Тьяна рывком обернулась.
Из тени выступила высокая, стройная фигура, и она узнала: Мару Медович. Зеленая форма, медно-горчичные кудри. Тьма съела оттенки, но цвета отпечатались в памяти.
А самого главного – выражения лица – было не разобрать.
Тьяна понимала, как выглядит со стороны. Кровь подступает к коленям, она всюду, так много, что и неясно, осталась ли в Велимире хоть капля. Помада наверняка смазалась: в полумраке можно решить, что Тьянин рот испачкан кровью. А может, и правда, испачкан? Руки уж точно – по локоть.
Тьяна вытянула дрожащие пальцы, и с указательного сорвалась тяжелая капля.
Не в силах издать крик или произнести хоть слово, Тьяна по-совиному ухнула. В этом звуке смешалось все: и ужас, и потрясение, и попытка оправдаться. Она же не травила жениха. Хоть и собиралась.
– Не бойтесь, я никому не скажу, что вы убили Велимира. – Голос Мару звучал спокойно и немного насмешливо. – По правде сказать, он меня жутко раздражал.
И Медович повернулся к двери, намереваясь уйти.
– Я? – Тьяна резко вдохнула: от кислорода, похоже, прояснилось в голове и в груди затлела решимость. – Я не убивала. Может, это ты? Ты убил!
Мару остановился. Бросил взгляд через плечо.
– Я вошла, а он… – Цепляясь за скамейку, Тьяна поднялась с колен. – А ты…
– То же самое могу сказать о вас, только более внятно: когда я переступил порог часовни, все было кончено. Велимир лежал в луже собственной крови, а вы склонились над ним, сжимая что-то в руке. – Он скользнул взглядом по полу. – А там, под скамьей, случайно не флакон с ядом? – Прищурился. – Судя по консистенции, «Кровобег».
Тьяна почувствовала, как бледнеет и леденеет лицо, под стать обескровленному жениху.
– Вэл умер у меня на руках, – твердо, насколько позволяли дрожащие нервы, произнесла она. – Я пыталась помочь ему, накормить родной землей. Ты же ядовщик, должен знать, что она помогает от «Кровобега». – Уверенность разгоралась, но и тревога не гасла. – Странно, что ты не вмешался. Стоял и смотрел, как Вэл умирает. Что ты вообще тут делаешь?
– А вы?
Простой вопрос, произнесенный невозмутимым тоном, заставил Тьяну смешаться. Тревога полыхнула ярче, а уверенность, напротив, поблекла. Пальцы потянулись к шляпке – привычный, успокаивающий жест, – но вовремя отдернулись. Вместо «таблетки» на голове была дедушкина шляпа, и Тьяна меньше всего хотела испачкать ее кровью.
– Я собиралась… – взгляд так и тянулся к пузырьку «Кровобега». – Собиралась поговорить с ним.
– Вы волнуетесь, – заметил Медович. – Убийцы обычно волнуются.
– Ты явно знаешь об убийцах больше, чем я, – бессильно огрызнулась Тьяна. – И хватит «выкать», сейчас не до любезностей. – Что-то подобное она слышала сегодня от Гнев.
Мару скользнул по ней взглядом.
– Мы виделись утром, не так ли? Как тебя зовут?
– Тьяна. Тьяна Островски. – Был ли смысл скрывать имя?
– А меня…
– Знаю, – буркнула Тьяна.
– Прекрасно. – Он отвесил поклон. – Что ты делаешь завтра вечером, Островски?
– Что? – Тьяна дернулась, будто кто-то взял ее за плечи и хорошенько встряхнул.
– Встретимся на пятичасовом пароме. – Мару словно назначал свидание девице, которая сама навязалась. – Мне надо в город, и тебе лучше поехать со мной. Там и обсудим, что делать дальше. – Он оценивающе посмотрел на Тьяну, и она догадалась: ему что-то нужно, взамен, за молчание. – И для твоего успокоения: я не убивал Велимира. Хотя не могу сказать, что не хотел.
«Я тоже». Проглотив подступившее признание, Тьяна ответила:
– Хорошо, я поеду с тобой. А что мне делать сейчас? С этим. – Взгляд окинул вещи, утонувшие в крови, и ледяные когти заскребли по душе.
Вряд ли Медович был хорош в заметании следов, но Тьяна нуждалась хоть в ком-то. В человеке, способном дать совет. В соучастнике.
Она старалась не думать, как сильно навредила себе. Зачем осталась, когда нужно было бежать со всех ног. Почему разбросала содержимое сумочки, хотя сто раз говорила себе: не наследи. Наконец, с какой стати решила остановить действие яда, если собиралась убить. Тьяна все сделала не так. Вероятно, виной тому было потрясение. Она слишком рано увидела умирающего жениха – до того, как сама откупорила яд. Всего пара секунд – и история пошла бы по другому руслу.
