А потом дело, наконец, дошло до щей. К вещей радости Котофея.
Они вытащили скамью и оставшийся табурет на крыльцо, Алёнка отыскала в Любой комнате небольшой столик, застеленный красивой белой скатертью с голубыми узорами по краям. Рядом стояла корзинку со снедью. В ней был душистый хлеб, словно только что из печи, здоровенный шмат сала, кусок копчёного мяса источающего одуряющие ароматы. В берестяном туеске лежали лесные ягоды: черничка вперемешку с малиной и земляникой, рядом ещё один туесок с орехами, помимо прочего в корзинке были душистые травы, сочные листики лесного лука, молодой крапивы и щавеля.
Расставив по столу корзинки и тарелки, девица ощутила пустоту, которая будто случайно образовалась у неё в центре столика. Ещё раз сбегала в Любую комнату и обнаружила там небольшой изящный самовар. Он стоял у самого порога и с важным видом пыхал паром из трубы. Ручки его были заботливо обёрнуты материей, будто некто помнил, как Алëнка ожглась о заслонку печи, и старался не бередить её воспоминания. Рядом с самоваром завёрнутые в чистые тряпицы лежали стальной нож и резные деревянные ложки.
– Вот это сказка!
Алёнка поставила самовар посередь стола, уселась было, но тут же подскочила и сиганула с крыльца в лес. Кот не успел поднять свой пушистый зад от скамейки – хлоп! – Алёнка уже вернулась. В руках несколько толстых веток и большой кусок дерева.
– Приметила по пути, Бобрику угощения… – словно извиняясь, сказала она.
– Уф, – кот выдохнул и опустился на лавку. – Я уж думал ты опять…
– Ой, я забыла поблагодарить тебя. Котик, как здорово, что ты дал мне эти замечательные сапожки. Без них я бы я сгинула в лесу. Как есть сгинула.
Она подскочила и отвесила коту земной поклон.
– Благодарствую, Котофей Мурьяныч. Век буду помнить.
Кот замурлыкал, потёр усы и втайне порадовался, что не видно под шерстью, как он краснеет.
После сытного обеда, или уже ужина, Алёнка заварила кипятком из самовара травы из корзинки, вокруг распространился бодрящий дух. Стоило только вдохнуть его, как сердце шибче стучало в груди, а цвета мира как будто становились ярче.
Алёнка встала и подошла к перилам крыльца.
– Не понимаю…
– Что? – поставил уши домиком Котофей.
– Когда я была там, – Алёнка указала рукой на тёмные стволы, проплывающие мимо, – и боялась, лес был именно таким, каким я страшилась его увидеть. Опасности, напасти, чудища.
– И?..
– Погляди на Лес теперь.
Личико девицы было очень серьёзно. Она пыталась понять.
– А что теперь?
Кот впился когтями и челюстью в кусок копчёного мяса и, урча, принялся его поглощать.
– А ты погляди…
Алёнка встала и подошла к перилам, которые отделяли их от близких ветвей сосен.
– Красивый. Спокойный… – она сложила пальцы в щепотку, подыскивая нужное слово. – Добрый!
– Что?! – Котофей даже лакомство опустил. – Добрый?
Зелёные глазищи разом сделались больше.
– Да. Я так бы его теперь и назвала – Добрый Лес, – сказала Алёнка, продолжая сосредоточенно размышлять. – Может быть, то, что было вчера – приснилось мне?
Она вопросительно и даже немного требовательно поглядела на кота. Кот с сомнением поглядел в чащу. Ветви причудливо переплетались, густой подлесок не позволял ничего разглядеть дальше пары шагов. Деревья были столь высоки, что не видно было ни клочка неба. Меж стволов плыл белый туман.
– Не зна-аю. По-моему ты того… – он покрутил лапой у виска и поглядел на недоеденное мясо. – Лес просто боится избушку…
Сквозь ветви прямо на крыльцо пробился луч далёкого солнца. Кот зажмурился, а девица рассмеялась.
– Не похоже, что это страх, – и добавила с непрошибаемой уверенностью. – Лес Добрый! Просто нужно это увидеть.
