– Ты же не будешь мне врать, правда, Островски?
Тьяна вздрогнула, уловив странную схожесть вопросов: Луки и Мару. Та спрашивала про шанс, этот про ложь, и оба хотели, чтобы Тьяна играла по их правилам.
Медович шагнул из-за угла и, приподняв козырек кепи, вгляделся ей в лицо. На секунду Тьяне показалось, что он продолжает изображать мерзавца: настолько вошел в роль, что забыл, где выход. Волоски на коже встали дыбом, между лопаток пробежал озноб. Или это от ночного холода? Тьяна поняла, что вышла из клуба без накидки, да и покрывало осталось в гардеробе. Остывший воздух щупал за плечи и бесцеремонно забирался в вырез на спине. Она обхватила себя руками, и в ту же секунду тело накрыл пиджак Мару. От ткани тянуло апельсином и дубовой корой, подкладка бархатисто касалась кожи, и Тьяна не стала отказываться. Поглядев на Медовича снизу вверх, она быстро прикинула: что говорить и о чем умолчать.
Могла ли Лука, действительно, помочь ей? Подарить вторую жизнь? Избавить от «Любомора»? Тьяна не верила в это. Не верила в чудо.
Да, она видела нечто невероятное – одно лицо наслоилось на другое, – но разве оптический фокус мог освободить ее от оков яда? Да, Лука откуда-то знала ее настоящее имя, но это тоже ничем не могло помочь Тьяне. И да, Лука грозила убить ее, вот только Тьяна и так умирала. Как-то недостойно бояться обыкновенного ножа, когда отравлена магическим ядом.
Тьяна решила: она не будет врать Медовичу. Наоборот.
И привычно подбодрила себя: «Пэстра».
– Я все расскажу, – они перешли дорогу и направились к парку, – но вначале обновим условия сделки.
– Ты не забыла, кто чей должник? – в голосе Мару прозвучала насмешка.
– Ставки повысились.
– Не вижу для этого причин.
– Мне обещали перерезать горло – как тебе такая причина? – плотнее запахнув пиджак, Тьяна сурово глянула на Мару.
– М-м, вот как. – Угроза явно заинтриговала его. – И чего же ты хочешь, Островски?
– Вернемся к прошлому разговору, – она коротко вздохнула. – Что там у тебя по смертельно больным друзьям? Точно нет никого на примете?
– Ты меня пугаешь. Что за зацикленность на больных людях? Тебе нравятся мужчины с шатким здоровьем?
– Нет. – Тьяна остановилась на дорожке, в тишине опустевшего парка, и уставилась на куст падуба. – Я отравлена «Любомором». Ты понимаешь, что это означает?
Мару, даром что в третий раз проходил первый круг обучения, все-таки неспроста носил зеленую форму.
– А говорила, что не собиралась убивать Велимира, – произнес он; тон был непонятный, но, по крайней мере, не насмешливый; ноты сомнения, отвращения или испуга тоже не звучали.
– Собиралась, – призналась Тьяна, – но не убивала.
– Я понял. Значит, нужен тот, кто влюбится в тебя? Влюбится – и умрет.
Она кивнула, не отрывая взгляда от острых глянцевых листьев. Кто-то суетился в корнях, должно быть крыса, и также суетилось сердце в груди. Тьяна не знала, что скажет Мару. Примет ее условия? Найдет другую компаньонку? Или, вернувшись к роли негодяя, вытрясет признание?
Тьяна заставила себя посмотреть на него. На первого человека, кому открыла свою тайну.
Сверху полыхнула молния, высветив сосредоточенное лицо Мару, и гром прокатился над головами.
– Как это случилось? – спросил он, чуть подавшись вперед.
Тьяна рассказала про иглу, библиотеку и проверку крови, а после добавила:
– Раньше я думала, это случайное нападение. Выходка какого-то сумасшедшего. Но после смерти Велимира и Млады… – не договорив, она покачала головой.
