В голове вспыхнул свет, перехватило дыхание. Тьяна будто перенеслась в своё южное детство, на обкатанную доску, летящую вниз по песчаному склону. Обдало жаром, захлестнуло ликованием. Тьяна уставилась на меловые строки во все глаза – аж закололо, будто под веки забились песчинки.
На эмали белели слова, никем не замеченные, оставленные для Тьяны, спрятанные среди примеров и цитат. Это была проверка – финальная и самая точная. Если не сможет понять – значит, недостойна.
Тьяна усмехнулась и перечитала послание.
«Сегодня в полночь врата часовни откроются для вас».
Снова стало трудно дышать – от восторга и гордости. Крабух, вероятно, полагал, что надёжно скрыл приглашение, и «госпожа Островски» не заметит его. Тьяне приятнее было думать, что мастер не рассчитывал на ее успех. Не приправленный чужой верой, он казался еще слаще.
Оставалось только понять, как всё успеть за одну короткую ночь: и на вечеринке помелькать, и могилу раскопать, и попасть к Крабуху. Подняв тряпицу, Тьяна в задумчивости протерла доску и отправилась на следующее занятие. Третьим в расписании стояло «Произношение», но Тьяна не ждала от него ничего интересного: вчера мастер Зойчек начал с со скучных азов и, на ее вкус, слишком часто обращался к учебнику. Прочтите вступление, теперь ознакомьтесь с оглавлением, перейдите на страницу три, и прочее, и прочее. Да и сам мастер показался Тьяне слишком типичным: высокий старик в старомодном костюме, с нелепо зачесанными на лысину волосами, занудным голосом и, разумеется, фирменным обращением к студентам – «мои щебечущие пташки». Ну хоть с листа не читал, и на том спасибо, а то в Деве и такие водились.
Куда сильнее, чем урок произношения, Тьяну влек обеденный перерыв: в столовой соберется большинство студентов, Гнев тоже наверняка будет там, и у них наконец получится обсудить вечеринку. Тьяна понятия не имела, как их обычно устраивают, и ее слегка нервировало отсутствие плана.
А еще она надеялась увидеть в столовой Мару, и это желание было сродни сжатой пружине: вроде много места не занимает, но дрожит от напряжения. Надо медленно, медленно распрямить, а для этого достаточно просто выловить из толпы рыжие вихры и спокойный взгляд. Необязательно разговаривать, просто увидеть его. Просто убедиться, что с Медовичем всё в порядке, и он действительно был в городе.
В учебный зал Тьяна влетела последней. Поймав недовольный взгляд Зойчека, устроилась на первом ряду. Слева пустел стул, справа тянулась стена. Лезть наверх, к Коре и Лике, показалось неуместным. Не прошло и пары секунд, как Тьяна поняла, что жестоко ошиблась с выбором места. Стол дрогнул, и из-под него показалась медная эраклейская макушка. В руке Рогоз сжимала карандаш – должно быть, за ним-то она и лазала. Пропищав мастеру: «Прошу прощения», эраклейка глянула вправо и явно не поверила глазам. В карих радужках вспыхнуло электричество, рот превратился в кривую линию. Тьяна мельком подумала, не отсесть ли, но остановила себя: вот ещё! Неприязнь Рогоз родилась на пустом месте, Тьяна и пальца к этому не приложила, вот пусть эраклейка сама разбирается со своими эмоциями. Главное, не получить отточенным карандашом в бок.
Понаблюдав, как студенты раскладывают тетради и писчие принадлежности, мастер заложил руки за спину, размашисто прошелся вдоль доски и вдруг заявил:
– А теперь, мои щебечущие пташки, собирайте всё взад.
– Куда? – прыснул Воржак, и его приятели захихикали.