Она вернулась к столу и беззаботно подняла чашку с отваром. Кот, наоборот, долго сидел, позабыв о мясе, хмурился и шевелил ушами.
***
С каждым днём они забирались все глубже и глубже в лес. Картина с пустым троном оставалось безжизненной картиной. Никто не спешил одёрнуть Алёнку и вернуть избу к человечьим поселениям.
– Может у него какие-то ограничения есть? Раз в седмицу может использовать волшебство картины, – говорила Алёнка. Кот шевелил ушами и молчал. Но в этом молчании каждый раз девица слышала чуть меньше сомнения.
Постепенно её стал отпускать страх. Она меньше косилась на картину и более беззаботно предавалась повседневным делам. А дел прибавилось, ибо после спасения Бобрика Добрый Лес то и дело подкидывал им бесхозных детёнышей. К радости Чудышко среди них не было бобрят.
К исходу пятого дня по горнице весело прыгали лисёнок, зайчонок и суслик. У суслика зубы хоть и походили на бобровые, дерево грызть он не пытался. Еды в Любой комнате хватало на всех, и кот не возражал. Он и так редко слазил с печи.
– Сбежала я от Кощея, – прошептала Алëнка, убаюканная этим умиротворением. Она с улыбкой смотрела, как зверята бегают по горнице. – Вот он, рецепт счастья хозяйки избы. Схоронись подальше и твори добра, сколь сумеешь…
***
Это случилось на следующий день после Алëнкиной похвальбы. Утром, после сна девица остановила избу и вышла на крыльцо. Самоходная избушка, путешествующая куда попросишь – это здорово. Любая Комната, в которой можно найти все, что пожелаешь – ещё лучше. Но Ящер побери, отчего посреди этих чудес никто не додумался предусмотреть банальное отхожее место.
Когда потребность в нем возникла впервые, Алёнка, краснея и смущаясь, так и не решилась сформулировать мысленный запрос. Вместо этого она попросила избушку остановиться и независимым шагом, делая вид, что просто решила ознакомиться с местными примечательностями, отправилась в лес.
Забравшись подальше в кустики, сделала своё дело и наткнулась взглядом на гриб.
– Во! – показала его избе, когда вернулась. – Говорю же, по делу ходила…
Каждый раз так продолжаться не могло. Поэтому Алёнка придушила стеснительность и подошла к коту.
– Котик, а котик. А как бабушка Яга делала это?
– Как и все, – охотно ответил кот. – За столом, ложкой. Бывало, поставит чугун и…
Алёнка брезгливо скривилась.
– На крыльце вот не любила. Продувало её, старая же, пускай и не признаётся.
Новая хозяйка кивала, все ясно про бабушку, хотя её способы мне не подходят, но можно понять старого человека…
– Готовить любила, а вот чугуны да тарелки мыть – нет. Вот мы и были в том состоянии, которое ты застала.
– Тьфу, кот! Так ты про еду, что ли, говорил?
– Конечно. А ты про что?
– А я про то, что после… – Алёнка опять покраснела.
– А-а, так то на улице. У нас и без того грязно было…
Вот и теперь Алёнка ни свет, ни заря вышла на улицу. Лес серебрился капельками росы, стояла абсолютная тишина – ни птаха не крикнет, ни сучок не скрипнет. Девица застыла, заворожённая этим тихим и покойным миром.
– Ты чего? – из приоткрытой двери появился кот. – Окаменела, будто смерть увидала.
Алёнка дрогнула, словно её внезапно разбудили, и обернулась. Глянув на блаженную улыбку, Котофей с тревогой поглядел на лес.
– Кого ты там увидела? Что-то твой "добрый"лес меня настораживает.
– Ты погляди, какая ти-ши-на! – прошептала девица. Кот настороженно дёрнул ушами.
– Как это тишину можно поглядеть?..
– Не будь занудой! – она ухватила его и усадила на перила крыльца. – Слышишь?! Слышишь? Ти-ши-на!
Кот нахмурил лоб и задёргал ушами.
– Ну, тишина, и чего?..
