– Стойте! Я иду с ней!
Кикиморы заволновались.
– Ты не можешь. Тебя не звали. Кикиморы не ссорились с Ягами.
– Я хозяйка избы, – громко провозгласила девица. – Хожу где пожелаю. А теперь я желаю идти с ней.
– Дура! Сгинешь, – зашипело сверху. Кикиморы разволновались ещё больше, обступили девицу и Кику со всех сторон. Куда ни глянь, Алёнка видела их зеленоватые лица и блестящие глаза.
– Изба, котик…
Алёнка вдруг запрыгала на одной ноге, силясь стащить сапог.
– Да снимайтесь же! Для вас стараюсь…
Сапоги что-то услышали в её голосе. Чпок-чпок, соскочили с её ног.
– Ступайте в избу. Надеюсь… – она помедлила и сказала совсем не то, что хотела. – Все будет хорошо.
Она повернулась к кикиморам.
– Коли она идёт, иду и я. Моё окончательное слово.
– Тебе нельзя! – воскликнула Кика. – Ты человек, болота тебя не удержат.
– Так же, как тебя, – улыбнулась девица. – Я гляжу, и в тебе человеческого вдосталь.
Кику эти слова словно по лбу ударили, она отпрянула от Алёнки.
– Ты не понимаешь, – проговорила она тихо. – Меня изгнали. Я не чаяла вернуться, ведь я порченая. Думала, меня ненавидят. Но меня простили. И пригласили вернуться. Матушка Болот призвала меня к себе.
– Может я и наивная, – проговорила Алёнка, – но не держи меня за дуру. Их болото держит, может они и под водой дышать умеют.
Она ткнула пальцем в кикимор. Они легко висели посреди ряски.
– Да. Умеем, – закивали они.
– Недолго.
– Но для Матушки достаточно…
– Вот! А с тобой явно что-то случилось. Твой вес… – Алёнка указала на Кику, которая погрузилась по пояс в зелёный берег болота. – Если пойдёшь, ты погрузишься туда навсегда.
– В этом и цель, – тихо проговорила Кика. – Зато в родных краях. И прощённая. Я мечтала об этом с того самого дня…
Кика оборвала речь, да Алёнка и не слушала её. Девица резко повернулась к кикиморам. В неё словно вселился кто-то мудрый и сильный.
– Слушайте меня, дети болот, – вскричала она. – Если вам она родня, то и мне тоже. Объявляю Кику, кикимору болот этих – сестрицей своей! Она мне родня, и точка. И если ей сгинуть тут суждено, сгину и я. Да будет так.
Слова разнеслись над простором болот, не встретив ни единого препятствия. Ибо над болотами воцарилась полная тишина. Глядели на Алёнку десятки зелёных глаз, глядел с крыльца кот, смотрела красноватым отблеском окон изба. Глядел ещё кто-то, с портрета через неплотно затворённую дверь.
– Ну чего стоишь? – обернулась к Кике Алёнка. – Идём. Всю жизнь мечтала иметь сестру. Теперь, вот, обрела, жаль не на долго…
Она ухватила своей измазанной ладошкой руку Кики, сжала сильно-пресильно и потянула за собой. Вглубь болот.
– Столько любви могла бы тебе дать… – бормотала Алёнка. – Отогреть ледышку, которая у тебя вместо души…
– Любви? – Кика распахнула глаза. – Души? У нечисти не может быть души…
– Есть! Есть у тебя душа. Иначе что бы у тебя так болело!? Ничего, я слыхала, что и пары минуток любви достаточно, чтобы всё поменять. Слышала я одну сказочку про разбойника на кресте. Она внушает надежду…
Алёнка снова потянула Кику вглубь болот. Кикиморы молча наблюдали за её стараниями. Кот замер на крыльце, его усы дёргались, будто он что-то быстро говорил. Может, пытается убедить Чудышко убраться отсюда подобру-поздорову.
– То, что происходит, это только мои дела, – вскричала Кика с раздражением – Ты тут не при чем. Убирайся.
Она попыталась выдернуть руку из ладошки девицы.
– Нет! И мои тоже! – крикнула Алёнка в ответ. – Это моё дело!
Вцепилась ещё сильней, откуда и силы взялись. При всём своём весе Кика не могла от неё освободиться. Алёнка оглянулась на собравшихся кикимор.
– Болотный народ! Одного прошу – не обидьте Чудышко, избушку мою. И кота Котофея. И сапожки мои. Ничего плохого вам они не делали…
И не оглядываясь более, побрела вглубь болота, с трудом переставляя ноги.
Какое-то время было тихо, потом сзади донеслось хлюпанье и бормотание.
– Не пойми что. Девчонка. Взялась на мою голову…
Они побрела рядом, две упрямые фигурки, с каждым шагом погружаясь все глубже и глубже. Кикиморы глядели на них, все больше ропща и переглядываясь. Вода подымалась стремительно. Вот уже мутная жижа обступила тело по самое горло. Под ногами же твердь столь зыбкая и ненадёжная, что Алёнка поняла – ещё шаг и для неё всё закончится.
Вскинула глаза, чтобы напоследок посмотреть на небо. Вот бы увидать чистое небушко, хоть на миг один.