– Вы, Воржак, можете положить всё именно в то место, о котором подумали, – несмотря на почтенный возраст, у мастера был острый слух. – Собирайтесь, собирайтесь, не мешкайте. Что, думаете, только ваш ненаглядный Крабух умеет удивлять? Он учился там, где я преподавал. В прямом смысле. Сидел вот прямо тут, – Зойчек указал на Тьяну длинным кривым пальцем, – и впитывал, впитывал: и мистерианский, и мои преподавательские приемчики. А что, я не против. – Он рубанул воздух рукой-оглоблей, из-за чего Тьяну обдало порывом. – Если все будут вести занятия как я, быть может, из вас выйдет какой-то прок. Быть может. – И мастер, прижав к боку потертый портфель, шагнул за порог.
Похоже, он узнал, что Крабух провел урок вне учебного зала, и тоже захотел «добавить капельку жасмина». Тьяна почувствовала, как внутри разжигается интерес. Напрасно она думала, что Зойчеку нечем удивить. Тут, в стенах академии Старика, собрались мастера, готовые выходить за рамки обыденности. В отличие от Девы.
– Только попробуй сесть со мной рядом ещё хоть раз, – приглушенно пропищала Рогоз, и карандаш вдруг с хрустом надломился в изящных пальцах.
– Да что с тобой не так? – Тьяна закатила глаза.
– Я вижу, что ты делаешь, – писк превратился в шипение. – Вижу тебя насквозь!
– Яда на тебя не хватает, – подхватив сумку, Тьяна вышла вслед за Зойчеком.
Когда все покинули корпус, мастер залихватски свистнул, задал направление взмахом руки и стремительно зашагал по дорожке. Большинство студентов, едва приноравливаясь под широкий шаг Зойчека, засеменили рядом – всем не терпелось выяснить, куда они направляются. Тьяна, Кора и Лика тоже вырвались вперед. Вернее, Тьяна вырвалась, а сокружницы догнали.
– Мастер, мы снова идем в ядотеку? – спросил Петрош.
– Наверное, в библиотеку? – предположила Тьяна.
– Да! В какую-нибудь секретную секцию, – мечтательно добавила Кора.
Храня загадочное молчание, мастер повернул влево, затем вправо, и кого-то из студентов осенило:
– Ядоварня! Мы идем в ядоварню.
Воздев руки над головой, Зойчек пару раз хлопнул: версия оказалась верной и, если вдуматься, самой логичной. Куда еще мог повести их мастер произношения? Конечно, туда, где заговаривают бесуны.
Все разом принялись перешептываться, переглядываться, и воздух словно загустел над головами. Ядоварня влекла Тьяну, да и остальных, не меньше ядотеки. Увидеть, как варятся бесуны. Услышать заговоры. Подышать воздухом, пропитанным ароматом олеандра и волчеягодника, ландыша и горного лавра, и побегов, и корней, и грибов. У Тьяны сладко сжалось сердце.
Она не знала, в каком здании находится ядотека, и немало удивилась, когда Зойчек сошел с мощеной дорожки и по утоптанной траве направился к каменному гроту. Вход был прикрыт решеткой, за ней клубилась тьма. Зойчек достал из кармана ключ, отпер замок и вновь призывно махнул рукой, но уже не так бойко, а с осторожностью и уважением к месту. Бесшумно отворилась калитка, и мастер, пропустив студентов вперед, запер ее изнутри.
Тьяна огляделась. По неровным стенам из потемневшего камня расплывались кляксы лишайников, из щелей вырывались тонкие вены вьющихся растений – природа словно заявляла права на грот. Вглубь вел узкий коридор, в котором могли разойтись лишь два человека. Не было ни ламп, ни каких-нибудь факелов, только слабый солнечный свет разгонял мрак. Зойчек пояснил:
– Новорожденные бесуны любят прохладу и тьму. Пока их несут наружу в бутылях, они крепнут и настаиваются. Так что пару минут нам предстоит двигаться во тьме, на ощупь. Держитесь правой стороны. Вперед, вперед, мои щебечущие пташки.