– Тш… – Алёнка подняла палец. Блаженное выражение уступило место напряжённому вниманию.
– Чего "тш"? Сама говоришь – ти-ши-на… – он передразнил Алёнку.
– Тихо. Я что-то слышу. Вон там. В лесу…
Она подошла к краю, изба тут же опустила крыльцо к земле.
– Стой. Куда ты? – кот заволновался.
– Кто-то… – прошептала девица, напряжённо прислушиваясь, – плачет…
Она зашагал к чаще, будто заворожённая. Котофей запыхтел и поплёлся следом.
– Слова, которые всегда знаменуют проблемы. Бобрика притащила, потом этих трёх. Чего теперича? Призрачного волчонка? Будто Костяши нам мало…
Только призрачных волков кот опасался более чем бобров. Отчего – не говорил. Алёнка подозревала тут банальную вражду кошек и собак, но тоже молчала. Ну как обидит своими подозрениями уважаемого Котофея Мурьяныча.
Не слушая кота, девица раздвинула ветви подлеска, поднырнула под раскидистую лапу ели и углубилась в лес. Сперва издалека, а потом все отчётливей до неё доносился звук.
– Да… Кто-то…
Она оглянулась. Изба скрылась за деревьями, зелёные глазищи кота сверкали среди темной хвои.
– Не стоит отходить далеко, – мявкнул кот. – Коли ты потеряешься, дороги назад можешь и не отыскать.
– А ты?
– У меня чутье.
– А у меня – сапоженьки, – улыбнулась Алёнка и притопнула. В стороны разошлась волна воздуха. – Идём.
Морда кота вытянулась. Ой, не кончится добром эта ти-ши-на.
– Ути, гляди какая кро-оха! – раздался из-за ветвей восторженный голос. – Котик, ты только погляди!
Он прыгнул вперёд, да так и встал. Девица стояла спиной к деревьям и показывала большого почти голого птенца с огромной головой, горбатым клювом и с культяпками крылышек.
– Ты что, сбрендила?! – заорал кот. – А ну брось его там, где взяла!
– Но как же… – опешила девица. Личико её сделалось строгим. – Ладно с Бобриком ты был против, но мне казалось, что коты должны любить птичек.
– Так то птичек, а не змиев! Погляди на его размеры – Горыныч вырастет, не меньше! Бросай его скоре… – глаза кота округлились. – А-а-а! Спасайся, кто может!
За спиной Алёнки лапы елей раздвинулись, ближе к верхушкам сверкнул огромный круглый глаз. Рядом торчал здоровенный клюв, который одним движением перекусил бы девицу, попади она в него.
– Ктулх! Ктулх! – прогремело сверху. Алёнка втянула голову в плечи и обернулась. Какое-то время её глаза глядели в огромное и круглое, потом гигантская голова повернулась, и на девицу глянул другой глаз. Тишину леса пронзил визг.
– А-а-а! Чудище! Спасайся, кто может!
Гигантским прыжком она оказалась рядом с котом. Тут явно не обошлось без сапог, человек, даже напуганный, на такое просто не способен. Пихаясь и отталкивая, друг дружку, они ринулись сквозь подлесок. Не чуя ног, забрались на крыльцо и прижались друг к другу, глядя на лес.
– Уф, – сказала Алёнка, утирая пот, выступивший на лбу.
– Едва спаслись, – выдохнул кот, одну лапу прижимая к груди в районе сердца, второй опираясь о закрытую дверь избы.
– Курлык-курлык, – радостно заявил птенец.
– Что-о?! – глаза кота сделались почти такого же размера, как глаза чудища из леса. – Зачем ты притащила его с собой?!
Лицо Алёнки приняло давно ему знакомое упрямое выражение:
– Но котик. Не могли же мы бросить его под ноги тому чудищу…
Кот задохнулся от возмущения. Какое-то время только и мог, что ловить раскрытым ртом воздух.
– Дура, – просипел, наконец. – Это была его мать.
– Ма-ать? – Алёнка неуверенно глянула на птенца.
– Курлык, – радостно произнёс он.
