Таксомотор вильнул к обочине и остановился. Выглянув из окна, водитель поморщился:
– Эхма, а я-то думал, беглянки из Девы.
Он хотел тронуться, но Тьяна встала перед капотом, а Мару вцепился в край опущенного стекла. За поворотом их вряд ли поджидал десяток других машин: час был поздний, да и они, одетые в рваные грязные балахоны, не выглядели привлекательными пассажирами. Оба понимали: водителя надо задержать и убедить подобрать их.
– Мы лучше, чем беглянки из Девы, – сказал Мару. – Они бы не заплатили так щедро.
– Даже боюсь предположить, где ты прячешь деньги, парень, – хрюкнул мужчина.
– Деньги – дома, – спокойно ответил Медович и тотчас продиктовал адрес, рассчитывая на догадливость водителя: в названном районе жили далеко не бедные люди.
Расчет оказался верным. Почесав лоб, мужчина залихватски махнул рукой, будто шел на рискованную сделку.
– За такой видок возьму двойную плату, – предупредил он. – Всю машину обляпаете. Да и…
– Заплачу четверную, если перестанешь болтать, – перебил Мару.
Открыв дверь, он пропустил Тьяну и сел рядом. Внутри «Дюза» приятно пахло новой тканью – похоже, водитель недавно заменил обивку и неспроста беспокоился за салон. После поездки кресла снова придется перетягивать или, по крайней мере, тщательно чистить. С балахонов, особенно Тьяниного, капала грязь. С ног осыпались веточки, хвоя и листья. К уютному аромату велюра примешивался запах мокрого пепелища. «Дюз» тронулся.
Тьяна всё еще не знала, что произошло в поселении. Пока они с Мару пробирались к дороге, было не до разговоров, а вскоре остановился таксомотор. Десятки вопросов подступали ко рту, жгли язык, но Тьяна сдерживалась. Мару, очевидно, не будет обсуждать случившееся при постороннем человеке. Захочет ли обсудить с Тьяной – тоже под вопросом. Голову распирало от догадок, но они не имели ни логичного начала, ни убедительного конца, а следовательно, и смысла. Всё терялось в тумане. Чтобы хоть немного отогнать его, Тьяна перебрала факты, которые успела узнать.
Яблонька жила в парке, скрывая мистерианскую внешность и каким-то образом «помогая» отчаявшимся людям. В прошлом её что-то связывало с Остором Ястребогом, о чем Тьяна узнала, случайно увидев их совместную фотографию. А еще старуха опознала в Мару отпрыска древнего рода и явно не обрадовалась этому.
Затем на поселение кто-то напал, Яблонька выпила «Огнетвор» и еще одно зелье, способное растворить человека в воздухе; Тьяна слышала о первом, но ничего не знала о втором. Остальные люди в поселении – если не все, то большинство – последовали примеру старухи.
А значит, сейчас они мертвы.
Тьяна читала, что «Огнетвор» используют в войнах, но прибегают к нему в крайних случаях. Для него нужен доброволец, готовый пожертвовать жизнью. Выпив яд, солдат ненадолго обретает огненное дыхание, а потом сгорает изнутри. Противоядия от «Огнетвора» не существует.
С какой целью все эти люди пожертвовали собой? Чего от них хотел Мару? Почему старуха, раскусив его, заговорила о воровстве, лжи и предательстве?
И как, Хитвик побери, накидка Осславы оказалась рядом с поселением?
Вопросы прокручивались в голове, словно карандаши в точилке, и становились всё острее. Тьяна вся издергалась, мысленно подгоняя таксомотор. Наконец, «Дюз» подъехал к знакомому дому из желтого кирпича. Окинув его взглядом, водитель крякнул, повернулся к Мару и сказал:
– Ничего, если барышня посидит в машине, пока вы ходите за деньгами? – Тьяна отметила, что он перешел на «вы». – Надеюсь на ваше понимание, я еще не возил столь, кхм, необычных пассажиров.
