Прощались мы долго. Печка никак не хотела отпускать. Да и Жаровой за время пути тоже к нам привык.
– Мне тут одному от скуки порой помереть хочется, – пожаловался нам. – А когда компания, завсегда веселее становится. Печка – она что? Обыкновенная баб… женщина, – покосившись на круглолицую Сударыню, поправил сам себя Жаровой. – Хозяйственная, заботливая – это да. Этого у неё не отнять. Но вот шуток моих она не понимает. Обидеться может. А я бы ушёл, да некуда. Чародей почти всё царство к рукам прибрал. Негде от него укрыться. А у Печки под боком тепло. И надежно. Вот и приходится терпеть недомолвки.
– В общем, ты неплохо устроился, – подытожила я.
– А кому сейчас легко? В нынешних условиях это самое оно. Всяк себе поудобнее ищет место.
– И только нам с Петром-царевичем спокойно не живётся.
– Да уж. Вы-то в самое пекло собрались. Угораздило же.
– А что делать, Жаровой? Миссия у нас такая, – тяжело вздохнула я. Лешим возложенная. Попробуй против него пойти.
– Эх… – опечалился Жаровой. – Сгинете ведь. Плакать буду.
– Не сгинем, – уверенно сказал царевич. – Справимся. И не такое видали.
Честно говоря, я не уверена, что он в своей жизни что-то подобное видал. Но спорить с ним не стала, равно как и возражать. Может, ему хочется перед Жаровым себя смельчаком выставить.
А вообще я так подумала… Много чего я о царевиче не знаю. Скрытный он, оказывается. Что-то держит на уме, мне не торопится говорить. Одно лишь знаю: не предатель он. Свой парень. А значит, на него можно положиться.
– Пора нам, – Петруша встаёт из-за стола, к угощению на котором мы так и не притронулись. Хорошо, что обрадованная нашим возвращением Печка на это внимания не обращает. А то бы стала силой нам пирожки свои пихать. – К ночи бы до Трескунца добраться.
– Будьте осторожны. Морозы будут лютые. А чем ближе к Трескунцу, тем сильнее.
– Спасибо, Жаровой. Приободрил.
Печка, раскинув руки, кинулась нас обнимать. Маленькая, хрупкая с виду, а объятия у неё железные. Представляю, каково Жаровому всякий раз, как на Печку желание нападает любовь свою проявлять. В общем, хорошие они ребята. Если случай предвидится, обязательно заглянем к ним ещё разок погостить.
А впереди – трудная дорога. И новые приключения.
– Ты не устал, веденок? – спрашиваю моего карманного жителя.
– Нет, с чего бы? Я ж ничего не делаю, только сплю и ем.
– Хорошо быть маленьким.
И снова продолжаем путь. С Петром шагаем рука об руку. За эти несколько дней мы с ним близкими друзьями стали. А так обычно и бывает. С кем-то много лет под одной крышей проживешь, но так и не узнаешь, что у него на душе. И он тебя не узнает. А с другим, едва знакомым пару дней в пути проведешь, трудные приключения переживешь, и вот он уже стал ближе и роднее всех.
Так у нас и вышло.
Иной раз подумаю: а что будет, когда мы чародея победим и домой вернемся? Неужели расстаться придется? Очень может быть. Петруша отправится делами царскими заниматься. Он ведь преемник своего батюшки царя. Ему по статусу положено в государственные дела и обязанности вникать. А я – девушка простая. Мне ничего не положено. Вернусь в лес к Лешему, поживу у него, а дальше посмотрю. Вдруг еще какая помощь понадобится? Я готова, если что. Всё равно заниматься нечем. С работы выгнали, из дома тоже. Так что я свободная!
– Аленка, я всё забываю спросить. Как ты к дядюшке попала? Про старушку помню. А вот как тебе волшебный лес открылся? Он ведь чужих не пропускает. То есть, ходить там по лесу может всякий. Но увидеть все его чудеса под силу только тому, кто сам магией владеет.
– Да ничем я не владею, Петя. Обыкновенная девушка. Шла-шла и пришла. А может, Леший сам захотел меня пропустить?
– Чтобы дядька мой и первому встречному человеку доверился? Ни за что не поверю.