– Ктулх! Ктулх! – раздалось из леса. Бам, бам, бам! Земля содрогалась от поступи гигантских ног. С оглушительным хрустом падали деревья. Изба насторожилась и приподнялась на ногах. Крыльцо при этом оказалось сбоку.
– Я должна все исправить, – решительно молвила Алёнка и направилась к ступенькам. "Курлык", – радостно сказал птенец.
– Ктулх!
Из зарослей боком выдвинулась голова на длинной шее.
– Ктулх! – голова повернулась, глядя вторым глазом. В приоткрытом клюве грозно клекотал тонкий язык.
Бам! Бам! Изба широко расставила огромные куриные ноги. Когти вонзились в землю, захрустело. Дёрн рвался и выворачивался. Окна Чудышко полыхнули алым, ставни и дверь затрубили громкую угрожающую мелодию. Алёнка присела, прижимая к груди птенца.
В сторону птахи выстрелили несколько корней, один обвил лапу и подсек. "Ктулх!"– чудовище начало падать и зацепило несколько деревьев. Те с хрустом развалились на куски. Тонкие, как верёвка, прочные, как жила Горыныча, вспомнила Алёнка котовые слова. Мать птенца, и правда, похожа на гигантского змея.
Клёкот превратился в испуганный, птаха кое-как выпрямилась и отступила. Изба топнула ногой, мать птенца курлыкнула, почти так же жалобно, как её дите, и скрылась в лесу.
Изба гордо выпятила крыльцо и важно вышагивая, двинулась вдоль деревьев. Корни воинственно топорщились в стороны. Алёнка нутром ощутила гордость Чудышко. Уберегла хозяюшку, защитила.
– Что же ты натворила, – пролепетала девица, не решившись сказать об этом вслух.
– Курлык, – горестно вторил ей птенец.
– Не бойся, малыш. Я догоню твою маму.
Прежде чем кот успел, что-либо сделать, Алёнка прямо с крыльца скакнула в чащу. Сапоги слушались её все лучше. По лицу ударила листва, щеку пропорола острая веточка. Девица прижала к себе птенца, закрывая его от леса.
– Что ты делаешь? – мявк кота потерялся далеко позади.
– Я должна исправить ошибку, – ответила Алёнка птенцу в тёплый пух на боку. – Если она сейчас убежит, он никогда больше не увидит мать.
Ноги в нарядных сапожках смазались от скорости, вокруг замелькали стволы деревьев. У Алёнки перехватило дух, коли врежется – мокрое место останется.
Толком испугаться не успела. Обе ноги вдруг выпрямились, выставив вперёд каблуки. Пробороздив лесную землю, Алёнка встала. От неожиданности выпустила птенца. Он пролетел по дуге и мягко плюхнулся в заросли папоротника.
– Курлык, – жалобно донеслось с места падения.
– Ктулх! – громыхнуло сверху. Девица втянула голову в плечи и подняла взгляд. Птаха стояла прямо над ней.
– Курлык! Курлык!
Птенец радостно прыгал рядом с мамой. Птаха ласково подтолкнула его клювом, словно убеждалась, что все в порядке. Потом круглые глаза уставились на Алёнку. Ноздри злобно раздулись, из них ударили струи воздуха. Лапа загребла и дёрнула назад землю.
– Беги-и!.. – донёсся из лесу слабый возглас кота. Алёнка не тронулась с места, её будто заморозило страхом. Как тогда, когда на неё мчался лось.
Бам! Бам! Птаха ступила ближе, длинная шея пошла назад. Алёнке вспомнилась дальнозоркая тётушка, которая точно таким же движением отодвигалась назад, чтобы разглядеть что-то мелкое. А потом девица поняла. Птаха берет размах, чтобы ударить клювом.
Клюв был огромный, с её туловище. Алёнка пискнула и закрылась руками. "Отмучилась, – пролетело в голове. – Зато птенец не отстанет от мамы…"
Бам! Удар поднял тучу пыли и разбросал землю. Под сводами леса повисла тишина, даже птенец затих, напуганный яростью матери.