Всего пара секунд – и Мару увидел бы, как она убивает Вэла. Увидел бы преступницу, а не жертву обстоятельств.
Он молчал. Тьяна уже решила, что Медович сейчас злобно ухмыльнется и пошлет ее к Хозяину последнего пира, а то и к лесному чудовищу Хитвику, но он произнес:
– Собери свои вещи. У тебя есть сумка? А, вижу. Положи все туда. Нестрашно, что подкладка будет в крови. Потом отдашь в «Однажды и навсегда», чтобы заменили. Они ничего не скажут, и не с таким сталкивались.
Мару выжидательно уставился на нее, и Тьяна кивнула. Тогда он продолжил:
– Сейчас я уйду, а ты выжди какое-то время, но не задерживайся слишком долго. Когда выйдешь, поверни за часовню. Иди до заброшенного цуньгского павильона, за ним будет пруд, следуй вдоль него до моста. Дальше налево. Это самый темный и безлюдный путь до Погреба. И довольно короткий, если идти быстро.
Тьяна повторила про себя: за часовню, цуньгский павильон, пруд, мост, а там – пансион. Представилась раковина с подтекающим краном – в этом было что-то утешительное, житейское и нормальное. Тьяне вдруг ужасно захотелось помыться, аж все тело зачесалось, будто снова, как в детстве, покусали куриные блохи.
Оглядев напоследок кровавый пол, труп Велимира и Тьяну, Мару сказал:
– Я же говорил, что ты впишешься. – И направился к двери.
«Здесь много красного. Кроваво-красного», – прозвучало в голове, и Тьяна принялась собирать вещи. Вэл так и лез на глаза, но она приказала себе сосредоточиться на разбросанных предметах. Начала с носового платка, пропитавшегося насквозь, а закончила флаконом с ядом.
Отравив Велимира, Тьяна принесла бы пустой пузырек в комнату, тщательно промыла под проточной водой, наполнила маслом душицы – и поставила в ряд таких же флаконов. Прятать, как известно, нужно на видном месте. Если зашвырнешь в ближайшие кусты или, наполнив каменной крошкой, утопишь в заливе – сыщики непременно найдут, зацепятся и будут рыть в правильном направлении. Пойдут по магазинам, торгующим стеклянной тарой, и в одном из них, чего доброго, продавцы вспомнят взволнованную покупательницу. Тьяна, увы, неосмотрительно повела себя в лавке. Вспылила, когда ее спросили, зачем понадобился новый флакон.
Вот и сейчас, рассудила Тьяна, избавляться от пузырька нельзя. Надо принести «Кровобег» в комнату, вылить в сток, а дальше действовать по плану: проточная вода, душица, компания других флаконов. Если пойдут обыски, сыщики, разумеется, обнаружат Тьянины сокровища: волчий корень, шляпу смерти и ведьмину перчатку, но это ничего им не даст. Для «Кровобега» нужны совсем другие компоненты. Да и откуда первокружнице, только-только прибывшей из Девы, знать тот самый рецепт и те самые слова, способные превратить обычное зелье – в магическое? Неоткуда.
Приоткрыв дверь, Тьяна затаила дыхание и осмотрела площадку у часовни. Покачивались еще не облетевшие кроны, тени бродили по дорожкам и стриженой траве. Людей не было. Или Тьяна хотела так думать? Сердце постукивало то в пятках, то в горле. Было немыслимо выйти под газовый свет, под чьи-то скрытые взоры, но Мару сказал, что нельзя задерживаться. Тьяна и сама понимала это.
Стиснув зубы, она вытолкнула себя наружу, повернула за часовню и быстро-быстро зашагала по неприметной дорожке. Вскоре показалась черепичная крыша, похожая на выгнутую ветром шляпу. Обогнув павильон, Тьяна вышла к пруду. Квакнула лягушка, булькнула вода, и по черной поверхности побежали круги.
Природа, похоже, полностью отвоевала себе этот участок академии. Деревья и кустарники цеплялись друг за дружку, образуя плотную стену с редкими прорехами. Трава кое-где доходила до икр, и черные валуны, один больше другого, вставали на пути. С каждым шагом заросли все густели, а тропа истончалась и норовила исчезнуть. Кто-то шуршал во тьме.
Новая волна тревоги накатила, откуда не ждали. Тьяне вдруг подумалось: уж не прячется ли тут Хитвик – повелитель чащоб и воплощение дикости? Говорили, он мстит людям за излишнюю тягу к знаниям, так почему бы ему не обосноваться на окраине академии. Боковое зрение тотчас выхватило из тьмы лицо, покрытое корой, и нечеловечьи глаза. Тьяна вздрогнула, повернула голову: никого. Просто ночь. Просто нервы. Не нужно ей, пожалуйста, никаких оживших божков – хватит и мертвого жениха. Чтобы отвлечься, Тьяна глубоко вдохнула сладковатый воздух и позволила себе подумать о «Любоморе».
