Одиннадцатый цикл - читать онлайн

Глава седьмая ДАЛИЛА

В Вороний город мы брели неспешно. Брели вначале по клочковатой тропке и, миновав очертания Басксина, вышли на проторенную дорогу.

Джеремия поделился с нами пайком на день.

Бэк сетовал, что натер мозоли на руках, потому что отец сегодня велел передоить скотину.

– Зато не заскучаешь! Мой-то отец – писарь… – досадовал Перри.

– Ну и что? – влез Джеремия. – В Басксине вообще скука смертная! Зрящим ничего нельзя, все грех! – Он набил рот хлебом, как бы насильно затыкая поток крамолы.

Говорят, Зрящие посмеиваются над теми, кто не верует в Осулара: якобы им не миновать забвения. Отец же считает, что, когда настанет конец времен, таких, как Джеремия, Владыки не спасут. За кем же, интересно, правда?

Я на секунду посмотрела на Перри, который улыбнулся в ответ. Больше не смогла: всего секунда его взгляда, а у меня уже затрепетало в груди.

Какое любопытство, какая жизнь плескались в его глазах! Сколько всего они выражали, вплоть до самых тонких чувств! Щеки круглы, подбородок – маленький и скошенный. Перри быстр, быстрее нас; где бы ни оказался, он без труда очаровывает окружающих, даром что еще ребенок. Бывало, я так заглядывалась на него, что мысленно соединяла черточками его редкие веснушки.

– Чуете? – оживился Джеремия.

Я едва не вспыхнула, поняв, что открыто глазею на Перри, и отвернулась к предместьям скромного Вороньего города. С той стороны и вправду веяло запахом сливочного масла, который обычно сулит свежую выпечку. Городок гудел и, по-видимому, готовился к спонтанным гуляниям по случаю утреннего набата.

Оказалось, никто не знал точного дня, когда родится Семя, – на это была отведена тысяча лет. Однако стоило колоколу пробудиться, о делах тотчас позабыли, чтобы справить новый, неожиданный праздник.

Мы направлялись в гущу торжества. Акарские трущобы, приобнимавшие каменную городскую стену с одного бока, были скрыты от нас. Впереди тракт расширялся, и я воображала, как дохожу по нему до самой Клерии. Фантазиям добавляли красок грандиозные, лучшие предания о ней.

Мы прошли в распахнутые городские ворота, и до нас донесся оживленный гам. Туда-сюда сновал между прилавков люд.

Булочники и разносчики еды светились от счастья: кто в такой день откажет себе в удовольствии по праву чем-нибудь угоститься?

Аппетитно тянуло хлебом с маслом и дымком тлеющих углей. Осенний день был хмур, но это не омрачало веселья. Даже под серым небом всеобщий грай поднимал настроение. Нам улыбались навстречу, не скупясь на добрые пожелания.

– Храни вас одиннадцатое Семя!

Из нас сильнее всего происходящее околдовало Джеремию.

– Ребята, а расскажите про Хаар, – попросил он.

– Что именно? – уточнил Перри.

Мы успели протиснуться в просвет между взрослыми.

– Да так. Ничего, – замялся он. Мясистые щеки затянуло румяными, как на яблоке, крапинками.

Прилавков было столько, что глаза разбегались, но мы шагали строго в одно место: в трактир под шутливым названием «Розмариновый постой». Шутливым потому, что хозяйку звали Розмари.

Раз в неделю трактир открывал двери для детей. Розмари нанимала бардов, которые потчевали нас преданиями о далеком прошлом, о сотворении Минитрии, о надвигающемся Хааре. На сей раз детский день по случайности выпал на рождение нового Семени.

Мы впорхнули на крыльцо и перешли на быстрый шаг, легко ступая по деревянным половицам. Еще не началось!

Столы и стулья в зале раздвинули, образуя сцену. Дети сидели с подогнутыми ногами прямо на полу. Пахло пролитыми элем и вином, въевшимися в половицы, и жженым жиром от сальных свечей. До чего добрый, родной запах, ведь без него представление немыслимо.

