Нерасторжимая диада
Путешествуя по залам знаменитых музеев, внимательный зритель не сможет не подметить и еще одну, более глобальную закономерность, касающуюся разбираемой нами темы. Эта закономерность заключается в том, что высшие достижения в искусстве, как правило, приходятся на те страны и те времена, в которые основная религиозная доктрина этих обществ если не находилась в упадке, то как минимум начинала подвергаться критическому анализу со стороны, по крайней мере, наиболее образованных слоев общества. И напротив, в тех обществах, где религиозные убеждения были сильны, изобразительные искусства ограничивались достаточно примитивными формами. Эта особенность замечена уже давно и, как правило, бывает интерпретирована людьми науки как природная несовместимость, даже враждебность двух этих социальных институтов. Однако наше исследование говорит совсем о другом. Если рассматривать эти два вида человеческой деятельности с точки зрения проблемы смерти, они не только не являются чем-то противоположным или враждебным друг другу, они даже не являются двумя разными явлениями.
Во-первых, как мы уже говорили ранее, религия и все виды искусства работают на одном и том же свойстве человеческого мышления – акте веры. А во-вторых, и религия и искусство созданы человечеством в ответ на одну и ту же свою базовую потребность – необходимость преодоления проблемы смерти. Уж не знаю, есть ли еще какие-нибудь общности у этих двух понятий, но и этих двух нам вполне достаточно для того, чтобы утверждать, что искусство и религия – это хоть и двусторонний, но все-таки единый, взаимодополняемый механизм эволюции нашего вида. Причем, судя по всему, искусство в этой диаде несет вспомогательную функцию и включается в работу только в случае ослабевания основного механизма выживания – веры в посмертное существование.
Теперь, вооруженные этой теорией, давайте вернемся к началу пути и пробежимся по истории искусства, рассматривая его уже под этим новым углом зрения.
Итак, все началось с могилы, то есть с зарождения религиозных представлений о возможном загробном существовании, надежды на будущее возрождение и установления во главе мироздания верховного существа, имеющего власть над жизнью и смертью. Очевидно, что столь сложные понятия в столь юном возрасте человечества требовали обязательного осязаемого доказательства. В ответ на эту необходимость был создан культ пещерного медведя, и как его часть на стенах первобытных пещер появились первые шедевры изобразительного искусства.
Затем настала эпоха мегалитических сооружений, и развитие изобразительного искусства как бы затормозилось. От этих времен остались лишь редкие петроглифы, изображавшие все тех же животных, правда в довольно упрощенном по сравнению с прежней пещерной живописью виде, и множество разбросанных практически по всему миру циклопических сооружений, сложенных из многотонных каменных глыб. То есть в этот период вера людей в загробную жизнь и будущее возрождение была столь сильна, что они тратили миллионы человеко-часов на то, чтобы эти многотонные камни заняли надлежащее положение.
Если вдуматься, эти посвященные смерти памятники доисторической архитектуры даже нельзя назвать культовыми сооружениями. По крайней мере в том смысле, в котором человек нашего века обыкновенно представляет себе культовое сооружение. Ведь сегодня мы привыкли делить жизнь на реальность, тот физический мир, в котором мы пребываем, и гипотетически возможное сверхъестественное посмертное существование. Между тем люди, посвящавшие практически все свое свободное время воздвижению этих вечных сооружений, вероятно, не делили жизнь на какие-то там половины. Для них необходимость позаботиться о своей загробной жизни была такой же обыденностью, как и добывание пропитания, строительство жилищ, изготовление одежды, воспитание детей или защита от врагов. Ведь не считаем же мы сегодня культовым сооружением пекарню или автосалон. Так и они: хочешь жить сегодня – вырасти и испеки хлеб, хочешь возродиться из чрева матери-земли – строй мегалитические сооружения. И никакой необходимости кого-то в этом убеждать попросту не было. А следовательно, не было необходимости и в развитой системе образов, призванной убеждать человека в существовании того, что всякий и так считал частью одной-единственной жизни. Кроме того, социальная структура была крайне однородной, все были приблизительно равны и каждый точно знал, что ему надлежит делать. Так что и в создании образов, отображающих глубину социального пространства, также не было никакой необходимости.
