В первый раз Васька держал в руках молоток с разрешения папы. Дело было так:
В их квартире постоянно что-то ломалось. То есть не совсем постоянно, но с какой-то странной регулярностью, и Васька даже подозревал, что кто-то приходит и специально ломает им всевозможные мелочи, чтобы потом папа все это чинил. Обычно папа накапливал какое-то количество просьб мамы, чтобы потом в один выходной разом все сделать. Ваське эта стратегия казалась довольно удобной – лучше все сразу решить, чем много раз по мелочи делать.
Итак, как-нибудь в субботу подходило это время: папа просыпался, завтракал, а затем говорил:
– Сегодня день починки.
Мама сразу оживлялась и несла ему, будто в дань, всякие мелкие штуки, что собирала все это время. Там были и сломанные электронные приборы, и замена батареек в часах, и расшатавшийся стул и даже однажды починка антресоли. Васька смотрел-смотрел на это и начал папе тоже в день починки приносить свои игрушки – где колесо открутилось, где хвост отвалился.
Васька любил наблюдать за тем, как папа работает. Он ко всему подходил основательно: собирал в кучку то, что нужно отремонтировать, доставал из кладовки чемоданчик. В нем хранились всякие штуки из металла и пластика, которые Ваську завораживали, и он подходил ближе, трогал их пальцами и пробовал перебирать.
Папа пока распределял работу: это сначала, это после обеда, а это на вечер, потому что легкое. Васька садился рядом, и папа показывал, произнося странные волшебные слова: пассатижи, проскогубцы… Это походило на игру: Васька тыкал пальцем, а папа называл выдуманное слово.
Потом папа чинил. У него обычно получалось, но если нет, то он обычно не ругался, а просто брался за что-то другое, приговаривая:
– Не идет, не идет, значит, не сейчас.
А больше всего Ваське нравился молоток. У папы он был солидный, с деревянной потемневшей ручкой и стертыми от старости железными краями. Папа рассказывал, что этот молоток ему отдал его папа.
– Попробуешь? – спросил однажды папа, заметив, как Васька смотрит на молоток.
Он показал на стену, куда мама попросила вбить два гвоздя – для картины. Васька посмотрел на молоток и на длинный толстый гвоздь. И решительно кивнул.
Молоток был тяжелый и не помещался в маленькой Васькиной ладошке. Папа поставил Ваську на стул и дал длинный гвоздь.
– Сначала примеряешься, потом гвоздь прикладываешь и аккуратненько по нему тюк молотком.
Васька сосредоточенно нахмурился. Он приставил гвоздь к стене – ровной, чистой, даже жаль гвоздем портить.
– А если не получится? – с тревогой спросил он.
– Ничего страшного, главное, по пальцу не попади. А дырку прикроем картиной, – посмеялся папа.
Васька снова примерился. Молоток оттягивал руку, но Васька не отступал. Он занес его над шляпкой и сделал тюк.
Гвоздь вошел в стену на миллиметр и застрял.
– Теперь еще по нему тюкай, – посоветовал папа.
Васька все тюкал и тюкал, пока гвоздь не покосился. Теперь из стены торчала кривая шляпка, да и сам гвоздь только наполовину вошел внутрь.
Папа забрал у него молоток и шутя забил рядом еще один гвоздь – ровно, метко и красиво. Васька сравнил их труды: папин гвоздь и его.
– У тебя лучше, – нахмурился он сильнее.
– Потренируешься еще и получится. Давай картину повесим, – утешил его папа.
Они приноровили картину к стене и отошли подальше полюбоваться. Один край выпирал и был ниже, чем другой, и казалось, будто картина падает.
– Это что за постмодерн? – спросила мама, заходя в гостиную.
– Это современное искусство, семейное дело, – отозвался папа, гордо кладя Ваське руку на плечо.
Мама оглядела их и цокнула языком:
– Артисты.
Васька думал, что картину перевесят, но она так и осталась висеть, а всем гостям рассказывали, что это семейное творчество, даже заставив Ваську немного гордиться своей связью с современным искусством.