Дни складывались в седмицы, а человечьего жилья так и не встретилось на их пути. Кика больше не поднимала речь о том, куда ехать. Алёнка решила, что её метод – делай добро и ни о чем не думай – снова сработал, и перестала переживать.
Каждое утро они останавливались в прекрасных местах. То это был пологий берег широкой реки, то опушка леса с живописным лугом. Однажды они очутились на просторной поляне, с которой ночью прекрасно было видно бездонное небо с множеством звёзд.
То, что изба остановилась там, было непривычно. Обычно ночи напролёт она предпочитала топать, а останавливалась лишь утром.
Почуяв остановку, Алёнка вышла на крыльцо. Изба сидела прямо на траве, раскинув, кажущиеся неуклюжими ноги по всей поляне. Ставни были распахнуты во всю ширь.
Алёнка хотела было восхититься видом, но вдруг поняла, что слова грубы и неточны. Девица тихо спустилась вниз и села на траву рядом с избушкой. Чудышко вдруг задрожала, от неё донёсся звук, похожий на вздох.
А потом они сидели так тысячу лет и три года…
– Как здорово, – молвила Алёнка. – Нет ничего лучше посидеть в тиши вместе с лучшей подругой.
Изба ничего не ответила. Она и не умела. Но где-то внутри этих бревенчатых стен Алёнка ощутила нечто тонкое и родное. Она вдруг поняла, что однажды это уже было. С ней ли или с кем то другим? Возможно она видела это во сне, во снах же часто ты совсем другой человек, не как здесь в подлунном мире.
Но она чётко помнила, что вот так же с избой они уже сидели прямо здесь, на этом самом месте и вместе глядели на небо.
– Гляди, падающая звёздочка! Давай загадаем желание.
Алёнка услышала этот голос, будто наяву. В груди разлилась теплота, звезды заблестели в слезинках, выступивших на глазах. Голос был похож на мамин.
Она совсем было открыла рот, чтобы спросить Чудышко, не были ли они знакомы с Калиной, как вспомнила предостережения кота. Алёнка поникла. Невозможно при Чудышко произносить это имя. Тем более в такой момент. Изба неподвижно высилась рядом, словно превратилась в обычный дом. Момент чуда миновал.
Алёнка хотела произнести что-нибудь нарочито бодрое и успокоительное, и снова поняла, что это лишнее. Изба направила свои помыслы внутрь себя, хозяйка отчётливо ощущало это. Неужели это небо и эти звезды и правда были уже у Чудышко, и она, Алёнка, здесь лишняя.
Стараясь не шуметь, девица поднялась и тихо отступила к крыльцу. Изба не шевельнулась.
– У Кики – тайна в прошлом, у Чудышко тайна в прошлом. Даже у Костяши есть тайна – бабушка Яга или Призрачные волки. Все такие таинственные, а я одна прозрачная, как слеза ребёнка.
Но предаваться грусти в тот день ей было не суждено.
***
Стук-стук.
Кот на палатях поднял голову и поставил уши домиком.
Стук-стук.
Звук доносился из печи. Котофей выглянул из-за трубы и потёр усы. В горнице было тихо. Чудышко по-прежнему сидела на полянке, раскинув ноги, хозяйки не было в горнице, Кика оставалась у себя в Любой комнате и ничего не слышала. Костяша впервые наверно глядел не с равнодушным интересом, а заинтересованно.
– Приснилось… – он хотел завалиться назад, как – стук-стук. Звук уже нельзя было игнорировать.
Одним прыжком кот соскочил с печи и утвердил себя посреди горницы на все четыре лапы. Хвост торчал трубой, уши торчком.
Стук-стук.
Зелёные глазищи сузились. Печь. Звук явно исходил из-за плотно прикрытой заслонки.
– Любопытно, – глаза кота загорелись, хвост ударил из стороны в сторону. Перед внутренним взором нарисовалась целиком зажаренная истекающая ароматнейшим соком тушка крупной птахи с выставленными культяпками крылышек. Она так и рвалась из печки в разинутую пасть кота.
Он подкрался к закрытому заслонкой зеву печки. Из оскаленного рта капнула слюна.
– М-м-м! Сейчас станем ку-ушать?!
Бах! Заслонка упала, обдав его волной золы. Из печки прыгнула фигурка, объятая огнём. Кот зашипел и скакнул в сторону, едва не опалив усы.