Получается, все кончено? Она свободна? Яд больше не имеет власти над ней? По всему выходило, что так, и Тьяне следовало думать в утвердительном, а то и восклицательном ключе, но вопросы, словно крюки, впивались в мозг.
Почему она не чувствует облегчения?
Вспомнилось, как «Любомор» попал в ее кровь. Что-то кольнуло кожу. Почти небольно, мимолетно, в толпе, что наводняла Средню, и незнакомый голос отчетливо произнес: «Ахокташ». Ощутив укол, Тьяна ойкнула и уставилась на сгиб руки. Крохотная точка краснела на коже: то ли укусило насекомое, то ли напоролась на что-то острое – немудрено в такой-то толкотне. Мелькнула мысль: не вернуться ли в Деву, не зайти ли к врачевательнице, но толпа понесла дальше – и Тьяна подчинилась. Может быть, когда ты – кто-то знатный и важный, точка на коже способна вызвать опасения. Но если ты – простая студентка родом из пыльной глуши, тайный укол яда кажется городской легендой. Или, по крайней мере, чем-то, что происходит с другими. Не с тобой.
С каждым, как оказалось, может случиться что угодно.
Слово, выловленное в толпе, не давало Тьяне покоя. Она слышала его впервые, не знала перевода, и азарт, как часто бывало, полностью захватил ее. Придя в библиотеку, Тьяна отправилась за мистерианско-осским словарем. Никакого «ахокташа» там не обнаружилось, но она не привыкла отступать, когда дело касалось переводов. Редкие и устаревшие слова стоило искать в более ранних изданиях, и Тьяна сходила за «речником», собранным еще при князьях-первооткрывателях. В разделе «А» нужное слово не нашлось. Тогда Тьяна, подгоняемая вдохновением, перешла на «Б» и отыскала «бесун» – так мистерианцы называли свои зелья. В самом низу страницы шел краткий перечень магических ядов, с которыми довелось познакомиться первооткрывателям. Среди прочего Тьяна увидела: «Ахокташей тут кличут поганое зелье, спасение от коего сокрыто в смерти любящего, оттого ныне меж собой речем его любомором».
Тьяну замутило. Не поверив глазам, она медленно поднялась со стула, дошла до шкафа с энциклопедиями и достала «Магические яды, том 2». Открыла на «Л».
«Любомор – приспособленный перевод для облегчения понимания смысла – магический яд, останавливающий сердце на 2-3 день после приема, изредка на 14-16. Противоядие: смерть того, кто вас любит. Предположительно использовался для жестокой мести за измены, из ревности и пр., т.к. ставил неверного партнера перед тяжелым выбором: умереть самому или убить любовника(-цу)».
Тьяна не помнила, как вернула книгу на место и вышла из зала. Все терялось в ядовитом, щиплющем глаза тумане: и библиотека, и жизнь. В голове, с нарастающей безнадежностью, крутилась одинокая мысль. Зажмурившись, Тьяна прошептала: «Не со мной. Это происходит не со мной. Пожалуйста, только не со мной». Она уже знала, что отравлена. Чувствовала ток «Любомора» в крови. Проверка, тайно проведенная тем же вечером, не открыла ничего нового.
Из зарослей ухнула ночная птица, и Тьяна смахнула слезы, вызванные воспоминанием. Во рту пересохло до горечи, и недоброе предчувствие подтолкнуло к признанию: она не верила, что все закончилось. Не верила, что «Любомор» отпустил ее. Жизнь почти не умела ставить точки, ее рука вечно соскальзывала, и выходила очередная запятая. Вдруг и сейчас?
Вэл умер, точно умер, и если яд продолжал действовать, это могло значить только одно.
Тьяне вспомнилась вечеринка в честь помолвки – вернее, ее финал.
Гости, наполненные хмельными коктейлями и свежими сплетнями, разъехались лишь на второй день, после позднего обеда. Пока матушка и пара служанок освобождали столы от грязной посуды, Тьяна и Велимир вышли на веранду.
Машины караваном следовали по дороге, с двух сторон засаженной кипарисами. Прямоугольники «Дюз-и-Берговичей» вальяжно покачивались на рессорах, а низкие рокочущие «Еллинеки» рвались вперед, норовя растолкать медлительных соседей своими удлиненными капотами. Семейные автомобили загораживали путь холостяцким, точно в назидание: «Охолони, молодежь, куда спешишь? Не иначе на обочину или в дерево!». Желтая пыль стояла стеной.
– Я люблю тебя, Тьян, – обыденным тоном произнес Вэл, будто говорил о курятине по старо-осски, поданной на обед.