По рядам кикимор прошёл выдох. Из небесной стены облаков будто вынули кирпичик, сквозь отверстие проступила ослепительная голубизна, и ударил одинокий луч солнца.
– Спасибо Добрый Лес, – прошептала Алёнка, сыра земля ушла у неё из-под ног, и она ухнула под воду. Дин дон, Дин дон – донёсся перезвон со стороны избы.
***
– Стой.
Тяжёлая рука Кики цапнула её и выдернула назад, как огородник репку.
– Пусти! Я хозяйка избы, – принялась отбиваться девица. – Что про меня твои подруги подумают?
– Тише ты, – рявкнула Кика, хотя взгляд её говорил совсем о другом. – Это я и хотела узнать. Ты там что-то про сестру говорила? Будто бы она у тебя… Будто это… я.
Последнее слово почти прошептала.
– Сестру? У меня даже подруг никогда не было, – молвила Алёнка. – Я же сирота. Да ещё и не от мира сего. Откуда у такой никчёмы сестры да подруги. Петрусь вот привечал, да и тот… – она махнула рукой и всхлипнула, по щекам потекли слезы.
– А ты хоть и холодная, не рассказываешь ничего. А ведь от птахи меня защитила. А потом Волчок. Тебя как подменили. Такая добрая стала, душевная, словно другая. Я поняла – холодная – это маска такая. Для чего, почему – не ведаю, да только какую боль надо испытать, чтобы вместо доброй и тёплой такую маску на себя натянуть.
Она уже рыдала в три ручья. Вокруг неё по болоту расходилось более светлое, чем остальная жижа, пятно влаги.
– Я когда это разглядела –полюбила тебя. И ту, что хорошая, да и холодную маску за одним. Потому как нельзя же любить кусками. Это вон у Серуни кусками. Он деньги любит, а людей нет. Разве любовь это, когда кусками? Вот я и полюбила тебя, всю целиком. Подумала, вот бы мне такую сестрицу заиметь. Старшую, сильную. А потом и вовсе стало казаться, что мы уже… семья. Почудилось…
И она расплакалась окончательно, как маленькая девочка, окунутая суровой жизнью в настоящее горе.
Навалилась тяжёлая жалость. Как с ней обходилась тётка Параскова, как тогда смотрел Петрусь, как Яга хотела сварить живьём, как Кощей играл на струнах боли, как Мара влезла в саму душу. И вдруг так заманчиво показалось заиметь сестрицу, такая надежда вспыхнула в груди, такая глупая и никчёмная надежда на то, что это может оказаться правдой. Настолько все это манило, что план не дать Кощею с Марой ни одной крупицы, похоже, пошёл прахом. Часы не простят ей этого поступка.
С сестрицей я и маму бы скорее отыскала… И Чудышко бы в обиду не дала…
Кика ещё раз дёрнула её, оттаскивая к берегу. Алёнка пикнула, начала было сопротивляться, но вдруг наткнулась взглядом на лицо кикиморы.
Оно было мокрым от слез и будто сияло. Потом на Кику снизошло странное выражение решительной торжественности. Она повернулась в сторону болот и громко произнесла.
– Видать судьба мне такая… Матерь болот. Я… Я… – она содрогнулась всем телом и едва вышептала… – отказываюсь от приглашения.
Громыхнуло. Болото дёрнулось, как один огромный зверь. Из глубины пошли влажные чавкающие звуки. Алёнка вдруг провалилась в странное состояние. Она не утратила слуха, звуки витали вокруг неё, как и раньше. И мысли продолжали суетливо пихаться в голове. Но одновременно она будто провалилась в тишину. Как тогда, у перводуба.
И она почувствовала молчаливый ответ болот. Его тоже сложно было заключить в грубые слова. Она просто ощутила вселенскую печаль и одновременно…
Алёнка застыла, нутром стремясь понять то, что ощутила. Неужели…
– Да будет так, – проговорила первая кикимора. – Отныне тебя вычеркнут из памяти болот.
Кика с болью вгляделась в просторы ряски, словно пытаясь навек запечатлеть их в памяти, потом резко отвернулась и протянула руку Алёнке.
– Идём, сестрица. Нам многое нужно друг другу сказать.
Алёнка посмотрела на неё сияющим взглядом и рассмеялась звонко.
– Сестрица. Спасибо.
Голос Кики посуровел:
– Отныне, пока я с вами, путь в болота вам заказан.
Не оглядываясь, она направилась к избе. Алёнка поглядела на главную кикимору.
– Простите… Я почувствовала… Мне показалось, что ваша матерь, когда Кика отказалась к ней идти, помимо печали ощутила радость и облегчение.
Кикимора окинула её долгим взглядом.
– Не ожи-и-идала от хозяйки избы такой чуткости.
Алёнка просияла, сжав кулачок.
– Значит я права. Спасибо вам, владычицы болотные. Спасибо…
Она поклонилась в пояс и поспешила к избе.
– Постой… – Алёнка обернулась, кикимора скатилась ей вслед острыми зубами. Девица не сразу поняла, что это улыбки. – Мы рады, что у нашей бывшей родни есть такая, хи, сестрица.