Нам с дурацкой улыбкой резво замахал Дейл, подзывая. Он ждал нас четверых. Мы прошаркали в его угол и уселись рядом, скрипнув половицами. Бард перед нами настраивал лютню.

Сегодня выступал Галливакс. Золотистые локоны его свободно ниспадали растянутыми валиками. Худощавый, как Фредерик, с такими же тонкими длинными пальцами и узким станом, Галливакс все же держал себя с определенным изяществом: сам расслаблен, на вытянутом лице играет тонкая добрая улыбка. Даже острый клинышек бородки ему шел. Было видно, что бард живет не на широкую ногу, но ему хотя бы достало дохода купить бурый жилет и чистую белую блузу – а та, вернее всего, стоила немалых денег. Немалых, но не таких, чтобы прослыть в Вороньем городе богачом из богачей.

Галливакс улыбнулся, пленяя нас еще сильнее. Мы зачарованно ждали, когда он начнет. Его взгляд скользнул по тесной юной публике, запечатлел каждое лицо.

– С какой песни начнем?

Взметнулся лес рук.

– Об Эрефиэле и Белом Ястребе! – предложил Перри, не в силах выбрать кого-то одного.

– О магии красок! – выкрикнул Джеремия.

– Об акарской войне!

– Об асаманском конфликте!

– О третьем Семени!

– О столетней драконьей войне!

Голосили наперебой, перекрикивая друг друга. В конце концов Галливакс выбрал счастливчика.

– О сотворении солнца и луны! – По-видимому, его ухо уловило лишь эту просьбу.

Не знаю, кто ее выкрикнул. Возможно, Галливакс нарочно указал между детьми, чтобы каждый подумал на соседа. Он перекинул изящную лодыжку через колено, поерзал, упер лютню в бедро и извлек из струн первую ноту.

Галливакс свел брови, погружая себя в водоворот вдохновения, отдаваясь душой музыке.

Галливакс взял последний аккорд и пышно, по-менестрельски раскланялся.

– А кто украл у Верховного Владыки глаз? – спросил Перри, когда улеглись овации.

– Королевство Эстрия. Ныне забытое. В нем царят смерть и тлен.

– А правда, что по ночам оно восстает?

Галливакс кивнул.

– Эстрия связана с луной узами и просыпается лишь под ее светом.

Дальше голос подал один ребенок с озадаченной миной.

– А в году что, не всегда было десять месяцев? – Его брови хмуро сошлись.

– Счет месяцам ведет первый ангел, Великий Архонт, по тому, где сейчас парит его золотой шпиль, – с улыбкой отвечал менестрель. – Завет времени велит ему добавлять по месяцу после каждого цикла, когда Семя воссоединяется с создателем. Циклов было десять, вот и месяцев у нас десять. Чем их больше, тем дольше мы живем.

Не успел он договорить, тут же зазвучал следующий вопрос:

– А раз у Верховного Владыки украли глаз, он ослабел?

– Его могущество безгранично, – помотал Галливакс головой. – Пусть одно око померкло, нашему властелину все равно нет равных в силе.

– Даже его Семени? – вставила я.

Зал обволокло густой тишиной. В меня влепились округлые глаза, лица изумленно вытянулись. Даже у Галливакса улыбка сползла с губ – но, кажется, не от злости.

– Даже Семени. Потягаться пытались и Владыки-отступники, и жуки Дюрана, но тщетно. Даже у драконов Крема ничего не вышло.

Я только и ощутила, что трепет при мысли о невообразимой мощи Верховного Владыки.

Галливакс побаловал нас еще парой-тройкой историй. Про обитателей Дюрана, которых Верховный Владыка сотворил примерно в одно время со своими собратьями. Жуки, мухи, муравьи размером с валун, с башню – такими их рисовало предание. Отец как-то сказал, что, если прижаться ухом к горе Дюран, услышишь мягкий гул: якобы это в темных недрах жужжат крылья и клацают жвалы.

Дальше бард поведал о порождениях третьего Цикла – неописуемых морских исполинах. Чудищах под толщей волн, что поджидают храброго – или безрассудного – морехода. Все же, говорят, Верховный Владыка дал им жизнь, чтобы отвадить нас от путешествий в столь опасные дали.

