Олонецких изб громадины
заколочены, глухи.
На резные перекладины
не садятся петухи.
Пролетая над амбарами,
ветер спрашивал, дивясь:
– Сладко ль вам под комиссарами?
А они проснулись:
– Ась?
Не найти тебе ни корочки,
ну да ты и так щекаст.
Словно мел на медной створочке,
золотится снежный наст.
Надо б этих комиссариков,
шедших с грамотой к крыльцу,
растереть бы, как комариков
по усталому лицу.
Древо с фениксами красными.
Строк личное полотно,
густо затканное гласными.
То всё ясно, то темно…
Десять лет по норам прятался,
бородой зарос до глаз,
к новой власти худо сватался.
Но пробил последний час:
оспяною лапой Сталина
взята в гиблые места
и зарыта персть крестьянина
без отпева и креста.
Где лежишь, Никола-мученик,
богоизбранный помор?
Я прожгу слезой горючею
твой заснеженный бугор.