Другой картиной, мимо которой мы никак не можем пройти, разбирая эту важнейшую точку – эпоху Возрождения, вне всяких сомнений, является «Поклонение Волхвов» за авторством Сандро Боттичелли. Для начала, как обычно, давайте попытаемся найти здесь заказчика. Как мы помним, в любую предыдущую христианскую эпоху его следовало бы искать в образе какого-нибудь святого или скромного пастушка, заглянувшего на огонек Вифлеемской звезды. Ну а если это был уж совсем не скромный человек, то в образе одного из волхвов. В крайнем случае он мог быть изображен и в своем собственном обличии: коленопреклоненно умиляющимся сиянием, исходящим от младенца Христа. Чего-то подобного еще и потому следовало бы ожидать, что картина была написана для алтаря погребальной часовни заказчика, расположенной в базилике Санта Мария Новелла.
«Поклонение волхвов», ок. 1475 г., Сандро Боттичелли
Однако ничего этого мы здесь не видим. Подавляющая часть холста плотно заставлена представителями нескольких поколений правящего флорентийского дома Медичи, а также прочими тогдашними знаменитостями. Сам же Гаспаре ди Дзаноби дель Лама изображен в правой части картины скромно стоящим в толпе придворных. И похоже, что ни святой Иосиф, ни Пресвятая Дева Мария, ни само чудо сошествия в мир младенца Христа его нисколько не интересуют.
Ведь если бы этот человек данным произведением искусства хотел бы показать нам, что главной заслугой своей жизни он почитает христианскую добродетель, наверное, он поступил бы так же, как и все его многочисленные предшественники, – попросил бы художника изобразить его одним из участников этой священной истории, что делало бы его лицом, состоящим в свите самого Святого семейства. Он же счел, что для него гораздо важнее быть изображенным в виде одного из многочисленных подданных совсем другой семьи – правящей флорентийской династии Медичи.
Взгляд Гаспаре не направлен на Христа, мало того, он даже не направлен на своего патрона, близостью с которым он, очевидно, так гордится. Вместо этого он смотрит прямо нам в глаза, его взгляд как бы говорит: «Посмотрите, это я – Гаспаре ди Дзаноби дель Лама, видите, в обществе каких великих людей я стою…» И эту картину именно я заказал. И она будет великим памятником моему социальному положению и моим великим даром этому Святому семейству. Ну и в придачу, на тот случай, если мы вдруг не поймем, кто здесь за все платит, он еще и ненавязчиво показывает на себя пальцем.
Ну что же, давайте рассмотрим поближе это Святое семейство. На картине изображены три поколения Медичи. Легендарный Козимо Старый, сын основоположника династии, его дети, Пьеро и Джованни, и его внуки – Джулиано и столь же легендарный Лоренцо Великолепный. Первое, что бросается в глаза, – тот очевидный факт, что настоящее Святое семейство не только не входит в круг интересов заказчика картины – оно так же, кажется, совсем не интересует и представителей славного банкирского дома. Ведь почти никто из них буквально не смотрит в сторону Богоматери и младенца Христа. То есть коленопреклоненный Козимо вроде как выказывает некое почтение божеству, однако, судя по выражению его лица, понятно, что все это для него лишь обыденная формальность. При этом его дети, Пьеро и Джованни, в этот момент заняты обсуждением лежащей у их ног короны. «Вот корона лежит, – как бы говорит младший брат, – это случайно не твоя?» «Моя? – как бы переспрашивает старший. – Нет, это, наверно, Христа, он же вроде у нас Царь Царей…»
Здесь же, в пророческой задумчивости, но тоже не глядя на свершающееся чудо, стоит сын Пьеро – Джулиано. Уже совсем скоро он будет заколот вероломным убийцей. В левой части картины мы видим другую группу – игнорирующих Христа персонажей. Это гордо задравший нос и небрежно скрестивший руки на своем мече Лоренцо Великолепный (на момент написания картины действующий правитель Флоренции), его друг, поэт Анджело Полициано, а также надменно объясняющий патрону истинную суть происходящего один из главных создателей идеологии Возрождения, мыслитель и философ, Пико делла Мирандола, человек, из-под пера которого вышли такие, например строки:
«Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю».