Тьяна повернулась к нему. Блекло-серые, всегда утомленные глаза жениха казались ярче и живее в потоке алого света. Вэл смотрел мимо Тьяны, на вереницу машин, и ей подумалось, что это вполне возможно – полюбить его. Сердце ускорило ход, но тотчас споткнулось.
Вэл, не сводя глаз с дороги, положил руку ей на поясницу. Опустил ниже. Сгреб пальцами подол. Тьяна хотела отстраниться, но почему-то замерла. Пока Велимир подбирался к ее белью и всему, скрытому под ним, она пыталась нащупать в себе хоть какое-то чувство, помимо раздражения. Не любовь – так симпатию. Не симпатию – так смирение. Они все равно поженятся, так какая разница?
Наклонившись к ней, Вэл жарко зашептал в ухо: «Люблю, люблю». Колючий, жесткий подбородок уперся в шею. В ноздри забился плотный запах алкоголя и мужского крема. У Тьяны закипела кровь, но не от страсти. Перехватив руку Велимира, она с силой отвела ее в сторону. Он застыл и, помедлив, отстранился. Закатный свет схлынул с его лица, и теперь глаза казались темными пустотами в голове каменного истукана.
– Какая недотрога, кто бы мог подумать, – сунув руки в карманы брюк, Вэл отошел и привалился к перилам. – Ничего, я не обижаюсь. Понимаю, тебе нужно время. – Вроде он говорил правильные вещи, но таким тоном, словно сам с собой не согласен.
Одернув юбку, Тьяна исподлобья посмотрела на жениха. Она не понимала, на что тут обижаться. Все то, к чему он так упорно подбирался, когда-нибудь неизбежно ему достанется. Почему это должно случиться прямо сейчас?
– Вэл, а ты… – говорить было трудно, но ей действительно хотелось разобраться: и в своих чувствах, и в его. – Ты всерьез сказал это?
– Что?
– Про любовь.
– Раз сказал, значит, всерьез. Ты же ценишь слова, м-м? Иначе не метила бы в переводчицы. – Губы скривились, и Тьяна прочла в насмешливом изгибе: «Придурь, да и только».
– Я ценю не слова, а их смысл, – пробормотала она себе под нос.
Воспоминание пролетело за долю секунды, и сердце, как и тогда, на веранде, споткнулось. Да посильнее – так, что заныли вены. Мог ли Вэл соврать? Сказать, что любит, а сам… Был действенный способ проверить это.
Повернув налево от моста, Тьяна вышла к разлапистым кустам орешника. За ними просматривался задний фасад Погреба. В нескольких окнах горел свет, но темные силуэты не маячили за стеклами. Не сводя глаз с желтых окошек, Тьяна выбралась из кустов и побежала вдоль торца. Дверь пансиона, лестница, номер «13». Заперев засов, Тьяна привалилась к косяку. Легкие, словно кузнечные мехи, быстро-быстро втягивали и выпускали воздух. Спина и ноги горели от напряжения, а пальцы, напротив, будто сковало льдом. Оторвавшись от двери, Тьяна с опаской взглянула на руки: кровь Велимира превратилась в коричневую заскорузлую грязь. Оттереть ее, затем вылить зелье, после спрятать сумку… Нет, вначале узнать: действует ли яд. Чтобы не питать ни ложной надежды, ни обманчивой безнадеги.
Обрушив на пол гору постельного белья, Тьяна вытащила из шкафа коробку с поганкой. Ногти подцепили шляпку, отщипнули кусочек и осторожно опустили на край стола. Выдвинув ящик, Тьяна достала маленький нож для заточки карандашей. Вдохнула, стиснула зубы и – р-раз – чиркнула по предплечью. Лезвие вспороло кожу, и Тьяна быстро подцепила каплю крови. Сбросив ее на кусок гриба, задержала дыхание. Секунда, другая. Серая сухая плоть вдруг шевельнулась и зашипела, как от воздействия кислоты. Тьяна знала, что происходит: более сильный яд, словно хищник, поглощал слабого собрата.
Велимир обманул ее.
Она отшвырнула нож и завыла сквозь сомкнутые губы. Ужас, захлестнув холодной волной, потянул на дно. Ноги подкосились, и Тьяна уперлась ладонями в стол, чтобы не упасть. Из глаз текли слезы, из пореза – кровь. Сейчас Тьяна чувствовала себя так, будто ее травят два яда одновременно: «Любомор» и умирающая надежда. Лучше бы она не допускала и мысли о спасении.
Казалось, хуже и быть не может, но тут за спиной металлически скрежетнула задвижка. Содрогнувшись, Тьяна повернулась на звук.
На пороге стояло чудовище. Ветвистые рога доставали до дверного наличника, тело походило на кучу палой листвы, из нее выглядывало лицо, обросшее корой и побегами.
Хитвик пришел, чтобы покарать Тьяну.