Напоследок музыкант рассказал о Пепельном лесе – уж больно просил один мальчик.

Далеко за Седым холмом в недрах Чащи есть место, которое стерегут маги церкви Праведных. По слухам, его запечатали Мистики – одна из церковных ветвей.

Ввысь, над деревьями, описывал Галливакс, рвется пламя огненного кольца, опоясывающего лес, и льет с неба инфернальное сияние. По слухам, там царит пугающая тишина и все устлано одеялом пепла, что валит вечным дождем. Порой наемные следопыты отправляются туда добыть демона для опытов.

– Пожалуй, на сегодня все, – вздохнул бард. Юная публика застонала, а он усмехнулся. – Ну правда, мы уже засиделись.

– Вот-вот, – вышла вперед Розмари. – Мне еще гостей кормить, так что, ребятки, пора.

Из нашей гурьбы вырвалась скромная, замкнутая девочка и подбежала ее обнять. Я знала только, что ее зовут Георгия. Как-то пыталась завязать с ней разговор, но она была не в настроении. Розмари приласкала дочку, погладила по спине, и та, не оборачиваясь, убежала в кухню.

Кипучая, с добрым лицом, хозяйка лучилась жизнью, точно двадцатилетняя, хотя мелкие морщинки выдавали ее зрелый возраст. Казалось, сами стены трактира пропитаны ее душой. Галливакс так приковал меня, что я вообще позабыла о ее существовании.

Вдруг мелькнула странная мысль, что в годы прежних Циклов, когда месяцев было меньше, Розмари бы уже давно умерла, а я достигла бы ее возраста.

Дети высыпали из трактира к ждущим родителям, пока Розмари, Галливакс и другие двигали столы на место.

Ко мне подбежал Дейл.

– Ну как, ну как? – У него восхищенно горели глаза.

Я слегка растерялась от его кипучего восторга.

– Твой отец просто чудо.

– Да не то слово!

Дейл был сама пылкость и бурно выплескивал что досаду, что задор. Чаще второе.

– Вот бы и мне научиться играть как он! – добавил Дейл.

Бэк на это ядовито усмехнулся.

– Твой отец академии в Музее не кончал. Он музыкой даже цветка не вырастит, что уж там чудо сотворить. Вот где талант нужен!

На этот раз я со всего размаха шлепнула негодника по шее и упилась его криками.

– Почему ты вечно такой вредный?!

У меня щеки вспыхнули, а внутри все кипело. Бэк отшатнулся, одной рукой держась за шею, а вторую, в попытке защититься, боязливо выставил вперед.

– Далила, брось, – придержал меня Перри. – Не нужно.

Дейл еще улыбался, но уже тускло, и меж бровей пролегла хмурая морщинка, давая понять, как сильно его подкосило.

– Да ничего… он прав.

Я подошла к нему.

– А вот и нет. Пусть твой отец не заживляет ран и не придает сил солдатам, как Вдохновенные из Музеи, зато послушать его истории стекаются отовсюду и детей они очаровывают. Вот что такое настоящая магия!

Сын барда оживился и в этот миг заметил, как я близко. Он потупил светло-карие глаза и вполголоса поблагодарил:

– Спасибо, Далила.

Я кивнула, как будто не замечая, что он зарделся.

– И вправду, спасибо.

За нашими спинами стоял Галливакс. Бэк вмиг побелел.

– Это действительно так, – сказал ему бард. – В детстве я мечтал вести полки в бой, воодушевлять своей музыкой, но, увы и ах, лишен дара. – Он взглянул на сына. – То ли дело Дейл. У него от природы талант, а не как у меня. Жаль только, не оттачивает его как следует. – Он перевел взгляд на Бэка. – А мне достаточно раз в неделю видеть, как загораются ваши юные лица. И никакой магии не требуется.

Галливакс говорил так спокойно, но, гадала я, вдруг он из гордости не показывает, что душа по-прежнему болит? Или он просто слишком хороший артист и преотлично это скрывает?

– Отец, можно погулять? – попросил Дейл.