А теперь представьте себе такую невероятную ситуацию. Допустим, кто-то изобрел машину времени и вы выиграли в лотерею возможность стать одним из тридцати людей, которым посчастливилось увидеть новорожденного Иисуса. При этом вы, допустим, ну не прямо фанатически, но все-таки достаточно верующий человек. И как вы думаете, могли бы вы проглядеть этот момент, потому что задумались о чем-то своем или вдруг решили поговорить с братом о том, чья корона лежит у вас под ногами? Ну и наконец, могли бы вы найти этот момент подходящим для того, чтобы скорчить равнодушную и надменную физиономию и вместо того, чтобы благоговейно ловить каждый миг этого великого чуда, выслушивать философские штудии вашего юного спутника. Согласитесь, что-то должно быть не так с вашей христианской верой для того, чтобы такое поведение казалось вам вполне здесь уместным. Однако в эти времена и для этой семьи подобное отношение к христианской религии чем-то из ряда вон выходящим, к сожалению, не было. И виной всему, к сожалению, была сама католическая церковь.
На протяжении 1000 лет средневековья католическая церковь была абсолютным монополистом западноевропейского духовного мира. Огнем и мечом она закрепила за собой право отождествляться с самим Христом. И если ты смел высказывать какое-либо недовольство законами, по которым она была устроена, или даже персонально кем-то из высшего духовенства, в тот же момент ты становился врагом и самого Христа.
И знаете что? Подавляющее большинство тогдашних людей это вполне устраивало. Это было даже удобно. Ведь простому человеку и не хотелось вдаваться в сложные религиозно-философские размышления. Для него было гораздо проще всю работу по спасению собственной души переложить на плечи каких-то более сведущих в таких делах людей. Зато можно было сделать что-то плохое, даже очень плохое, заплатить штраф, и тебе все простится. А то, что епископ живет в замке и ходит в золоте, так он же пред Богом за нас всех предстоит, а как перед Богом-то, да в лохмотьях, не солидно как-то…
Между тем Медичи видели эту декорацию истинной веры, в том числе и с обратной стороны. Люди они были образованные, Священное Писание знали очень хорошо. Но, помимо этого, они так же хорошо знали и Платона, и Пифагора, и Аристотеля, древнеримских и арабских авторов. А еще они прекрасно разбирались в политике. Например, они помнили, что папы, конечно, наместники Бога на земле, но если ты достаточно сильный правитель, ты можешь выгнать их из Рима, перевести в свою вотчину и там держать под замком почти 100 лет (Авиньонское пленение). И никакой кары небесной за это на твою голову не обрушится.
Они так же хорошо помнили, недавнюю Великую схизму Запада, период, во время которого на папском престоле одновременно находились сначала два, а потом и три папы, одним из которых был известный авантюрист и пират Бальтазар Косса. Последний для Медичи был лицом особенно примечательным, ведь, став папой Иоанном XXIII, он передал все свои пиратские сокровища в управление основателю этого семейства, Джованни ди Биччи де Медичи, а когда Косса лишился папской тиары и потребовал свои деньги назад, старик Джованни остроумно заметил, что эти деньги принадлежат папе Иоанну XXIII и, когда тот за ними придет, он, несомненно, вернет ему все до последнего флорина. Таким образом, в основе капитала банкирского дома Медичи лежали не просто кровавые пиратские сокровища, но сокровища, которые они сами украли у одного из самых кровавых пиратов того времени.
Другой «осиновый кол» в сердце средневекового мировоззрения вбила наука. Здесь нужно отметить, что еще в 1462 году дед Лоренцо Великолепного основал Платоновскую Академию – место, где собирались крупнейшие гуманисты своего времени для того, чтобы изучать и актуализировать великое наследие античного мира. Там изучали труды Аристотеля, Эпикура, Платона, Плутарха и прочих столпов античной мысли, а греки, как мы помним, это люди с очень практическим и научным складом ума. Так, например Эратосфен Киренский первым вычислил радиус Земли, а Аристарх Самосский разработал принцип измерения расстояния от Земли до Солнца. Этот же древнегреческий ученый впервые поставил Солнце в центр известной Вселенной. Все это было описано в дошедших до нас трудах Плутарха и Архимеда, которые, вне всякого сомнения, были объектами изучения в Платоновской Академии, участниками которой были и Козимо Медичи, и Пико делла Мирандола, и Боттичелли, и, конечно же, Лоренцо Великолепный.