– А как тогда объяснить его порыв отправить меня к чародею? Я считаю, просто удачно под руку подвернулась.
– Нет, Аленка. Ты просто дядюшку не знаешь так хорошо, как знаю его я. Он абы кому не доверяет. И то, что тебя лес пропустил, это неслучайно.
– На что ты, Петя, намекаешь? Я что-то не пойму.
– На то, что в тебе есть своя магия. Только ты пока о ней не знаешь. И пользоваться ею не умеешь.
«А ты умеешь?» – хотелось мне сказать, вспомнив его рыжие локоны да поросячий шнобель, когда он колдовать пытался. Но я прикусила язык, решив Петра не обижать. Он ведь на Безымянном болоте был. И долго там просидел. Другому бы начисто память отшибло вместе с мозгами. А он ничего, постепенно всё вспоминает. И колдовство вспомнил. И ещё что-нибудь по дороге придумает. Так что царевич молодец. А я…
А что я? Я никакой магией не владею, это уж точно. Иначе как объяснить, что я столько лет прожила в обычном городе, работала на обычной работе, встречалась с обычным мужиком? Никаких следов магии и в помине не было. Приятно, конечно, что Петр-царевич так хорошо обо мне думает. Но, всё-таки, я не волшебница. Я простая девушка Аленка, которой посчастливилось попасть в волшебный мир.
* * *
А сугробы и впрямь становятся выше. Если раньше по колено проваливались, теперь по самые уши можно. Опасно! Точно лыжи нужны. Может, самим их сделать?
– А что, Петя, мог бы ты из дерева лыжи смастерить?
– Так это рубить придётся. А топора нет.
– Кладенец нам на что? Он всё разрубит.
Петя остановился подле могучего ствола, прикинул.
– Можно попытаться. Но тогда ещё нужен рубанок. Чтоб строгать.
– Наколдовать сможешь?
– Это вряд ли. Я больше по травам, по земляным делам. А тут и земли не видно. Всё снегом замело.
– Ясно, – разочарованно брякнула я. – Вот бы крылья, как у Эректуса. Сейчас бы взлетели над лесом. Или ковер-самолет. Есть у вас такой, а, веденок?
– Откуда? Ковер-самолет у бабы Яги. А она в нашем царстве не живет. Это вашего мира создание.
– Не везет, короче. Только пешими идти, – я достала из котомки коробок с солью, насыпала на ладонь, подкрепилась. – Мало совсем осталось провизии. Может не хватить до замка чародея. Интересно, можно как-нибудь запасы пополнить?
– Вряд ли.
И тут я прям расстроилась.
– Да что же за ерунда такая получается? Есть-пить нельзя. Лыжи сам себе не сделаешь. В сугробы того и гляди провалишься. Где этот Трескунец, мать его? Почему сам не показывается? Или он не знает, что к нему гости идут?
– Алёнка, ты не шуми, – советует Петр. Он чем дальше, тем больше рассудительным становится. А я, наоборот, порой присутствие духа теряю. Устала, наверное. – Давай мы попробуем Трескунца вызвать. Вдруг у нас получится?
– А как мы это будем делать?
– Я сейчас на лютне что-нибудь сыграю. И спою. Авось он на мой голос придет.
– Хорошо. Давай попробуем.
Петруша один из сугробов разгреб. Под ним кочка оказалась с пожухлой травой. Он на неё присел, лютню в руки, как полагается, взял. К струнам примерился и стал играть. Сначала потихоньку. Всё боялся, что снова оборвутся. Потом, когда оценил их прочность, осмелел. И заиграл в полную силу. А потом запел.
Налетел снежный вихрь. Закружилась метель. И почудилось мне, будто кто-то в такт Петру подпевать стал. Сначала негромко, потом всё сильнее.
Ой, вы сани, мои сани,
Что вы мчите не спеша?
Мне бы сани с горки с вами,
Чтоб распелася душа.
– Сани, говоришь? – словно раскаты грома прогремел трескучий голос. – Сани – это хорошо. Только уж не на мои ли сани ты метишь?
Ну, что? Похоже, вызвали к себе Трескунца. Так я понимаю.
И сразу как-то зябко стало.