Аня лежала на полу совершенно обессилев. Вчерашний день выходил за рамки того, что в принципе мог обработать и осознать ее мозг. Потому они с Эваном решили устроить себе день перерыва от всяческих забот и просто побыть в тишине. Так, Аня расположилась на полу, готовая слушать чтение Эвана. Им нравилось проводить досуг за чтением книг вслух. Пока Эван заваривал кофе, Аня успела притащить триллер «Йеллоуфейс», который они выбрали в этом месяце.
Ане не хотелось ничего делать, потому она просто разлеглась на полу, имея твердое намерение заставить Эвана читать до потери сознания. Он очень здорово читал. Профессионально.
– Не хочешь лечь на диван? – уточнил мужчина, входя в гостиную.
– Нет. – Аня немного изогнула спину, опираясь макушкой на пол.
– Я достану плед, – сообщил Эван, ставя возле нее чашку.
Внезапно у Ани зазвонил телефон. Анин телефон, переведенный в режим «не беспокоить», звонил только тогда, когда на другом конце провода у человека, который вообще никогда не звонил Ане, появлялась чрезвычайно важная информация.
– Не ответишь? – Эван достал из шкафа плед.
Аня перестала лежать посреди комнаты, села, скрестила ноги по-турецки и вся сжалась. Телефон не переставал звонить. Эван с интересом наблюдал за происходящим. Наконец Аня, будто бы успев прочитать молитву, ответила на звонок.
– Привет, мам… – протянула она по-русски.
Надежда Петровна не звонила дочери с того момента, как та перешагнула черту таможенного контроля в Пулково. Если подумать, даже раньше. Просто изначально, Надежда Петровна верила, что ее разумненькая Анечка не станет творить такую редкостную дурость. Поэтому с той минуты, как Аня сняла все деньги с накопительных счетов, отказалась идти в штат университета и получила визу, Надежда Петровна мучала дочь молчанием. Едва ли в этом был какой-то толк: Аня привыкла к игнорированию как методу давления, поэтому скорее чувствовала облегчение от того, что мать не выедает ей мозги.
Неблагодарная девчонка даже не подумала извиниться перед матерью за все нервы, которая та на нее истратила! А Надежда Петровна, между прочем, не какой-нибудь бездушный истукан, а трепетная натура! Она покоя и сна лишилась! Поправилась на четыре килограмма! И непременно бы сошла с ума, если бы не славный Максимушка.
И, возможно, Надежда Петровна бы продолжила медленно прощать свою нерадивую дочь, но вчера случилось страшное! Худший из кошмаров Надежды Петровны воплотился наяву:
– Анна, шалашовка ты неблагодарная! – заорала она в динамик. – Почему мне за тебя вечно краснеть-то приходится?! Почему, ты не можешь вести себя, как ведут нормальные дети! Как ведет себя Максимушка? Как ему перед друзьями-то объясняться? А что в институте у тебя скажут? Да такую шалаву же на работу обратно не примут! А я? Ты о матери вообще подумала? Меня же с поста снимут.
Надежда Петровна горько зарыдала. А расторопный Максимушка, принесший ей радостные вести, замельтешил возле несчастной директрисы ГБОУ СОШ №310. Он спешил преподнести своей самой любимой женщине валерьянку.
– Мам, я не понимаю? – Аня нахмурилась, подтягивая к груди колени.
– Чего ты, проститутка малолетняя, не понимаешь?! – взвыла Надежда Петровна.
– Не понимаю, что я успела сделать… – солгала Аня.
Все она прекрасно понимала, точнее, понимала не прекрасно, но уж слишком хорошо она знала свою мать, чтобы предположить: вся проблема во вчерашнем выходе. Надежда Петровна тем на Максимку была похожа – они оба боялись любых отклонений от нормы. А то, что Аня засветилась на красной дорожке, то что все соцсети сегодня гудят о том, что непонятная русская девица стала новой пассией самого Стоунхарта – уж точно далеко от нормы.
– Ты спишь с этим стариком за деньги?! – закричала мать.
– Да, он обходится мне в тысячу за час. – Аня печально покосилась на Эвана.
– Притащишь в подоле, домой можешь не возвращаться! – взвизгнула Надежда Петровна так, будто бы кто-то прищемил крысе хвост.
– Мам, мне 26, в рамках современной социальной политики я уже старородящая. Может быть пора кого-нибудь в подоле принести? – она снова откинулась на пол и закрыла лицо руками.
– Анна! Ты там последние мозги растеряла?! Максимушка показывал, как ты стала одеваться и размалевываться! Думаешь, обкромсала волосы и стала особенной? Нет, моя дорогая! Вот увидишь, этот старик тебя бросит и ты умрешь от гонореи в какой-нибудь канаве!
– Я непременно отправлю тебе письмо из этой самой канавы. Мам, если ты не хочешь сказать мне ничего более приятного, я пожалуй пойду займусь безудержным сексом со своим стариком. А вам с Максимушкой всех благ и счастливого дня!
Аня повесила трубку, надеясь, что маму не хватит удар от ее хамства. Не часто она была такой дерзкой и все же… Не последовало того самого облегчения. Аня расплакалась. От обиды и несправедливости. Чем она заслужила такое обращение? Аня всегда была образцовой дочерью, но Надежде Петровне вечно мало. Как она может говорить такие жуткие вещи? Аня перевернулась на бок и свернулась в клубочек. Ей хотелось, исчезнуть. Раствориться в ворсинках ковра, затеряться среди пылинок под диваном.
Эван все еще не говорил по-русски, поэтому едва ли понял, что именно случилось, но подозревал, что частично виновен в том, что сейчас произошло. Он лег на пол рядом с Аней и крепко прижал к себе. Он не будет спрашивать, если она сама не захочет рассказать, но он будет рядом столько, сколько ей необходимо. Как же сильно Эвану хотелось забрать всю ответственность за Аню себе.