По настилу таёжного мха
скорым шагом я вышел – к поморью.
Сталь морская не знает греха.
Сеет дождь по лесному подворью.
За осокой на чёрном бревне
папироской сырою балуюсь.
От черники все пальцы вчерне.
Чайка вскрикнула на валуне.
Я ещё и люблю, и волнуюсь…
Осока по пояс. Болотная хлябь.
Осеннего неба холщовая рябь
распорота острым лучом до конца
и сразу зашита иглой из свинца.
Ещё с полминуты мы видим стежки,
чуть розовы их бахрома, гребешки,
но так молода, верно, ткань в небесах,
что шрам заживает у нас на глазах.
Не то наше сердце и наша душа:
не пользуя нить и иголку,
они выздоравливают не спеша,
их раны открыты подолгу.