Посмотрев на Тьяну, Мару сказал:
– Нет. Останусь я, а девушка…
– Иди, – возразила Тьяна. – Мать узнает тебя в любом виде, а меня вряд ли. Ты же не хочешь, чтобы она вызвала патруль, приняв меня за вора? Ну или сразу застрелила? – Тьяна изогнула губы, вспомнив, как познакомилась с Осславой.
На лице Мару читалось сомнение: он не хотел оставлять Тьяну одну в машине. После пожара и побега у него, похоже, обострилось чувство опасности. Или чувство ответственности за ту, кого он втянул в свою авантюру. Или еще какое-то чувство… Тьяна не забыла, как он провел пальцами по ее ногам. Так невовремя, так неправильно, но эта неуместность придавала прикосновению особую остроту. По коже пронеслись мурашки.
– Я быстро, – Мару выскочил из «Дюза».
Откинувшись на спинку, Тьяна прикрыла глаза. Вопросы тотчас атаковали сознание. Проблемы перекидывались со дня на день и разрастались, словно ползущий по сушняку огонь. Отравление, смерть Велимира и Млады, пожар в поселении. А между ними – тайна часовни, прошлое Старика и Яблоньки, её слова о древних…
– Вы всё ж таки беглецы, да? Из Арки? – водитель вырвал Тьяну из мысленного вихря. – Не бойтесь. Не осуждаю и не сдам. У меня там тетка лежит, то еще местечко. – И он поглядел на нее со странным сочувствующе-настороженным выражением.
Тьяна не сразу поняла, о чем речь, а когда вспомнила – нахмурилась и помотала головой. Аркой звалась лечебница для душевнобольных, расположенная за Верхом, на лесистых холмах у Китовой скалы. Тьяна узнала о лечебнице, когда поступила в Деву и сообщила соседке по комнате, что не задержится тут – переведется в Старика. Тогда она услышала: «В эту самую академию, куда берут одних богачей? – Власта хихикнула. – Да по тебе Арка плачет, Тьяна Островски!». Это была шутливая пугалка, но вскоре оказалось, что Арка – не повод для смеха.
В конце первого круга одну из учениц, Пашню Норов, забрали туда на лечение. Год для Пашни начался неплохо, но к лету она вдруг сильно увлеклась насекомыми: ловила, отрывала лапки, крылья и хоботки, а после складывала маленьких мертвецов в карманы. Когда там не оставалось места, дохлые мухи и жучки переваливались через край: то в столовой кучка обнаружится, то по коридору растянется хитиновый след. Это пугало некоторых учениц, и настоятельница приняла меры. Приехали три женщины в белом, крепкие и мрачные, схватили Пашню, проволокли по коридору и затолкали в машину с решетками на окнах. Пока ее тащили, Пашня вертелась и кричала – дико, будто теперь у нее отрывали конечности. Кто-то из учениц пропищал: «А ее вылечат?», и мастерица-переводчица, осенив себя знамением ликов, ответила: «Из Арки, говорят, самый короткий путь к богам». Что в итоге стало с Пашней, Тьяна не знала. В ее сердце и голове было не так много места для сокружниц: в то время его занимали яды и переводы. Занимала академия Старика.
– Как договаривались. – Медович, вручив водителю горстку золотников, протянул руку Тьяне. – Идем. Мать в ужасе, но ждет нас.
Осслава, запахнувшись в струящийся изумрудный халат, стояла на пороге. Глаза в пол-лица, руки прижаты к груди. Увидев Тьяну, она ахнула, мягко обхватила ее за талию и повела в дом. Мару объятий не досталось – лишь строгий взгляд через плечо.
Перешагнув порог, Тьяна вдохнула аромат свежих цветов, старого дерева, духов, теплых булочек и маревского чая. Запах уютного дома. Тело, наконец оказавшись в безопасности, превратилось в медузье желе, и Тьяна едва устояла на ногах.
– Всемогущие лики! – воскликнула Осслава. – Во что ты втянул бедную девочку, Марувий?
