Оказавшись в отделе полиции, нас с Максимом завели в небольшой кабинет. Там было несколько старых деревянных столов и несколько сломанных стульев. Стулья скрипели и шатались, сидеть на них было практически невозможно. Ощущение, что нас поместили в это помещение специально, чтобы дестабилизировать. Обстановка давила на нас: тусклый свет, затхлый запах старой мебели и давно немытых полов. Время как будто остановилось, каждую минуту ожидания казалось вечностью. Мы молчали, погруженные в свои мысли. Максим был бледен, его руки заметно дрожали. Через какое-то время в кабинет вошел мужчина в форме. Он смотрел на нас внимательно, с неким холодным интересом. Его голос был строг, но не груб.
– Рассказывайте, что случилось, – сказал он, садясь за один из столов.
Мы начали говорить, перебивая друг друга, вспоминая детали. От напряжения становилось только хуже, слова путались, а внутри росло ощущение бессилия. Мы оба были несовершеннолетними. 13 марта мне исполнилось 17 лет, а Максиму было всего 16, так как его день рождения выпадал на лето. Это осознание немного успокаивало – по закону полиция не могла предпринять никаких серьёзных действий без участия наших родителей. После недолгой, но напряжённой беседы с офицером, нас попросили назвать домашние телефоны. Мы диктовали номера, стараясь не сбиваться от волнения. Полицейский записал их в блокнот, поднял трубку телефона и сразу начал звонить.
– Ваши родители сейчас будут здесь, – сказал он, отложив трубку.
Мы с Максимом молча переглянулись. Ожидание становилось ещё более тягостным. Мы понимали, что объяснять произошедшее родителям будет сложнее, чем даже полиции. В голове крутились вопросы: как они отреагируют? Что подумают? Как нам оправдаться за то, что оказались в этом кошмаре? Каждая минута до их прихода длилась вечность. Время приближалось к восьми часам вечера. Сумерки за окном сменились полной тьмой, и единственным источником света в кабинете была тусклая лампа на потолке. Её желтоватый свет отбрасывал странные тени на стены, усиливая чувство тревоги. Мы сидели с Максимом молча, не в силах даже перекинуться словом. Казалось, что воздух в комнате становился всё плотнее, давя на грудь. В голове крутились мысли, которые не давали покоя: как всё могло так обернуться? Какой теперь будет наша жизнь? Каждый звук за дверью заставлял нас вздрагивать. Шаги полицейских в коридоре, приглушённые разговоры, телефонные звонки – всё это смешивалось в единый гул, который резонировал в голове.
Когда часы пробили восемь, это звучало как гром среди молчания. Мы не знали, сколько ещё времени потребуется, чтобы наши родители приехали, но каждую секунду ожидание становилось всё невыносимее. Первыми в кабинет вошли родители Кости. Их лица были искажены смесью страха и беспокойства, а глаза искали ответы, которых не было. Отец Кости, высокий и худой, с виду измождённый, сразу подошёл ко мне, пытаясь узнать, что произошло. Мать стояла чуть поодаль, её руки сжались в кулаки, и видно было, что она держится на грани. Следом за ними вошли родители Максима. Мать Максима была молодой женщиной с тревожным взглядом, её голос дрожал, когда она пыталась понять, как Макс оказался здесь. Все мы, сидя в этом полумраке кабинета, ожидали неизбежного: как полиция будет реагировать, что будет дальше, но это не уменьшало того ужаса, который мы все переживали.
Первым в кабинет зашел отец Кости. Он стоял на пороге, его взгляд был полный недоумения и тревоги. Прямо в глазах был вопрос: что случилось? Я сидел напротив дознавателя на табуретке, не зная, как реагировать, как объяснить, что произошло. Вся ситуация казалась нереальной, словно я оказался в каком-то кошмаре. Дознаватель молча посмотрел на отца Кости, после чего произнес те слова, которые я не мог осознать до конца: "Ваш сын умер". Эти слова повисли в воздухе, как тяжёлый груз. Отец Кости, казалось, не сразу понял, что ему сказали. Его лицо исказилось от боли, но он не успел даже пошевелиться, словно это всё было частью чьего-то другого мира. Через несколько минут, или может быть секунд, в кабинет вошли мои родители. Ожидание было мучительно тяжёлым, словно каждый миг тянулся бесконечно. В этот момент всё вокруг потеряло свою значимость. Звуки, которые раньше казались обычными, теперь были как отголоски из другого мира. Всё внимание сосредоточилось на словах дознавателя, на этом тяжёлом моменте, который мы теперь все переживали.
После всех процедур, когда мы наконец покинули отделение, я и мои родители молча шли домой. Время словно остановилось, и каждый шаг казался отдалённым, почти незаметным, как если бы мы перемещались через пустое пространство. Сердце было тяжёлым, но мир вокруг оставался прежним, даже если всё внутри меня было разрушено. Я не мог понять, что произошло. Как это случилось? Почему всё закончилось так? Мы шли по знакомой улице, но всё было не так. Даже в этом тихом квартале, где всё казалось обыденным, теперь царила чуждая тишина. В голове всё смешивалось, и каждый шаг сопровождался внутренним эхом пустоты. Мы шли, но не было ощущения движения. Мы были как будто в другом времени или месте, где смерть перестала быть чем-то абстрактным. Просто шли домой, как будто ничего не случилось, как будто жизнь продолжалась по своим законам. Но в этот момент чувствовал, как тяжело нести тот груз, который не мог уйти. Весь этот «текущий момент» был лишь иллюзией, потому что внутреннее состояние было настолько разорванным, что даже привычные вещи казались чуждыми. Тот день, тот момент, те события… всё это нельзя было забыть, но оно уже стало не частью нас, а чем-то далеким. На улице не было суеты, и даже в нашем доме всё было, как обычно, но я знал, что мир больше никогда не будет таким, как раньше.
После всех пережитых событий мы собрались за столом на кухне, как обычно, но теперь всё было не так. Словно мир стал серым, и привычные действия, такие как питьё чая, казались неуместными и лишёнными смысла. Мы сидели в тишине, как свидетели чего-то, что не поддаётся объяснению, не имея сил или желания обсуждать произошедшее. Мои мысли путались, и я ощущал, как это давление внутри меня не отпускало. Когда меня отправили спать, просто пошёл в свою комнату, хотя понимал, что это не принесёт облегчения. Сон не был для меня способом уйти от реальности, ведь мысли и переживания терзали меня даже в тёмные часы ночи. Школа, как ни странно, казалась мне самым тяжёлым бременем в тот момент. Мне не хотелось возвращаться к этому месту, к этим лицам, ко всему тому, что было связано с повседневной рутиной. Не знал, что меня ждёт. Всё вокруг, казалось, потеряло прежний смысл. Школа перестала быть чем-то важным, каким-то ориентиром, а жизнь, как и раньше, требовала от меня действий. Но в тот момент не был готов к этим действиям. Я стоял на пороге чего-то нового, и, хотя это будущее было темным и неопределённым, я знал, что уже не могу вернуться назад.