Известно, что Роща грез пробуждает вдохновение. Кто-то мнит, что, если там заночевать, обретешь сокровенное высшее знание, однако верится с трудом.
Заходящее солнце подмигивало нам через просветы в небе и меж домов, а облака губкой впитывали его брызги. Мы впятером шли по Ньюмонскому тракту.
Сцена с миссис Джонсон выбила всех из седла. Заразила гнетущей тоской, которую никто не смог бы объяснить. Нас одолевало то чутье, которым дети от природы распознают общее уныние и угадывают, когда нужно проявить уважение или скорбь. Мысль, что можно просто взять и исчезнуть, обрушилась на меня и остальных безликим ужасом и стала сродни черному пятну в глазу, которое никак не смыть.
Но вот все дальше оставался Вороний городок. Дейл отрешенно бренчал на лютне, и мрак постепенно рассеивался.
Я шла в хвосте, как будто не замечая, что Перри смещается все ближе ко мне. Моя рука повисла плетью: пальцы расслаблены, ладонь от волнения взмокла. Я не смела ей пошевелить. Впереди Бэк перешучивался с Джеремией и Дейлом.
Я лишь пискнула и сразу сжала губы, ощутив, как пальцы Перри сплетаются с моими. Он, видно, заметил, как я напряглась, и хотел убрать руку, но тут уже я придержала его и взволнованно заглянула в глаза.
Перри этого не ожидал и, краснея, отвел взгляд. Его рука – сильная, уверенная, нежная – сжала мою в ответ.
Я заметила, как Дейл впереди отвернулся от нас. Тронув струны, он запел громче:
– Златая Минитрия прошлых веков,
Нежный лик твой усеян рубцами.
Огради своих чад от жестоких врагов:
Черны тучи сгустились над нами.
Это была Песнь Верука, которую я уже слышала раз-два. Чем явнее с годами вырастала на горизонте акарская угроза, тем больше сочиняли подобных творений.
– Ну как, чувствуете что-нибудь? – поинтересовался Дейл.
Не очень-то. Мы все только развели руками – и вдруг Бэк встал как вкопанный.
– Тихо. – Он согнулся пополам, схватившись за голову, и натужно закряхтел: – Чувствую… чувствую…
Мы все оцепенели. Вдруг Бэк гротескно, по-шутовски взорвался:
– У‑у‑уши вя-я‑ну-ут! – пропел он.
Все покатились со смеху. Даже Дейл. Он замахнулся на Бэка лютней и забегал за ним кругами вокруг хохочущего Джеремии.
Вскоре переполох улегся, и Дейл вернулся к разговору, с растравленной, но безрадостной улыбкой.
– Я, вообще-то, серьезно! Сколько ни пытаюсь хоть что-то наколдовать своей музыкой, ничего не выходит. – Его лютня повисла на ремне.
Сейчас Бэк наверняка не удержится от очередной едкой, обидной шуточки. Я пригвоздила его взглядом, но он вроде бы усвоил урок.
– Стать бы как Верук, Ясин и Лоран. Под их началом вселять отвагу в воинов, которые бросаются в бой с акарами.
– Не так-то это просто. Ничего, научишься, – подбадривал Перри, которому самому хотелось оказаться на передовой.
– Верук в мои годы уже целые леса заколдовывал музыкой, а я даже цветка в горшке не выращу. Тьфу! Стараешься, стараешься, а дар Вдохновенного не просыпается.
– Может, в Роще грез проснется, – обнадежила я.
Даже Бэк не остался в стороне:
– Ну да… да. Туда многие великие музыканты шли, чтобы разбудить талант.
Из всей нашей пятерки лишь Джеремия молча любовался пейзажами, стесняясь подать голос. Было видно: его что-то гложет.
– Правда? – В голосе Дейла теплилась робкая надежда.
– А то! – кивнул Бэк. – Прикроешь глаза, и сразу нахлынут красочные, вдохновляющие грезы. Раз! – он щелкнул пальцами. – И готов всем бардам бард.
– И будет кому воодушевлять меня на фронте! – бодро воскликнул Перри.
– Тогда что мы плетемся? – Дейл просиял. – Поднажмем!