– Считаешь, кто-то отравил тебя, чтобы ты убила Велимира? Если так, придумано тонко. Ты избавляешься от него, а поскольку эта сволочь любила только себя, вскоре сама отправляешься к Хозяину последнего пира. Никаких свидетелей, никаких подозреваемых. Разыграно как по нотам. – Он задумчиво покивал. – Думаю, мы сможем это проверить. Тебе кто-нибудь говорил, что не стоит заходить в часовню после наступления тьмы?
– Да. Твоя сестра.
– Гневлида? – Тьяне показалось, что Мару удивился этому факту чуть больше, чем новости об отравлении. – Она включила тебя в свой алфавит?
– Да.
По маске спокойствия, приклеенной к лицу Медовича, пробежала тонкая трещинка. Он на секунду прикрыл глаза и сдавил переносицу, словно получил неприятное известие, а следом уточнил:
– Называет «О»?
– Нет, «Тэ». Это что-то значит? – насторожилась Тьяна. – Я думала, что твоя сестра – просто… – она замялась, – чудачка. Не в плохом смысле.
– Так и есть. – Не вдаваясь в подробности, Мару сменил тему. – Значит, твое условие таково: мне нужно найти для тебя мужчину.
Это могло бы прозвучать смешно, но оба собеседника знали подтекст, и не улыбнулись. Не сговариваясь, они пошли дальше. Тьяна, не разобравшись с внутренним компасом, бросила подсказку:
– На север. То место, которое ты ищешь, находится в парке.
– Я так и думал, – сказал Медович. – Иначе она выбрала бы другой клуб, более модный, в Низу. Но ей надо держаться поближе.
– Ты про Луку?
– Про ту, что подходила к тебе. Я не знаю ее имени.
«Зато она знала мое», – подумала Тьяна. В памяти мелькнули черные патлы, проступившие сквозь белые локоны, и сомнение ущипнуло за сердце. А если он был – второй шанс – и Тьяна упустила его? Нет, нет. Невозможно. Здесь не существует иного волшебства, кроме магии ядов – такова уж мистерианская земля. А Лука явно имела в виду нечто небывалое. Может, у нее какая-то секта? Мышеловка без сыра, в которую заманивают отчаявшихся? Фокусы Луки, стоило признать, впечатляли больше, чем у дядюшки Рукокрюка. И все-таки, решила Тьяна, это были лишь трюки.
– Я принимаю условие сделки, – продолжил Мару, – но, как ты понимаешь, ничего не могу обещать. – И вдруг осведомился невинно-лживым тоном: – Кстати, как тебе Еникай? В качестве претендента.
Тьяна чуть не споткнулась на ровном месте. Задрав подбородок, она пронзила Мару взглядом. Небо, будто уловив ее настрой, поддержало молниями и громом.
– В качестве претендента – никак, – отрезала она.
– Я просто видел вас вместе, – добавил Мару.
«Какой глазастый».
– Вот и подумал, что ты взяла Еникая на заметку.
– Он мой друг, – с нажимом произнесла Тьяна.
– Тогда, возможно, тебе лучше держаться от него подальше.
– Что? Медович, ты в своем…
– Если он в тебя влюбится, а другого претендента не будет, как ты поступишь?
Кровь прилила к Тьяниному лицу.
– Это не повод для шуток.
– А это не шутка. Срежем тут.
С легкостью балетного танцора Мару запрыгнул на валун и, протянув Тьяне руки, помог забраться следом. Ладони у него были теплыми, не влажными и не сухими, а пальцы – крепкими, хоть и костлявыми.
– Весьма благородно с твоей стороны беспокоиться за Еникая. – Тьяна скривила губы. – А за себя не боишься? – и ей тотчас захотелось прикусить язык.
Ее ладони все еще лежали в руках Медовича. Отстранившись, Тьяна залилась краской. Благо, тут, среди камней и зарослей, стояла тьма.
– Не думаю, что смогу влюбиться в тебя. – Мару пошел вперед по узкой тропе; под ногами зашуршала палая хвоя. – После того, что видел сегодня.