Помимо этого, в кругу интеллектуалов уже были известны работы крупнейшего немецкого мыслителя того времени, а по совместительству кардинала и епископа Бриксена Николая Кузанского с его предположением о бесконечности Вселенной и отсутствии у нее какого-либо центра. Ну и наконец, в то время в среду образованных людей Европы уже начинают проникать некоторые сведения о гелиоцентрической системе Николая Коперника.
Надо сказать, что изгнание Земли из центра Вселенной было для человека эпохи Возрождения не просто очередным научным открытием. Это было буквально крушением всей старой мировоззренческой системы. Ведь испокон веков считалось, что все законы небесной механики уже открыты, прекрасно соотносятся со Священным Писанием, а потому утверждены церковью как вечный и нерушимый закон. Человек считался вершиной творения, поскольку был создан по образу и подобию Божию. Для него Господь сотворил Землю, и вполне естественным казалось предположить, что дом этого идеального существа непременно должен быть расположен именно в центре Вселенной. И вот вдруг выясняется, что Земля, а стало быть, и мы, вовсе не является той осью, вокруг которой вращается мироздание, а отсюда на ум многим думающим людям сама собой напрашивалась мысль о том, что, может быть, мы и не единственное разумное творение Господа и на других планетах, которые тоже вращаются вокруг Солнца, может существовать и какое-то другое, может быть, даже более любимое Богом человечество. Тем более что наши войны, голод и регулярные эпидемии только придавали обоснованности этому фантастическому предположению. Собственно Джордано Бруно, который был современником таких титанов Возрождения, как Козимо I Медичи, Тициан и Микеланджело, сожгут именно за это предположение.
И в довершение, быть может, самый поучительный и жестокий урок этой семье преподнесло событие, окончательно развеявшее все иллюзии относительно папства (если они к тому времени еще были). Речь идет о заговоре Пацци, напрямую благословленном папой Сикстом IV, когда заговорщики, среди которых были не только купцы священники и монахи, но даже архиепископ Пизы, напали на братьев Джулиано и Лоренцо Медичи не просто в церкви, а непосредственно в момент причастия.
Имея в виду все вышеперечисленное, нетрудно догадаться, почему персонажи, изображенные на картине Боттичелли, выражают Святому семейству так мало почтения. Оказалось, что формула «Церковь есть Бог» имеет и обратное действие. А значит, если хула на католическую церковь в течение 1000 лет признавалась хулой на самого Бога, соответственно, и разочарование церковью для многих стало разочарованием в самом Господе. Всевышний продолжал оставаться Творцом Вселенной, но вместо положения небесного Отца, непосредственно участвующего в жизни каждого сотворенного им человека, Он был признан Отцом, выставившим своих чад за порог, предоставив право каждому самому решать, каким человеком ему теперь быть. Ну и перед тем, как мы сформулируем для себя окончательный вывод относительно этого переломного момента нашей истории, давайте вновь обратимся к великой картине великого мастера, разберем ее общую композицию и еще один, включенный в нее портрет. Поскольку, по нашему мнению, именно эти две детали наиболее ярко высвечивают те изменения, что произошли в головах людей эпохи Возрождения.
Во-первых композиция. Если мы взглянем на полотна (точнее, доски) мастеров предыдущего поколения, тех, на чьих работах учились титаны Возрождения, они будут разительно отличаться от картины Боттичелли. И мы сейчас имеем в виду не относительную примитивность стиля старых мастеров, а именно композицию. В произведениях Чимабуэ, Дуччо ди Буонинсенья, Пьетро Лоренцетти или Луки де Томме, написанных на тот же сюжет, главенствует одно неизменное правило: Царица Небесная с младенцем Христом обязана пребывать на переднем плане и, как правило, по размеру значительно превосходить всех остальных персонажей картины. Единственное исключение – архангел Гавриил и Иоанн Креститель, эти герои Священного Писания признавались равными Богоматери, и их можно было изображать в том же размере.
«Маэста – Мадонна на троне», Чимабуэ
Ну и что же мы видим у Боттичелли? Кто здесь изображен в глубине композиции и визуально представляется фигурой меньшего размера, а кто, в золотом плаще Юпитера, гордо вздернув нос, вызывающе глядя прямо в глаза зрителю, самодовольно красуется в первом ряду? А это создатель шедевра – сам великий Сандро Боттичелли. Думаете, это случайность? Нет, нет и еще раз нет… Таким образом, творец земной указал Творцу небесному то место, которое он отныне должен занимать.