Когда лето постепенно подходило к концу, Васька начинал хандрить. Дождливых дней становилось все больше, яблоки на даче были почти собраны, ягоды отошли, и по вечерам приходилось надевать куртку, чтобы покататься на велосипеде. А еще – и это самое страшное – впереди, уже за самым поворотом начинала маячить школа. Васька любил школу, но только когда он уже в ней, то есть уже сидел за партой в классе, переписывался с друзьями записками и получал пятерки. А вот весь путь до школы с конца лета и до самого класса он терпеть не мог. Ничего не представлялось ему хуже, чем снять шорты и облачиться в рубашку и пиджак. Ничего более жестокого не было, чем отлучить его от велосипеда и посадить за уроки. Ничего более страшного нельзя было себе представить, чем перспектива переодевать обувь и вместо удобных сандалий снова надевать ботинки и просыпаться по будильнику.
Поэтому Васька хандрил, но считал, что делать это надо картинно – показательно, как папа. В один из последних дней лета он сел на скамейку на веранде, поджал под себя ноги и принялся смотреть, как комар бьется о москитную сетку, и эта сетка представлялась ему границей между августом и сентябрем, а комар – это он сам, безуспешно пытающийся пробиться обратно в август. Васька неизбежно принялся вздыхать, жалея комара.
Потом вдруг зашла мама, впуская комара на веранду, и Васька будто увидел просвет в своем мрачном будущем. Комар покружился-покружился и приземлился на руку Ваське. Он замахнулся, чтобы убить его, но затем опустил руку, пожалев. Ведь этот комар – почти что он сам, зачем же лишать его последней радости в жизни?
Комар счастливо впился в руку Васьки, и тот вздохнул.
– Чего вздыхаешь? – спросила мама. – Комар на тебе сидит. – И мама шлепнула его по коже, прихлопывая комара.
– Ты что наделала, это же я! – вскрикнул Васька.
Мама покрутила пальцем у виска и ушла. Васька посмотрел на маленькое пятнышко и смахнул его вниз. Он поднялся. С этой семейкой похандрить совершенно не выйдет, решил Васька и пошел кататься на велосипеде. Ведь лето еще не совсем кончилось, погрустить он еще успеет.