Тьяна оказалась первой: что ж, кому, как не старосте, вести за собой. Кора, хихикнув, дружески подтолкнула в спину, и Тьяна сделала шаг вперед. Потом еще один, и еще. Смелее, быстрее. Пока лучи солнца дотягивались из-за решетки, идти было несложно, но свет тускнел, а коридор не кончался. Тьяна замедлилась. Осторожно пробуя ногой неровный пол и ощупывая влажные стены, она вглядывалась в темное марево. Путь казался бесконечным, тем более, Тьяна не знала, куда он должен привести. Наверное, в освещенный зал? Не могут же ядовщики и переводчики работать в полной темноте? За спиной гулко раздавались шаги и метались шепотки, в затылок дышали Кора и Лика, но Тьяна не оборачивалась к ним, чтобы не тратить время.
И тут под сводом раздался новый звук.
Скыр-дзинь, скыр-дзинь.
Скрип и позвякивание.
Они долетали из густой тьмы. Повторялись, приближались. Тьяна остановилась, изо всех сил напрягая слух и зрение. Что за скрип? Похож на несмазанное колесо. Что за звон? Похож на перестук бутылок. Что там, во тьме? Навстречу Тьяне выплыл слабый сапфировый огонек, а следом возник расплывчатый силуэт.
Крупный парень в форме переводчика толкал перед собой деревянную тележку, груженую бутылями. Их толстые стеклянные стенки бились друг о дружку, а содержимое источало неяркое сияние.
– Уйди с дороги, – пробурчал парень, не глядя на Тьяну.
Голос у него был хриплым и уставшим. Скрипящее колесо тележки угодило в рытвину, бутыли звякнули громче, и студент выругался себе под нос. Тьяна шагнула в сторону, прижавшись к влажной стене.
– Вправо, вправо, – скомандовал Зойчек. – Сдвиньтесь, пташки. Пропустите коллегу.
– Мастер Зойчек, это же… это… – пролепетал кто-то.
Тьяна усмехнулась. Беззлобно, с пониманием. Такое бывало, что название яда застревало в глотке.
– «Сномар», – с почтением произнес мастер. – Вечный сон, вечная мука.
Снова заскрипело-зазвякало – и смолкло.
– К стене, к стене. Дайте дорогу, – голос Зойчека зазвучал сурово и внушительно. – Проходи, Купав.
– Благодарю, мастер, – отозвался парень с тележкой.
– Это не шутки. Бесуны нельзя долго держать здесь. Как я и говорил, в коридоре они крепнут и настаиваются, но если замешкаться – перезреют.
– И что случится? – спросил Петрош.
– О, щебечущие пташки, – суровость покинула голос, но внушительность осталась, – вы даже не представляете, что сможете сотворить. Сможете, если будете внимательно меня слушать. Заточить в жалкой стекляшке саму смерть, разлить по флаконам власть, создать живое из мёртвого, точно боги. Вам будет по силам всё это, если не сдуетесь. А теперь – вперед, вперед. Ведите, Островски, у вас недурственно получалось.
Тьяна заметила, что Зойчек ушел от ответа. Впрочем, ей понравилась его речь. Воодушевленная и привыкшая к темноте, она быстрее зашагала по коридору. Рука скользила по стене, и вскоре Тьяна почувствовала, что ход начинает загибаться вправо. Нос тоже уловил изменения: потянуло дровяным дымком, горько-сладким паром, покрошенной зеленью, толчеными корешками и чем-то неведомым. До слуха долетел монотонный гул. Тьяна ускорилась, повернула за угол, и глазам открылась потрясающая картина.
Коридор вывел в просторную пещеру с высоким сводом. Вместо сталактитов с потолка свешивались светильники, а дальнюю стену занимал водопад. Он-то и был источником гула. Звук не мешал – напротив, помогал сосредоточиться. По крайней мере, так казалось по старшекружникам, собравшимся в зале.