Пылающая фигурка соскочила на пол и побежала, оставляя на дереве чёрные обугленные кружочки. Изба подскочила и закружилась. Если бы она могла кричать, её вопль разлетелся бы далеко по округе.
Бах. Входная дверь врезалась в стену.
– Что? Где? – вскричала Алёнка. Пылающая фигурка уже взобралась на стол и замерла, словно к чему-то прислушиваясь. Угол стола обуглился и алел радостными угольками.
– Что это такое? – Алёнка встала, огонь отражался в её распахнутых глазах. Изба продолжала неслышно верещать, кот громко завывал в углу, огненный человечек переступил ближе к серёдке стола, отодвигаясь от обугленного края.
– Огневушка-Поскакушка, – вскрикнули над ухом. Мимо девицы проскочило что-то стремительное, по лицу хлестнуло зеленоватым.
Кика одним стремительным движением ухватила с полки Костяшу, накрыла черепом огонёк и замерла, не отнимая рук. Алёнка мигнула: "И чего? Стол-то все равно горит". Кика пристально глядела на череп и чего-то ждала.
Какое-то время было тихо. От обугленного края стола поднимался дымок, пахло гарью. Потом вдруг вспыхнула одна глазница черепа, за ней загорелась вторая. Свет шёл ровны и яркий. Пламени видно не было. Кика медленно приподняла череп. Снизу тоже сиял свет.
– Уф, никогда раньше такого не делала. Слыхала от Ники… Не важно. Главное, что неуспокоенные кости могут удержать огонь Огневушки.
Она осмотрелась.
– Кот, подай палку покрепче, у печи стоят, для Бобрика приготовили…
Кот безропотно протянул толстую берёзовую ветвь с корой. Кика насадила череп на палку. Тот продолжал испускать сияние из глазниц и из прочих щелей.
Кика протянула палку Алёнке.
– Держи. Не выпускай из рук.
Та взяла, опасливо отодвигая от себя подальше.
– И чего мне с этим делать?
– Кот! – Кика сдвинула брови и повернулась к Котофею. – Когда Яга в последний раз за хворостом ходила?
– Ну тык… – кот потёр усы. – Почитай годок как…
– И ты молчал!
– Объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит? – проговорила Алёнка, глядя тот на Кику, то на Котофея. На череп старалась не глядеть, слишком уж слепит глаза. Они будто не слышали.
– Ну а чево я-то? Я ничево. Ягична сама тем занималась, – заныл кот. – Костяша, скажи.
По привычке он обратился наверх, перевёл взгляд на палку в руках Алёнки, прищурился и отвёл взгляд.
– Какой он теперь сиятельный…
Выглядело это донельзя наигранно и неубедительно. То, что Костяша не фыркнул и гордо не задрал подбородок, говорит о небывалой его воспитанности и выдержке. Хотя возможно ему мешала палка воткнутая туда, где раньше была шея.
– Яга занималась, а Алёнка нет, – сказала Кика, уперев руки в бока.
– Что происходит? – Алёнка отвернула Костяшу глазами к стенке. По крайне мере на него теперь можно стало глядеть. – Чем занималась бабушка Яга?
Кот встал перед девицей. Морда приняла донельзя серьёзное и даже торжественное выражение.
– Крепись, Алёнушка. Настал момент истинного утверждения прав на избу.
– Что? – Алёнка заробела. Кика смотрела угрюмо. – Мне никто не говорил про утверждение прав…
– Ты хозяйка избы, – кот продолжал торжественный тон. – А это не только возможность сидеть на крыльце, чаи гонять и на лучик солнца глядеть. Это ещё и великая ответственность. Ведь ты в ответе за нас. Изба – наш общий дом, но хозяйка у избы одна. Поэтому с тебя спрос особый.
– Да что случилось?! Говори ладом, – Алёнка перехватила палку второй рукой. Череп с Огневушкой внутри не был лёгким.
– Понимаешь, Алёнушка, – кот заложил лапы за спину и принялся ходить по горнице туда-сюда. – Изба, хоть и чудесная и на многое способна, но ей тоже нужно, гм, кушать. Скажем так. Или вот печь. Для того чтобы печь топилась – нужны дровишки.
Алёнка неуверенно улыбнулась, потом выдохнула.