– О чем ты? – Несмотря на ночную прохладу, у Тьяны на висках выступил пот.
– Ты ужасно, просто ужасно, – он сделал короткую паузу, – ешь драники. Хрустишь так, будто жуешь кирпичную крошку.
Тьяна нахмурилась – и ничего не сказала. Все ее внимание сосредоточилось на том, чтобы не рубануть с плеча: не развернуться и не уйти прочь. Сверху грохнуло, в лицо дыхнуло грозовой свежестью, и на щеки, словно в попытке остудить, упали прохладные капли.
– А вот это была шутка. – Мару глянул через плечо. – Как еще я должен был ответить на твой вопрос, Островски? Могу сказать одно: я действительно постараюсь тебе помочь. Сильно постараюсь. Уже думаю над этим.
Тьяна проглотила сухой комок со вкусом обиды и раздражения, вставший в горле. Шутка Мару была несмешной, неприятной, но стоило признать: в чем-то он прав. На какой ответ, в самом деле, она рассчитывала? На секунду Тьяна представила, что он говорит: «Боюсь», и снова мысленно поблагодарила окружающую тьму.
Дождь убыстрился, усилился, и стало невозможно поддерживать разговор. Вот и прекрасно, подумала Тьяна, пусть ливень сотрет следы неловкой беседы. Натянув пиджак на голову, она продолжила путь по тропе. Ткань постепенно тяжелела, хвоинки липли к влажным икрам. Дождь заглушал все звуки, маячил перед глазами мутной стеной, и борта пиджака тоже закрывали обзор. Не потеряться бы. Тьяна ускорила шаг. Не заметив, что Медович остановился, она врезалась ему в спину – и мгновение спустя, охнув, оказалась в его объятиях.
Нет, не в объятиях. Он просто схватил ее и поволок в сторону.
– Попробуем переждать, – долетело через шум ливня. – Тут есть грот.
Тьяна позволила затащить себя под каменный свод. Мимо, вспугнутая незваными гостями, пронеслась пара летучих мышей: Тьяна не видела их, но распознала по типичному верещанию. Когда они вылетели, в гроте повисла тишина. Лишь дождь шуршал у входа.
Тьянины мысли топтались на шатком, небезопасном месте, и она никак не могла прогнать их. Тьяна думала, что за сегодняшний день Мару слишком часто прикасался к ней. Брал за руки, наваливался сверху, обхватывал за плечи. Крылось ли за этим что-то?
«Лучше спроси, что крылось за духами, разбрызганными над спящим Медовичем», – съехидничал внутренний голос.
Тьяна медленно стянула пиджак с макушки, поправила волосы и строго приказала себе выкинуть из головы все лишнее. На время, но немедленно. Место освободилось, и его тотчас занял обрывок более раннего разговора. Глядя сквозь Мару, Тьяна уточнила:
– Почему ты сказал про смерть Вэла: «Мы сможем это проверить»? А еще спросил о часовне.
– Я сказал так, потому что мы действительно можем проверить. Для этого нам надо посетить часовню. Желательно завтра ночью, чтобы не затягивать. Хотя туда в самом деле не стоит ходить после наступления тьмы.
Чувствуя, как холодеет кожа под влажным пиджаком, Тьяна повела плечами и выдохнула:
– Почему?
– Потому что по ночам там поклоняются совсем другим богам. – Мару снял кепи, промокшую насквозь, и взъерошил влажные кудри.
– Не осским? Мистерианским? Или… – она нахмурилась, – ну, не южным же?
– Я и забыл, что ты южанка. – Глаза привыкли к темноте, и Тьяна заметила, как у Мару дрогнули уголки рта. – Ваш великий князь сделал оригинальный ход. Переженить всех осских богов на мистерианских и поклоняться их потомству – лучше, чем проливать кровь в религиозных войнах.