Лишь возле Рощи, когда мы продрались через первые ветки, Джеремия наконец-то раскололся. Губы сжаты в ниточку, щеки будто вот-вот лопнут – с таким выражением лица он осмелился заговорить.
– Ребята, есть вопрос. Только, чур, не смеяться, идет? – Еще ничего не спросил, а уже вспыхнул до ушей.
– Ничего не обещаю! Меня о таком просить неприлично!
Перри, сама тактичность, встал между Бэком и поотставшим Джеремией. Тот крутил большими пальцами, уткнув взгляд в лесную подстилку.
– Я не знаю… – А конец фразы он пробормотал под нос.
– Что-что? – переспросил Дейл.
– Я не знаю, что такое магия! – почти прокричал он и зарделся пуще прежнего.
– В смысле? – Бэк встрепенулся от неожиданности и широко ощерился, хищно сверкнув глазами. Почуял новую почву для шпилек в адрес Джеремии. – Ты поэтому спрашивал Галливакса о магии красок?
Я коротко пнула его, и ухмылки как не бывало.
– Как это? Совсем не знаешь? – спросил Перри без намека на укор.
Джеремия все еще не поднимал смущенного взгляда.
– Мама с папой ничего о ней не рассказывают: наша вера магию запрещает. Я все хотел разузнать у Галливакса или еще кого, но боюсь спрашивать.
Мальчика с золотым сердцем раздирала тихая внутренняя борьба: постулаты веры боролись с врожденным детским любопытством.
– А что же столько ждал? – недоумевала я.
Он стыдливо пожал плечами, тупясь и теребя листву ногой.
– Стеснялся… Ждал, ждал, а потом уже неловко было спрашивать. А теперь я как будто не с вами.
Не то чтобы я поняла его, однако искренне сочувствовала.
– Так, ну а что тебе известно? – уточнил Перри.
Джеремия понял глаза.
– Что Дейл хочет быть Вдохновенным и поступить в академию в городе Музея. Колдовать чудеса музыкой мало кто умеет, только горстка одаренных.
Перри кивнул и подступил сжать ему плечо.
– Ну вот, а говоришь, не знаешь. – На половине фразы он бросил взгляд на Бэка. Без тени гнева, но все равно недвусмысленно намекая следить за языком.
– Так, с чего бы начать… Ты знаешь про Хаар? – продолжал он. Джеремия приподнял подбородок. – Хаар – это туман, что окружает наш мир. Верховный Владыка может сотворить из него землю. Это по силам и некоторым смертным. В Болтоне есть те, кто закупоривает его в особые сосуды и доставляет заклинателям.
– А краски? – спросил Джеремия кротко, но уже не так зажато.
– Магия красок, – кивнул Перри. – Чернила для нее делают из особенных цветков. Каждый обладает своей силой. Красные вот будят гнев, любовь или страсть, а еще разжигают огонь. Магия красок много где пригождается. Что же до Вдохновенных, Дейл наверняка объяснит лучше.
Тот явно не ожидал подачи, но быстро собрался и заговорил не просто отцовскими словами, а еще и с отцовской мелодикой в голосе.
– Отец говорит, что искусство, в сущности, есть само по себе волшебство. Те, кто от рождения связан с духовной нитью мира, способны творить подлинные чудеса, если достигнут полной гармонии в своем виде искусства. Вдохновенным может быть любой из творцов: писцы Музеи, например, исписывают свитки стихами, что вселяют отвагу, силу. Есть скульпторы, есть танцоры…
Джеремия кивнул и наморщил лоб, вмещая в уме долгожданные ответы.
– И поступить в Музею очень трудно, да? – спросил он у Перри, а тот взглянул на Дейла.
Сын менестреля с мрачной улыбкой стиснул кожаный ремень лютни до хруста. Костяшки пальцев побелели.
– Почти невозможно. Не зря ради дара Вдохновенных возвели целый город.
– Потому-то мы и шли сюда, – успокаивал Перри, убыстряя шаг. – Говорят же, что Роща грез – мистическое место. Вздремни – и постигнешь такие глубокие тайны своего ремесла, что смертным и не снились.
– Правда? – вставил Джеремия.
