Падение Олимпа
Чтобы лучше понять, почему христианство, будучи изначально вероисповеданием крошечной еврейской секты, так быстро утвердилось на бескрайних просторах великой Римской империи, нам всего лишь нужно припомнить, с чего начинается всякое новое народоустроение. И как мы помним, все всегда начинается с заключения договора между Богом и человеком. При этом основным пунктом любого такого договора всегда является проблема бессмертия.
И в этом смысле античный человек первых веков новой эры был существом крайне несчастным. Мало того, что у него не было никакого завета с многочисленными божествами тогдашнего Олимпа, так еще и Pax Romana (римский мир), искренняя вера в который во многом заменяла гражданину веру в верховное божество, трещал по всем швам, под непрерывными ударами варварских племен. Именно в это нелегкое время на историческую сцену вышло со своим уникальным революционным предложением молодое и напористое христианство. Оно предложило античному миру две новые, простые, но крайне заманчивые идеи. Взамен множества взбалмошных, жестоких и эгоистичных олимпийских божеств оно предложило идею единого всеблагого и вселюбивого Бога-Отца, а взамен унылого посмертия в мрачном Аиде христианство выдвинуло идею райского блаженства и бессмертия души.
Пролистаем несколько веков, на протяжении которых христианская церковь крепла и обзаводилась все большим числом «подписчиков». Вот она стала государственной религией Римской империи. Вот империя раскололась надвое. Вот западная ее часть утонула в крови под натиском варварских орд. И вот наконец мы в Константинополе, затаив дыхание, разглядываем удивительные мозаики собора Святой Софии.
Итак, икона… Тысячи томов написаны об этом удивительном явлении в мировом изобразительном искусстве, и нам вряд ли удастся что-нибудь тут добавить. Однако давайте задумаемся над тем, что такое иконописный канон, в строгом следовании которому, этот загадочный вид изобразительного искусства живет последнюю тысячу лет.
Императоры Константин и Юстиниан перед Богородицей
Когда мы ходим на лекции, посвященные истории искусства, последнее время так часто проходящие в модных арт-пространствах, мы часто слышим термин «канон» в определенной, достаточно негативной коннотации. Мол, от начала веков изобразительное искусство развилось из достаточно примитивных форм до величайших античных образцов в совершенно конкретном направлении – в сторону реалистичности и красоты изображаемых объектов. Помните высшую похвалу, которой удостоился древнегреческий живописец Зевксис, когда влетевшая в окно его мастерской птица стала клевать нарисованный им виноград, настолько прекрасно и реалистично тот был изображен? Потом все разорили варвары и настали темные времена. Города опустели и покрылись лесами, люди разучились строить дворцы, акведуки, дороги и рисовать. Затем пришло христианство, и руки несчастного художника на долгие века были скованы железными кандалами иконописного канона. Искусство было отброшено в прошлое и живопись перестала развиваться, пока наконец не родились великие гении Возрождения, разорвавшие эти прогнившие религиозные оковы.
А теперь давайте взглянем на «проблему» канона с другой стороны. Если мы проследим историю иконы до самого зарождения, мы с удивлением обнаружим ее корни в так называемом фаюмском портрете, который возник в тот момент, когда древний Египет был превращен в римскую колонию великим Юлием Цезарем и египетская культура постепенно начала смешиваться с классической античностью.
Фаюмский портет
Помните ту посмертную маску на лице мумии, по которой возвратившаяся с небесного суда душа умершего (священная птица Ба) должна узнать своего владельца? Так вот фаюмский портрет – это не что иное, как живописный вариант египетской погребальной маски. Изображение, предназначенное для связи, общения и в каком-то смысле взаимопроникновения двух разнофизичных миров.
То есть, по сути, это то самое окно в горний мир, за которое почитают икону православные люди. Только окно это предназначено не для единственного иссохшего трупа, а для огромного количества живых людей.
Помимо этого, создавшая иконописный канон византийская традиция унаследовала у египетской живописи еще одно, может быть, гораздо более важное качество или свойство. Произошло это не напрямую, понадобилось несколько веков для того, чтобы это зерно проросло и со временем стало древом, подобным тому, с которого некогда упало в плодородную почву. Помните, чем на самом деле была система живописных символов древнеегипетского погребального культа? А это помните?
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…
В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…
Евангелие от Иоанна Глава 1
Троица. Андрей Рублев
А теперь, с учетом всего вышесказанного, еще раз взгляните на канон. Что он в таком случае, как не система общепринятых, неизменных и универсальных символов, служащих для передачи благого Божьего Слова, для пролития того света, которого так жаждет каждая человеческая душа. Таким образом, получается, что иконописный канон – это не свод законов, описывающих правила создания живописных образов, горнего мира. Это не что иное, как своего рода сакральный иероглифический словарь. И тогда получается, что икона – это совсем не рукотворный образ Господа, это вообще не произведение изобразительного искусства.
Икона – это иероглифический текст, то есть буквально само то Слово, тот Логос, который и есть сам Бог.
А стало быть, главное, что нас должно интересовать в иконе, это даже не ее обманчивая живописная простота, но тот символический сакральный текст, через который просвечивает глубокое, осмысленное и живое мировоззрение новой мировой религии.
Самое поразительное, что этому восточно-римскому варианту христианства, впоследствии названному православием, каким-то чудесным образом удалость сохранить эту глубину, а главное, относительную искренность веры на протяжении почти полутора тысяч лет. И несомненным доказательством этого, с нашей точки зрения, может являться полнейшее отсутствие каких-либо заметных вершин изобразительного искусства (за исключением иконописи) на территории тех государств, что восприняли византийский вариант христианской веры.
Помимо этого, здесь также стоило бы упомянуть аниконические религиозные системы – иудаизм и ислам, приверженцы которых во все времена отличались нерушимой искренней верой в свои догматы. А посему ни за правоверными мусульманами, ни за ортодоксальными иудеями не было замечено какой-то особенной тяги к созданию произведений изобразительного искусства. В исламе с некоторых пор вообще всякое изображение живого существа строжайше запрещено.
И вот мы снова стоим на пороге эпохи Возрождения, вот только подошли мы к этому явлению мировой культуры совсем с другой стороны.