А. Найману
Говорит о испуге своём
перед силою постной молитвы.
Прячет в шторах окна окоём
и острит наподобие бритвы.
И хотя уж давно позабыт
гром пальбы над холодной волною
и даёт ему друг-московит
хлебосольно трунить над собою,
он – подобно Петру за станком,
обращая на праздных угрозу,
вырезает цветок за цветком
золочёную едкую прозу.
Словно копоть не застит зенит,
не лежат штабеля у обочин,
словно впрямь ещё дело решит
эта гвардия слёз и пощёчин.
То искусно молчит о былом,
то презрительно тянется к нови…
И высок иудейский излом
тёмной тенью подправленной брови.