Мерещится, я не один брожу
по этим сумеркам – с тобою.
То что-нибудь тебе скажу,
то утаю, солгу, сокрою.
Столь ясно помнятся и стать твоя, и прыть,
любая ипостась и складка,
что лгать не совестно и правду говорить
тебе, единственная, сладко.
Кривую улицу, покрытый снегом храм,
где вороньё обсело крышу,
я не один, а пополам
с тобою чувствую и вижу.
И что мне до того, что там, где ты – июль,
а тут воротники да шубы?
Запью ли горькую, умру ли, оживу ль —
всё так же радуют глаза твои и губы.
Всё так же радуют… Но нет, ещё сильней,
зане не гаснут, не твердеют.
И волосы твои ещё рыжей
на полотне подушки тлеют.
Чего ж… Благодарю, что ласкова с чужим,
ты лучшие часы крадёшь для нас, воровка.
Да мне и так легко! Да я смеюсь над ним!
И не скучна моя зимовка.