Развалины Гёбекли-Тепе
При этом художественно одаренных гениев меньше не стало, просто у общества не было запроса на бесполезные изображения. А вот на создание технологий мегалитической архитектуры запрос как раз был. Вот они (гении) и переквалифицировались в инженеров. Попробуйте, например, придумать, как с помощью инструментов каменного века откалывать от скалы многотонные плиты, перемещать их на значительные расстояния, а затем устанавливать вертикально, да еще и в полном соответствии с солнечным или лунным календарем, если у вас нет ни колеса, ни письменности, не говоря уж о математике и геометрии. Воистину гений этих людей был сравним с гением Леонардо, который, надо сказать, на рынке средневековой Европы позиционировал себя именно как военный инженер.
Следующий параграф в учебнике истории искусств обычно отведен уже упомянутому нами египетскому погребальному культу. Мы уже выяснили, что живопись и скульптура этой цивилизации полностью соответствуют нашим критериям искусства. Но вот что касается пропорционального соотношения искусства и религии в жизни древних египтян, тут у нас могут возникнуть кажущиеся нестыковки. Ведь если мы беремся утверждать, что изобразительные искусства достигают расцвета только там, где у общества возникают сомнения в своих религиозных догмах, мы не сможем игнорировать тот факт, что египетский заупокойный культ, являясь непререкаемым законом жизни для людей своего времени, одновременно с этим практически полностью состоял из высочайших образцов изобразительного искусства.
Чтобы разобраться с этой проблемой, давайте еще раз взглянем на ту удивительную стилистическую разницу между абсолютно реалистичной скульптурой и абсолютно символичной живописью египетского погребального культа. Они ведь так разительно отличаются совсем не потому, что древние мастера искусством скульптуры овладели в совершенстве, а до столь же совершенного владения кистью их талант почему-то так и не дорос. На самом деле секрет в различии функциональных обязанностей двух этих видов искусства. Согласно верованиям древних египтян, одна из частей души усопшего превращалась в священную птицу Ба, которая отлетала на небо, чтобы присутствовать на суде Осириса, решавшего дальнейшую судьбу умершего. А затем она должна вернуться к телу хозяина, для того чтобы передать ему весть о том, что именно решил бог мертвых.
Статуя Каапера XXVI век до н.э.
Так вот, для этого было необходимо, чтобы душа, вернувшись на землю, смогла узнать своего владельца. А посему никакие символические изображения были тут совершенно не уместны, здесь требовалось абсолютное портретное сходство. Другими словами, те портретные изваяния, что древние египтяне помещали в гробницы своих усопших, ни в каком смысле произведениями искусства не являлись. Это были буквально вместилища душ умерших людей. То есть просто некие контейнеры, по форме максимально приближенные к форме тела своего владельца.
И наоборот, символизм росписи стен погребальной камеры был обусловлен тем, что задачей этой живописи не было воздействие на современников покойного. Да и фактически это даже не была живопись в нашем теперешнем понимании. По сути, это был живописный текст, предназначенный для прочтения богами, самим владельцем усыпальницы и его многочисленными потомками. Из этих изображений боги должны были понять, что за претендент на вечную жизнь предстал пред их светлые очи, сам усопший пользовался ими как путеводителем по загробному миру, а многочисленные потомки, да и просто любые желающие должны были убеждаться во влиятельности своего потенциального загробного патрона.
Далее следует Античность, с ее высочайшими образцами во всех областях искусств, создававшимися в атмосфере скептического отношения к возможности договора между богами и людьми, и отсутствием надежды на счастливое загробное существование. Затем наступают темные времена эпохи великого переселения народов, когда людям в принципе было не до искусств. И одновременно возникает молодое, энергичное и искреннее христианство, которое поначалу не имело возможности создавать большое количество собственных оригинальных произведений искусства, так как считалось запрещенной сектой, а позже, уже захватив все пространство великой Римской империи, именно за счет своей молодой энергии и искренности веры в создании визуальных образов, подтверждающих правоту своего учения, попросту не нуждалось.
И вот наконец мы подходим к одной из важнейших точек развития изобразительного искусства – византийской иконе.