– Я…
– Ни слова, – тотчас оборвала хозяйка дома. – Сначала нужно привести вас в порядок. Это что, кровь? – она уставилась на пол, где появились черно-алые следы. – Надо вас отмыть и обработать «адским камнем». Архар, помоги Марувию. Яришка, набери воду в нижней ванной.
Только теперь Тьяна заметила, что за спиной Осславы стояли слуги – пять или шесть человек. Где они прятались в прошлый раз? Получив команды, двое из них кинулись в разные стороны: белобрысая девушка-тростинка юркнула под лестницу, а приземистый бородач шагнул к Мару. Третий слуга, полный юноша лет двадцати, поймав мимолетный взгляд хозяйки, устремился на второй этаж. Посмотрев ему вслед, Медович отмахнулся от бородача:
– Не надо, Архар, я сам.
Тьяна, покосившись на Мару, позволила Осславе увести себя. Идти далеко не пришлось: под лестницей обнаружилась дверца, а за ней – ванная комната. В доме Медовичей она, должно быть, считалась маленькой, но у Тьяниных родителей была в половину меньше.
Осслава тотчас усадила гостью на мягкую скамью и опустилась рядом, дожидаясь, пока Яришка наберёт ванну. Массивная чаша, стоящая на львиных лапах, была отделана под бронзу. На полках слева лежали стопки белых полотенец, столь пушистых, что напоминали облака. Справа поблескивали хрустальные флаконы с маслами и шампунями. Пахло можжевельником.
Закрутив вентили, Яришка подняла взгляд на хозяйку.
– Принеси гостье сорочку, халат, белье и домашние туфли.
Когда служанка вышла, Осслава потрогала воду и удовлетворенно кивнула. Тьяна заметила, что на ее халате появились безобразные пятна, прямо на искусно вышитых листьях мяты. Накатила неловкость, но тотчас отступила. Если Тьяна начнет извиняться за вещи, она нескоро доберется до ванны. Халат-то еще можно спасти, а вот золотое платье, сумочка, накидка – всё кануло к Хозяину последнего пира.
Накидка. Как же она оказалась в той луже? Тьяна нахмурилась, поймав смутную догадку.
– Тьяна, дорогая, – мягко обратилась к ней мать Мару, – только скажи, и я останусь с тобой. Не хочу смущать, но если нужна помощь…
– Я справлюсь. Благодарю.
Понимающе кивнув, Осслава изумрудной змейкой скользнула к двери и обернулась на пороге.
– Если спрошу, что случилось, мне стоит рассчитывать на честность?
Тьяна, посмотрев ей в глаза, медленно покачала головой из стороны в сторону. Мать Мару заслуживала хотя бы такую правду. Она грустно улыбнулась и вздохнула, принимая Тьянин ответ.
– Скорее снимай эти лохмотья и погружайся в воду. «Адский камень» ты найдешь на полке с шампунями. – Дверь беззвучно закрылась.
Тьяна немедля последовала совету Осславы. Ноги защипало, как только они опустились в ванну, но это была исцеляющая, почти приятная боль. Вода обхватила тело и прогрела до костей. Мыло, покусав ссадины, оставило на коже тонкий аромат герани и ощущение свежести.
Робко окликнув из-за двери, в ванную вошла Яришка: сложила одежду на скамейку, поклонилась не глядя и убежала. Тьяна была рада, что ни Осслава, ни ее слуги не навязывали заботу. Выбравшись из ванны, она растерлась полотенцем и осмотрела себя: колени – содраны, подошвы – исцарапаны-исколоты ветками, хвоей и камушками. Взяв с полки «адский камень», Тьяна быстро прижгла ранки. Она бы с удовольствием еще понежилась в теплой ванне, но куда больше ей хотелось поговорить с Мару. Дом Осславы велик, а значит, тут наверняка найдется укромное место для беседы.
Завязав халат, Тьяна распахнула дверь. Охнула и отпрянула.