– А репетиция? – Он нахмурился. – Как же ты станешь менестрелем, если не репетировать?

– Да я и так уже опытный.

– Ты, сынок, талантливый. Это разные вещи. Ты еще даже не освоил баллады Микриона.

Дейл посмотрел на нас с мольбой.

– Господин Танли, понимаю, упражняться очень важно, но ведь сегодня родилось одиннадцатое Семя. Такое не каждый день случается. – Моя мягкость, я знала наверняка, его покорит.

– Отец, умоляю! – дожимал юный лютнист.

Галливакс сдался и с удрученным вздохом нехотя кивнул. Сын стиснул его в пылких объятиях.

– Спасибо, пап!

– Главное, осторожнее. Не повреди руки! – напутствовал бард.

Дейл закатил глаза.

– Обязательно.

– Да, и вот еще… – Галливакс вернулся в трактир за лютней Дейла. – Порепетируешь на ходу!

– Но, пап!

– Никаких «но»!

Я прыгнула между ними, пока Дейл не наломал дров.

– Обещаю проследить, чтобы он играл.

Галливакс кивнул и ушел. Юный бард неохотно повесил лютню за спину.

– Куда пойдем?

– Может, в Рощу грез? – Я улыбнулась. – Говорят, там являются такие яркие грезы, что любой дар пробудится!

Мы все взглянули на небо, затянутое рябью рыжевато-серых пятен, за которыми проглядывало вечернее солнце.

– Но мне можно только до заката, – прибавила я.

– А это мысль! И домой ты успеешь: все равно живешь у самой Рощи. – Перри ехидно покосился на Дейла. – Вдобавок никто не услышит, как ты ужасно бренчишь.

– Ну-у! – возмутился Дейл.

– Поэтому я и предложила Рощу.

Дейл светился в предвкушении.

В этот миг к нам подступил понурый Бэк. Он потирал шею.

– Прости. Наговорил ерунды.

Дейл кивнул, а Джеремия, лучась улыбкой во все зубы, дружески хлопнул Бэка по спине. Тот рухнул ничком.

Мы расхохотались – и тут наш задор беспощадно срезало леденящим воплем из-за спины.

За мной стояла на коленях исступленного вида женщина и кричала громче полночной банши.

– Что с ней? – Я оцепенела от ужаса.

Опять вопль – острый и неподдельный, из таких глубин нутра, что голосовые связки вот-вот должны лопнуть, как перетянутые струны.

– Сыно-о‑ок! – выла несчастная.

Волосы свалялись сальными клоками, словно она не один месяц прожила в лесу. Под глазами набрякли тяжелые мешки, растрескавшиеся губы дрожали.

– Мой сын! Кто мой сын?! – повторяла она, хватаясь за кого придется.

– Это миссис Джонсон. – За нами стояла трактирщица Розмари с сумрачным выражением. – Уже несколько дней кряду ищет своего сына. Кричит, что он стал забвенным, и обвиняет всех кругом, что не обращали на него внимания.

Джеремия сложил большой и указательный пальцы колечком и с закрытыми глазами приложил ко лбу.

– Да пребудет он узренным, – с придыханием произнес он.

– Миссис Джонсон? – недоумевал Перри. – Но ведь не было у нее никакого сына.

Взгляд Розмари наполнился неизъяснимой скорбью. Мне было жутко от происходящего, но почему, я сообразила не сразу – лишь благодаря тому, что Розмари ничего не ответила Перри. Осознание сначала просачивалось по капле – и затем нахлынуло волной.

Сердце стиснуло хваткой глубокого холодного ужаса. Я оглядела вопящую, ее тонкие руки и надломанные ногти, матово‑серую кожу и гнездо волос на голове – перепутанные пряди рассудка.

Ее сын забыт? Как его звали? Мы дружили? Множились вопросы, на которые не найти ответа, – от этого меня пробирал холодок. Вдруг я правда его знала, а он просто канул в никуда?

Этот тягучий страх не описать словами. А вдруг и меня точно так же забудут?

Розмари посмотрела на нас и сказала, что могла, ободряюще, как сумела:

– Лучше идите себе, ребятки.