Голубенек вереск лесной – весной.
На ветру у Китса шумит такой.
Наподобье ягод темна капель.
На холмах у Китса теперь апрель.
С колокольни Китса видны зараз
и хоромы лета, и зимний лаз,
черепица осени, сад весны,
и в любое время плоды вкусны.
Да ему не снилось как нам говеть!
Есть когда подумать, где грог согреть.
Да у нас потолще, поди, армяк,
похитрей, поди, полевой хомяк.
Китс бы с наших дровен слетел в сугроб,
размозжил о притолоку нежный лоб:
потому что если у нас – зима,
ничего другого уже нема.
У Китса на чердаке
треуголка ветхая на крюке
и эолова арфа в густой паутине.
…А у нас давно плывёт по реке
гора старья на пречистой льдине.
Наступила оттепель, наконец,
мальцы по площади плот гоняют.
Зачем ты жил на земле, певец?
Здесь о тебе ничего не знают.
Продмаг, знакомая полумгла,
на голой полке блестит сивуха.
Но отравила, не помогла —
в сетчатке влажно, а в горле сухо.
По склону с горки ползёт погост.
Над ним бескрестный зубец руины.
Земля дана человеку в рост:
за ширью родины – даль чужбины.
…Там у Китса варится крепкий грог.
В знак его участия и приязни
голубенек вереск и колок дрок
на переплетеньях Оки и Клязьмы.