За порогом, чуть не прижимаясь к створке, стоял Мару. Приложив палец к губам, он протянул стопку одежды, в которой Тьяна узнала свою форму. Туфли и сумки Медович тоже прихватил, а сам облачился в новый костюм, ботинки с шляпу. Судя по всему, он не собирался задерживаться в доме матери ни на минуту. Тьяна предпочла бы – разумеется, после разговора – подремать пару часов на пуховой перине, но молчаливое предложение Мару ее устроило. Она кивнула, взяла свои вещи и скрылась в ванной.
От лестницы до входной двери было всего каких-то двадцать шагов, но Тьяне и Мару не удалось преодолеть их. Шли быстро и тихо, но Осслава опередила: выпорхнула из гостиной и встала, расставив руки. Рядом возникли Архар и другой слуга – широкий, как шкаф.
– Мама, – холодно сказал Мару, – нам с Тьяной пора.
– С моей стороны будет очень негостеприимно отпустить вас, не напоив чаем и не накормив булочками, – произнесла Осслава, не сдвинувшись с места. – А с вашей стороны будет очень неосмотрительно уйти, пока Венес, – она указала глазами вверх, – не выяснил, что случилось в городе и не угрожает ли вам опасность.
«Венес – тот слуга, который убежал на второй этаж, – догадалась Тьяна. – У Медовичей наверняка есть телефон. И уж точно есть связи, чтобы узнать про пожар. Раньше, чем из газет».
– Если ты забыла, мы студенты академии, – сказал Мару. – Утром нам нужно быть на занятиях.
– Первый паром отправляется в семь утра, а сейчас половина пятого. У вас есть время на булочку с чаем, а у Венеса на пару важных звонков. Либо, – Осслава сделала паузу, – вы можете сами всё рассказать.
– Твой «домашний арест» – просто фарс. – Мару, взяв Тьяну за руку, пошел вперед. – Мы уходим. Если хочешь, чтобы Егрон и Архар схватили нас, самое время отдавать приказ. – Яд, вмерзший в лед: так звучал его голос.
Осслава не обратилась к слугам. Пристально посмотрев Тьяне в лицо, она опустила руки и спросила – с какой-то новой, жесткой интонацией:
– Дорогая, мой сын поведал тебе, почему дважды не доучивался в академии? Не переходил на следующий круг?
Мару остановился. Поглядев на Осславу из-за его плеча, Тьяна отрицательно качнула головой. Она подозревала, что в вопросе кроется какой-то подвох, но не понимала, куда клонит мать Мару. Он молчал, не пытаясь остановить Осславу, но Тьяна чувствовала, как напряжена его рука.
– Думаю, тебе надо знать. Для твоей же безопасности, – мать Мару смотрела Тьяне в глаза. – Марувий дважды покидал академию из-за болезни. Из-за душевной болезни. Такова страшная правда нашей семьи.
Рука Медовича дрогнула, но всего раз. Тьяна подняла на него взгляд, пытаясь понять, что делать с новым неожиданным знанием. Если Мару болен, как это повлияет на нее? На их дела? На их вынужденное партнерство? Ни в твердой линии подбородка, ни в отточенном профиле Медовича не читалось ответов. Он бросил на Тьяну короткий взгляд и чуть расслабил пальцы, словно ожидая, что она отстранится. Тьяна, напротив, крепче сжала его руку. Она не знала, почему, и не хотела копаться в себе. Сделала – и всё.
Получалось, водитель не так уж ошибся, упомянув Арку.
– Раз начала – продолжай, – Мару равнодушно смотрел на мать.
Осслава, чуть нахмурив серебристые брови, сказала:
– Моему сыну, к сожалению, всюду мерещатся заговоры и опасности. Он такой с детства. Всему виной слишком живой ум, душа искателя приключений и, безусловно, мое воспитание. Я рассказываю всё это, чтобы ты понимала: Марувий не всегда разделяет реальность и вымысел. – Осслава перевела взгляд на сына. – Я не хочу, чтобы Тьяна пострадала из-за твоих видений. Она мне нравится.