– Ну ты, кот, даёшь. Я-то уж думала что-то вправду серьёзное. Дровишек надо набрать? Так мы мигом. С таким светильником даже ночью теперь можно ходить…
Она направилась к двери. Кот мявкнул в спину.
– Не простые те дровишки. Коли простые были, мы бы экую прорву не напаслись.
– А Любая комната? – повернулась Алёнка. – Разве она не может сотворить все, что пожелаешь?
– Она не творит. Она берет, то, что уже есть. Она может взять частичку Леса, но сжигать это нельзя. Это закон леса. Нельзя уничтожать живое дерево и жить при этом в Лесу.
– Живое нельзя, так я хвороста наберу. Мало ли его валяется…
Она отворила дверь и шагнула на крыльцо. Да так и ахнула. Свет из глазниц осветил странное и даже страшное место. Совсем не то, где они были, когда выскочила Огневушка.
Алёнка втянула голову в плечи и сжалась. Вокруг клубами полз туман, со всех сторон их окружали стволы деревьев, которые уходили на невообразимую высь и там терялись в полумраке и белёсых потоках тумана. Впереди ощетинилась от земли до неба стена непроходимых зарослей. Ветви столь плотно переплелись между собой и ощетинились колючками и сучками, что даже худенькая Алёнушка не протиснется. Да что там человек, тут и кот не пролезет, застрянет среди колючих сучков.
Но кроме деревьев было ещё что-то. Хотя из-за сомкнувшейся листвы и хвои неба не видно, было там за ветвями нечто. Оно ощущалось нутром и давило непрестанно. Словно они очутились у высоченной горы, которая круто уходила вверх на невообразимую высоту. Горы, или чего-то ещё…
– Для того чтобы топить чудесную печь избы нужно не обычное древо, а перводерево, – проговорил кот. Уши прижались, сам весь съёжился. – Чтобы его получить, нужно просить разрешения у Хозяина.
– Хозяин? – Алёнка неуверенно улыбнулась. – Это Лесной Мастер что ль?
– Лесной Мастер, он не хозяин. Он просто понял, как этим управиться. Хозяин же, нет, не леса – дерева, – это Перводуб. Или Прадуб. Он настолько стар, что помнит сотворение мира. Кто-то и вовсе говорит, что это из его жёлудя появился наш мир.
Алёнка ощутила озноб.
– Экая древность. И как мне что-то у него просить? Да дерево в жисть не услышит голос такого мураша, как я.
– То мне не ведомо, – усы кота поникли. – Яга никогда не брала меня с собой. Просто уходила и возвращалась.
– А. Наверное это делается само собой. Нужно просто пойти и…
Она качнула черепом на палке.
– Возвращалась выжатой, как раздавленная ягодка. Каждый раз неделями отлёживалась. А один раз и вовсе едва приползла. Лицо в крови, а рука…
– Нет! Не надо рассказывать! – Алёнка едва не выпустила палку. Совсем некстати вспомнилась боль, которую ей устроил Кощей. Ясно теперь, отчего он не торопил с захватом деревни. Хозяюшка сперва должна показать себя, утвердить свои права.
Алёнка ощутила себя малой дитятей, которой дали пряник, а теперь просили за него заплатить. А дитятя и знать не ведает, что такое гривны. Изба впервые подала признаки жизни, переступила ногами, крыльцо качнулась.
– Чудышко, – спохватилась Алёнка. – Ты чего? Ради тебя я все сделаю. Не зря же мы встретились. У меня все получится.
Она отняла от палки одну руку и погладила выпуклый бок бревна. Пальцами ощутила, как воспряла духом невидимая сущность избы.
– Ты меня поила, кормила, приютила. Добуду и я для тебя кушанья.
Алёнка встала на самый краешек крыльца лицом к лесу. Череп на палочки выставила перед собой. Пусть светит. Огромные корявые стволы ощетинились острыми ветками, как рать копьями, нигде не видать прохода.
Она неуверенно оглянулась, остановила взгляд на избе. Вспомнилось, как потеряно та сидела посреди полянки под звёздным небом.
Думала мы сидим вместе, думала мы подруги, но оказалось, что внутри избы сокрыты тайны. Я не единственная подруга. Было у Чудышко ещё что-то… Нет, не Яга. Бабушка Яга на такое не способна. Но кто?! Кто?!
Она пристально уставилась на бревенчатые бока, силясь заглянуть внутрь. Перед внутренним взором чередой пошли воспоминания.
