Пришпиленной бабочкой спал эльзевир45
в витрине холодной, горел
на крыльях его католический мир
от тысяч неоновых стрел:
тяжёлые буквы в тяжёлых словах
потоком спускались с небес
и затвердевали на шлемах, щитах,
чтоб страхом наполнился бес;
крестьянин пахал и молился монах;
торговец на рынок спешил;
усталый учёный на серых листах
вселенную с Богом творил.
А в келье его, на дубовом столе,
лежал молодой эльзевир.
До встречи же, кокон, чрез пять сотен лет!
Пусть твой разгорается мир!
Санкт-Петербург