– Чушь, честное слово, – фыркнул Бэк. – Знаете Грейс с фермы Джонсов?
– Которая тебе нравится? – поддела я.
– Захлопнись, – шикнул он, едва заметно порозовев. – Так вот, ее брат тоже мечтал музыкантом стать и ушел в Рощу на целую неделю! Родители уже думали, он помер, и послали людей на поиски. Как его потом распекали!
Бэк противно загоготал, как всякий раз в минуты слишком бурного восторга. Гогот возрастал и не падал, заедая на одной бесконечной ноте.
Теперь уже юный музыкант робко помялся:
– И как, помогло?
Бэк вмиг утих и посмотрел на него в упор.
– Ну, музыкантом-то он не стал. Окрылило его, видно, не сильнее, чем от скунсовой струи.
Мы продирались вглубь Рощи, наслаждаясь ускользающими минутками свободы, дарованной Утренним Колоколом.
Лес дышал неукротимым очарованием. На неровной почве вплотную высились два мощных извилистых дерева. Они так переплели ветви, прильнув друг к другу стволами, словно замерли в танце. Уступы и кручи растравляли в нас жажду исследования. Навстречу близкой ночи устремляли свою серенаду первые сверчки.
– Может, в следующий раз захватить подушку? Или даже покрывало? – прикидывал Дейл, пока мы поднимались.
– А что не кровать сразу? – поддел Перри.
Он первым влез на уступ и подал мне руку. Я не упущу шанса вновь к нему прикоснуться.
Вот Перри втягивает меня, и мы сталкиваемся друг с другом.
– Прости, ногой за подол зацепилась.
Что я, что он взволнованно улыбаемся… Как близко наши губы!
– Можно руку? – некстати попросил снизу Джеремия, у которого никак не выходило уцепиться.
Мы с Перри напоследок еще обменялись улыбками и помогли юному другу влезть.
Ранняя осень уже вступила в права, однако листья пока никак не желали менять сочную темную зелень на положенные по сроку охру и ржу. Под ногами хрустела лесная подстилка из хвороста и травы.
Румяный закат косыми лучами высвечивал пылинки в воздухе. Где-то вдали ухал филин. Не знаю, почему я раньше не замечала, до чего волшебен вечерний лес.
– Ну как, вдохновился уже? – ворчал Бэк, снимая с себя колючую веточку.
– Разве что на псалом, – вздохнул Дейл.
– Чей-чей лом? – подшутил Перри.
Дейл шутки не оценил и вздернул нос.
– Ну тебя!
– Ладно-ладно, я так. Подкалываю, чтобы ты бодрее переставлял ноги.
И тут в довершение шутки Дейл со всего размаху задел ногой колючий куст. Звучно затрещала ткань штанов.
– Прекрасно, еще и штаны порвал! – всплеснул он руками.
– Можно написать об этом песню, – опять подшутил Перри, но Дейлу было не до смеха.
– Обхохочешься!
Между тем лучи все утекали и сумерки понемногу переходили в ночь.
– Пойдем уже отсюда, а? – волновалась я.
Вдруг Перри с коротким «о!» подошел к одному широкому узловатому дереву. В его корнях рос одинокий цветок с бутонами столь насыщенной голубизны, что либо он перенесся сюда из горячечного бреда, либо его раскрасили за минуту до нас.
Перри сорвал его. Могло показаться, что бутончики висели поникло, даже угрюмо, но я, наоборот, увидела в этом знак уважения: они как бы кланялись навстречу гостям леса.
Он зачесал мои темно-русые волосы за ухо и вставил в них цветок. Перри, сдержанный Перри – тот, кто не проявляет ко мне чувств в открытую, – отдался любовному порыву. Не устоял. Я прочла это в его сосредоточенном взгляде.
– Это лазурчик. Будет твоим оберегом.
Меня бросило в краску, по груди разлилось тепло. Я лелеяла мгновение, не обращая никакого внимания, что цветок называется лазурчиком.
Вдруг Бэк где-то сзади издал звук, будто его тошнит. Я зло крутанула головой – и тут рядом подозрительно хрустнули ветки.
Позади нас высился акар.