но тот держал крепко. Она попыталась раскачиваться, чтобы сбить пламя, изогнулась, чтобы прижаться грудью к чему-нибудь, дабы загасить пожар, но даже этого ей было не дано.
Кощей отступил, глядя на её тщетные старания. На лице, освещённом полохами пламени, разгорался восторг и недоброе удовольствие.
– Гори гори ясно… чтобы не погасло. Мне на радость, избе на подчинение.
Алёнка прекратила биться, попыталась замереть. Но боль была столь непереносимой, что тело само собой изгибалось и стенало, полыхая и не сгорая.
– Тебе быть со мной в таком состоянии – вечность, – проговорил Кощей, величаво растягивая слова. – Твои стоны станут для меня музыкой. А твоё тело станет для меня ключом к избе.
Он вскинул взор к потолку.
– Ты хозяйка этого бревенчатого чуда, изба связана с лесом. А я владею тобой.
Он прикрыл глаза, не смотря на страшную боль в груди, Алёнка ощутила стержень в затылке. Мышцы ноги, хоть и были в камне, напряглись, словно хотели шагнуть. Кощей притопнул. Изба качнулась и тоже притопнула.
– Получилось. Теперь лес в моих руках и я смешаю подлунный мир и мир навей. Я вторгнусь в ирей и объединю все силы в своём кулаке.
Он сжал кулак и расхохотался, от переполняющих его сил.
– Доченька… Что же я наделала… – прошептала лежащая на полу Калина и плотнее зажмурила глаза, чтобы не видеть мучений Алёнки.
Череп бесстрастно глядел с полки на тело в гробу.