Однако на время трапезы игрушку однозначно следовало убрать. Но у кого бы оно получилось? Расставаться со шкатулкой малышка отказалась напрочь и никакие уговоры на нее не действовали. Она на любое мое возражение мотала головой в отрицательном жесте.
На первый раз пришлось сдаться. Каша остывала, леди бабушка то и дело бросала в нашу сторону недовольные взгляды, а я сама умирала от желания наброситься на еду.
Все же когда привыкаешь есть в одно и то же время, отчего-то потом голод именно в этот час и приходит. В академии нас кормили по расписанию и завтрак для меня наступил еще десять минут назад. Он наступил, а я пока даже крошки хлеба не попробовала.
Зато леди Сабира уплетала кашу, вообще не замечая, что жует. Я ей и кусочек сыра подсовывала, и вареное яйцо в другую руку вкладывала. Хлеб и теплая вода. От чая девочка отказалась, но зато с удовольствием похрустела огурцом. Ночной набег на кухню не испортил ей аппетит и, кажется, остался незамеченным для обитателей этого дома.
Для обитателей этого дома, не участвующих в ночном чаепитии.
– Леди Волдерт, разрешите спросить?.. – отставив в сторону пустую тарелку, я как и женщина мелкими глотками пригубливала ароматный чай.
– Спрашивайте. – любезно позволили мне.
– Я хотела узнать, почему в покоях леди Сабиры совсем нет портретов ее родителей? Ваша внучка чудесный и смышленый ребенок. Она очень многое знает и может указать или принести то, что я называю. – подсластила я таблетку, которую намеревалась вручить. – Но при этом она совершенно не говорит. Совсем.
– Не совсем, не стоит сгущать краски. – ожидаемо не согласилась женщина. – Иногда она называет меня “ба” и лопочет что-то себе под нос.
– Ба – это не полноценное слово. – мягко пояснила я. – Когда я проходила обучение, у нас было несколько совместных пар с потоком нянь, и я хорошо помню, что профессор рассказывал о маленьких детях. Для них любое обучение – это в первую очередь интересная игра, но и быт нельзя упускать. Необходимо проговаривать вслух все, что ты делаешь и, конечно, общаться с малышом на равных. И тогда, когда-нибудь он обязательно начнет тебе отвечать.
Леди Волдерт мрачнела на глазах. Но и отступать мне уже было некуда. Ответственность за эту малышку теперь лежала на мне, а значит, именно мне полагалось разобраться с ее молчанием.
– Вы хотите сказать, что я недостаточно разговариваю со своей внучкой? – припечатала леди, пуская в меня первые незримые стрелы.
Я не стала ни соглашаться, ни опровергать ее слова. От греха подальше.
– Я хочу сказать, что для того, чтобы ваша внучка заговорила, мне необходимы портреты ее родителей. И лучше по отдельности, так я смогу придумать разные вариации занятий. И, конечно, нужны напольное зеркало и портрет девочки. А еще…
– Не много ли вы требуете?! – возмутилась леди, но как-то без огонька, как будто ее мои слова позабавили.
– Немного и это только начало, полагаю. – оповестила я, скромно потупив взгляд. – Еще я хочу вас сразу предупредить, что отныне все трапезы будут лишены тишины, поэтому если вы страдаете мигренями, вам лучше принимать пищу отдельно.
– Я не страдаю мигренями. – вспыхнула бабушка Сабиры, сжав губы гармошкой.
Так вот в кого девочка так воображала! Впрочем, чему удивляться? Дети всегда копировали тех взрослых, которые находились с ними рядом. Это как у животных. Перенимание повадок и привычек помогало выжить не одному поколению магов и людей.
Не зря же говорят: хочешь узнать, каков ты на самом деле, посмотри на своего ребенка.
– И это замечательно. – искренне улыбнулась я. – Вы распорядитесь принести портреты?
Я не ожидала встретить сопротивление в этом вопросе. Но именно его и встретила. Нет, распорядиться принести портреты сына или внучки из галереи леди Волдерт не отказалась. Загвоздка возникла из-за портрета мамы девочки. Женщина не понимала, зачем я желаю привнести в их жизнь ту боль, которую они так долго выкорчевывали.
Что будет, когда ее сын вновь увидит портрет своей покойной жены? Зачем Сабире видеть его, если ей никогда уже не удастся узнать эту женщину?
Беседа выходила по-настоящему трудной, но я была вынуждена настаивать на своем. Обычно первые простые слова, которые говорили дети, относились именно к тем близким, какие его окружали. Мама и папа – что может быть проще?
Да и нужно напоминать малышке, как выглядит ее отец. Сам мужчина бывать дома чаще не мог, а даже если да, то зарывался в кабинете за работой – так рассказывала Марги. Он словно убегал в дела из реальной жизни, стараясь уйти в них поглубже и наподольше, что естественно сказывалось на его общении с дочерью.
И на ее общении с ним, а это уже было куда важнее.
И да, я прекрасно понимала, что своими требованиями могу разворошить старые раны, но действовала исключительно в интересах ребенка. Им всем следовало пережить эту смерть, отболеть ее и двигаться дальше, а не прятать эту боль туда, где бы она продолжала медленно вытягивать силы.
Да и девочка должна была знать, как выглядела ее мать. Повзрослев, она все равно станет задавать вопросы, а потому лучше заняться этим сейчас. Ведь потом она с удовольствием будет слушать о том, какой была ее мама и как сильно она ее любила.
У каждого из нас есть истоки. Я была уверена, что их нужно знать.