Часть Дремучего Леса оставляет посреди лысины кусок маминого платка.
Котофей бросает из Любой комнаты ей одёжку, а она такая, будто её подобрала для неё мама.
Алёнка прыгает на лежак, за окном звёздная ночь, а обстановка комнатки будто взята из её детства.
Любая комната строит вольер для зверят похожий на тот, который делала для своих котят и щенят мама.
Воспоминания, каждое из которых приближало её все ближе к лицу мамочки.
И череп на палке, который помогает…
Алёнка вздрогнула и затрясла головой. Нет. Это не может быть мама. Он слишком большой и вообще не женский…
Она поглядела на стену из ветвей. О чем я вообще думаю. Сейчас главное помочь Чудышко.
И тут перед ней всплыло новое воспоминание. Поляна, звёздная ночь, избушка, печь, отчего-то крохотная, словно игрушечная. А в ней сияла, разгораясь и чуть затухая в ритме бьющегося сердца, крохотная искорка…
Едва эта картинка возникла в её голове, череп мигнул и выдал два направленных луча из глазниц. Вниз и в стороны он теперь совсем не светил. Лучи ударили в живую стену, внутри леса на это что-то откликнулось. Не смотря на то, что внешне ничего не изменилось, Алёнка вдруг ощутила уверенность.
– Лес – Батюшка, чего же ты? – воскликнула она. – Разве я враг тебе, что ты меня так встречаешь-привечаешь?
Смело ступила вперёд. Изба присела, опуская крыльцо к жухлой траве. Девица не глядя соскочила и пошла дальше, прямо на острые сучки.
– Ты же добрый, не надо изображать из себя злюку. Да и себя зачем обижаешь? Какой из меня враг? Мураш у корня огромного дуба.
Она говорила ласково, словно со зверем, сама подходила все ближе. Кот смотрел на это из дверей избы. Чудышко переступал с ноги на ногу, делала крохотный шажок то вперёд, то назад, словно собиралась удержать хозяйку и не решалась.
Алёнка подобралась к деревьям вплотную и положила свободную руку на колючие ветви. Костяша продолжал светить двумя лучами из глазниц.
– Ну же? Что вы в самом деле? Пустите меня. Я должна исполнить свои хозяйские обязанности. Ведь Чудышко, она тоже ваша. Неужели забыли родню свою?
– Вот это она зря, – пробормотал кот. – Прадеревья не признают ни Мастера, ни его творений. Не знаю, что давала им Яга, как уговаривала…
– Ой! – воскликнула Алёнка. По её ладошке тонкой струйкой потекла кровь. Изба рванула вперёд, деревья мгновенно ощетинились уже не сучками, а острыми, как колья, жердями.
– Тише, – девица вскинула палку с черепом. – Они не специально. Я сама виновата.
По ветвям прошла волна, хотя ветра не было. Деревья качались и сыпали хвоей и трухой. Алёнка поглядела на них, потом на раненую ладошку. В ней вспыхнуло понимание. Смутившись, она протянула руку и размазала кровь по ближайшим ветвям.
– Ради Чудышко мне ничего не жаль, – проговорила она. – Себя не жаль…
Она сунула руку прямо в гущу колючих сучков, раздирая одежду и царапая кожу. Туда же направила лучи Костяши. Лес замер, словно к чему-то прислушиваясь. Или пробуя на вкус, подумал кот. Потом раздались хруст и шелест. Сперва тихий, он все нарастал, ширился. Одновременно с этим вокруг руки Алёнки там, куда светили лучи Огневушки, стали расступаются ветви. Разрез пошёл вниз, до самой земли.
Алёнка ступила в разрез, выставив перед собой череп. Там, куда падали его лучи, было копошение и хруст. Ветви отползали и формировали арочный свод.
– Распробовали, – прошептал кот. – Желают целиком проглотить.
Алёнка оглянулась и улыбнулась им, словно извиняясь за что-то. Изба подалась вперёд, но хозяйка уже отвернулась и шагнула в проход.
– Все будет хорошо, не тревожьтесь за меня… – долетел её тихий голосок.
Она коснулась маминого платка, крепче сжала палку и шагнула под арку. Едва её стянутые косынкой золотистые волосы исчезли внутри, как с тихим хрустом ветви затянули проход, словно его и не было.