Переводчики и ядовщики слаженно работали над бесунами. Одни наполняли котлы водой, другие разливали яды по бутылям, третьи занимались подготовкой – к варке или заговору. Студенты уверенно и стремительно перемещались от левой стены к правой – вдоль обеих тянулись ряды стеклянных шкафов, заполненных колбами, банками, мешками, ступками, весами, ножами и книгами всех времён и размеров – от крошечных до таких, которые можно унести только вдвоем. По углам громоздились коробки, пустые котлы и связки дров. Всё будто бы пребывало в беспорядке, но никто не путался. Взяв нужное, студенты отходили к массивным каменным столам, советовались между собой и разделялись: ядовщики уходили в правый проход, а переводчики в левый. Тьяна догадалась: в одном варят, в другом заговаривают. Котлы тоже бесконечно перемещались из зала в зал. Иногда в них что-то булькало и парило. Клубы поднимались вверх, к светильникам, а затем утягивались в трубы. Тьяна кивнула себе: действительно, без вытяжки тут бы давно все задохнулись. Впрочем, трубы не справлялись до конца: в воздухе висел сложный и тяжелый аромат. У Тьяны слегка закружилась голова – то ли от запаха, то ли от восторга.
Приглядываясь к тому, что делают старшекружники, Тьяна заметила Гнев. Махнула ей, но та не увидела. Ссутулившись над столом, она через лупу изучала пучки каких-то трав и делала пометки в толстой тетради. Рядом стояли весы и ступка с пестиком. Гнев, как и все здесь, была погружена в работу.
– Пойдемте, пойдемте. – Зойчек поманил рукой. – Посмотрим, как работают коллеги. Только тихо. Не щебечете, пташки, а не то испортите зелья.
Если в центральной пещере гудел водопад, велись разговоры и порой раздавался смех, то в левой царили совсем другие звуки. Тьяне на ум пришло слово «бубнеж», но она отогнала его как недостойное.
Склонившись над котлами, расставленными в паре саженей друг от друга, переводчики заговаривали яды. Над каждым зельем трудились по шесть человек, и никто из них не обратил внимание на толпу первогодков во главе с Зойчеком. Не поднялись взгляды, не сбилась речь. Мистерианский смешивался с паром, но не поднимался к потолку, а опускался в котел: Тьяна почти видела словесную вязь, что слетала с губ, сплеталась воедино и проникала в зелье. Ей хотелось подойти, заглянуть в один из котлов и поймать момент, когда обычный яд обретает магические свойства. Когда зажигается синим огнем, или обретает цвет праздничного ягодного взвара, или наполняется тьмой. Когда становится собой: «Сномаром», «Любомором» или «Теневиком». Тьяна невольно подалась вперед – и застыла, заметив неладное.
Одну из старшекружниц затрясло. Дрожащие руки обхватили голову, тело зашаталось из стороны в сторону, а вместо мистерианского с губ сорвался мучительный стон. Ее напарники разом захлопнули рты и повернулись к девушке. В первую секунду Тьяна подумала, что студентка надышалась паров и ей нужна помощь, но всё оказалось проще. Ее сотрясали рыдания.
Парень, стоявший рядом, окинул напарницу злым взглядом и неожиданно отвесил ей пощечину. Звонкий хлопок разнесся по залу, но и он не отвлек переводчиков. Никто не вступился за девушку, да и она сама приняла удар как должное. Всхлипнула, кивнула и пробормотала: «Прости. Простите». Тьяна нахмурилась.
– Месяц работы впустую, – еле слышно процедил парень. – Уносим.
Взявшись за края котла, все шестеро повезли его к выходу.
Тьяну обдало холодом, когда она поняла, что случилось. Старшекружница, получившая пощечину, просто оговорилась. Не тот звук, неправильное ударение, неточное слово – и бесун, не родившись, умер.
Проводив взглядом шестерку студентов, Зойчек дал отмашку: уходим.
– Интересно, часто тут девушек бьют по лицу? – пробормотала Кора.
– Юношей тоже бьют, тут нет никакого неравноправия, – сказал мастер. – Когда один портит трудоемкое зелье, у других портится настроение. Олана, бедная пташка, с детства картавила. Родители нанимали лучших врачей и вкладывали немалые суммы, лишь бы дочь стала переводчицей, но вот результат: ее мягкая «р» вылезла в самый неподходящий момент. – Не без удовольствия оглядев притихших подопечных, мастер похвалил себя: – Прекрасный урок. Просто прекрасный. И без всяких происшествий, попрошу заметить, в отличие от вашего первого занятия…
Стоило ему сказать это, как Рогоз заверещала и осела на пол.