– Южане умеют договариваться. Особенно, если речь идет о выгодных браках. – Она тихо фыркнула. —А вы, восточники, славитесь тем, что вечно юлите и утаиваете. Кому поклоняются в часовне?
– Мастер Крабух отметил тебя на первом занятии? – ни с того ни с сего спросил Мару.
Тьяна почувствовала, как накатывает раздражение, а следом – надежда, что не все летучие мыши вылетели из грота, и одна из них сейчас нагадит Медовичу на голову.
– Похоже, про юлить и утаивать – это не слухи, – заявила Тьяна. – Почему ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
– Не всегда. Сейчас я просто хочу быстрее добраться до сути. Так что же, ты как-то отличилась на уроке? – Он склонил голову набок. – Не скромничай. Уверен, ты запомнилась Крабуху.
– С чего ты взял?
– В академию не берут с улицы. – Мару пожал плечами. – Ты, очевидно, не платишь за обучение. Значит, тебя взяли за ум.
– Я всего лишь ответила на один вопрос. – Тьяна повторила его движение. – Разгадала смысл идиомы.
– Так и думал, что ты отличилась, Островски. Завтра постарайся сделать это снова, а после занятия подойди к Крабуху и спроси что-нибудь о ядах. Не о переводах, а именно о ядах, это важно. Только вопрос должен быть не просто умным или тонким, а по-настоящему впечатляющим.
– Зачем мне это делать? – Тьяна исподлобья посмотрела на Медовича.
– Чтобы Крабух пригласил тебя в часовню.
– В ночь, когда умер Вэл, я вошла туда без всяких приглашений.
– Только в одну дверь. – На губах Мару появилась тонкая улыбка. – Не в самую главную.
– А ты? Тебе не нужно приглашение от Крабуха?
– У меня оно есть. Еще с позапрошлого года.
Тьяна скользнула взглядом по его лицу и, не рассчитывая на ответ, спросила:
– Почему ты вылетел из академии? Дважды.
– Потому что делал то же, что и сейчас, только менее осторожно.
– Делал – что? – Она уставилась ему в глаза, пытаясь передать мысль: «Не отстану, пока не расскажешь хоть что-то».
Мару, будто не выдержав сверлящего взгляда, повернулся к выходу. Тьяна тоже глянула наружу. Ливень и не думал заканчиваться. Хлесткие струи шипели и молотили по земле, создавая лужи. За границами грота ничего не было видно – мир словно смыло.
– Что ж, откровенность за откровенность, – заговорил Мару. – Ты доверила мне свою тайну, а я скажу, какую преследую цель. Не главную, промежуточную, но тоже важную. Мне надо найти кое-что. – Помедлив, он добавил: – Кое-где.
Тьяна глубоко вдохнула и сосчитала до трех: иначе ее просто разорвало бы от негодования. Запах мокрой почвы и дождя подействовал успокаивающе. Подняв брови, она спросила:
– Это ты называешь откровенностью, Медович?
– Я не знаю, что точно ищу, – признался Мару. – И могу только догадываться, где это находится.
– Там, куда мы идем? На севере парка?
– Нет. – Снова последовала пауза. – В академии.
– Академии Старика? – уточнила Тьяна.
Мару так поглядел на нее, словно никакой другой академии не существовало, и Тьяна на миг закатила глаза: ох уж эти «стариковские» снобы.
– Да, там, – он кивнул, – но я не знаю, где именно.
– Хорошо, с местом определились, хоть и примерно. – Тьяна велела себе быть терпеливой. – А что насчет объекта поиска? Это предмет? Или, может, человек?
Медович опять отвернулся и уставился на ливень. Тьяне бросилось в глаза, что кончик носа у Мару забавно и мило вздернут, а спутанные мокрые кудри глянцево поблескивают и напоминают переплетенья каких-то невиданных растений.
– Я бы сказал, что это идея, – задумчиво произнес он, не глядя на Тьяну.
– Идея чего? – не отступила она.
И Мару, повернувшись, ответил:
– Того, как спасти наш мир, разумеется.