Медович тихо хмыкнул.
Понимая, что нужно сказать хоть слово, Тьяна глубоко вдохнула и спросила:
– Раз Мару снова вернулся в академию, значит, его состояние улучшилось, ведь так? – И быстро продолжила, не дожидаясь ответа: – Я могу поручиться за него. То, что произошло сегодня…
Медович сдавил ее пальцы.
– …просто несчастный случай. Он не имеет отношения ни к заговорам, ни к видениям. Мы оказались в ненужном месте в ненужное время. Так бывает после клубных коктейлей. – Тьяна приподняла уголки губ.
Всё, что случилось, не было галлюцинацией – если, конечно, сумасшествие Мару не передавалось по воздуху. Тьяна не верила в это, а следовательно, болезнь никак не повлияла на события сегодняшней ночи. И Лука, и Яблонька, и хижина в огне – всё было реальностью.
В глазах Осславы читалось сомнение. Тут позади скрипнула ступенька, и Тьяна с Мару обернулись на звук. На лестнице стоял Венес: судя по нетерпению на лице, он добыл какие-то сведения. Тьяна задержала дыхание.
– Говори, – велела Осслава.
– Три пожара за ночь. На вечеринке в Низу, в подвале обувной мастерской в трех кварталах отсюда и в парке. Патрульные говорят, все случаи – неумышленные. Господина Марувия никто не ищет. Имя Медовичей нигде не упоминается.
Вдох наполнил грудную клетку, и Тьяна позволила себе осторожно погладить ребро медовичевской ладони. Мару, всё это время стоявший неподвижно, твердым шагом направился к двери. Осслава посторонилась. Бросив на нее взгляд, Тьяна заметила, что она нервно теребит цепочку на шее.
– До свидания, мама, – без эмоций произнес Медович. – Спасибо за помощь.
– До свидания, – эхом повторила Тьяна.
– Не держи на меня зла, – Осслава смотрела Мару в спину. – Я защищаю семью. Ты знаешь.
Она уже говорила это, но тогда слова звучали иначе. Несколько часов назад Осслава защищала семью от посторонних, а сейчас – от своих. От собственного сына. Тьяне вспомнились многочисленные статуи в гостиной, и она подумала: не их ли хозяйка дома, в первую очередь, считала своей семьей? Великий древний род, чью репутацию надо стеречь пуще драгоценностей.
Спустившись с каменных ступенек, Тьяна и Мару медленно побрели по улице. За руки они больше не держались, но шли близко и иногда соприкасались рукавами. Мокрый асфальт отражал фонари – две пары ног шагали по их искаженному свету. Ночь казалась бесконечной, и все-таки глубокая небесная тьма постепенно покрывалась предрассветной патиной.
– Надо было соглашаться на булочки и чай, – Тьяна скривила губы в усмешке.
– Как ты? – спросил Мару.
– Устала и ноги болят.
– Я не об этом.
– Хочешь понять, не боюсь ли я тебя? После того, что узнала? – она пожала одним плечом и ответила: – Не боюсь. Я видела парочку сумасшедших, они были не такие, как ты.
– Тогда, – он глубоко вдохнул, – продолжим.
– Спасать мир? – насмешливо уточнила Тьяна.
– Мир и тебя. Кажется, я понял, что имела в виду Яблонька. Когда говорила про змею в тени. Про то, что избавит тебя от «Любомора».
Тьяна застыла, и Медовичу тоже пришлось остановиться. Окинув его взглядом, она медленно произнесла:
– А я, кажется, знаю, где спрятано то, что ты ищешь. То, что спасет мир.
– И где же оно?
Они смотрели друг другу в глаза. Неотрывно и с вызовом: кто первый раскроет тайну?
– Ну, – Тьяна загадочно улыбнулась, – чтобы найти это, тебе понадобится лопата. А что нужно, чтобы избавить меня от «Любомора»?
– Совсем немного. – Мару склонил голову набок. – Мне надо влюбиться в тебя, Островски. Вот и всё.