Я шла домой и плакала.
Мне было стыдно, что другие это видят. Я морщила лицо, чтобы слезы не текли. И выглядела от этого ещё хуже.
Обидно. Я злилась. В первую очередь, на себя, что раскатала губу. Идиотка. И он хорош! Даже не позвонил. Мог написать хотя бы, что не придёт.
Это же очень унизительно.
Вот так он тебя уважает, Люба!
Вот так!
Мой ум всегда переживал такие вещи близко к сердцу. Невозможно было оставаться равнодушной к произошедшему. Меня будто снова ткнули носом в то дерьмо, из которого я так усердно старалась выбраться.
Я тихонько зашла в квартиру, чтобы бабуля не распознала, что я притащила шмотки из квартиры дяди Андрея и хожу в них даже куда-то по улице. Быстро переоделась. И аккуратно сложила всё обратно в пакет.
Вдруг! Телефон!
Он звонит. Сашка.
Я не стала брать трубку. Просто положила её рядом. Телефон настойчиво вибрировал на простыни с синими цветочками.
– Иди в жопу! – подумала я.
Но выпендриться безразличием хотелось. И я вошла в аську. Помолчать. От него конвертики мигают. Непрочитанные сообщения.
– Любаш. Извини. Я не пришёл. Не мог. И батарейка села позвонить.
Я не отвечала.
– Люб, не сердись.
Я не отвечала.
– Люб. Понимаешь, мне родители все равно не разрешат с тобой встречаться. Ты не дочка депутата. Тут не только мои интересы, Люб.
Я не отвечала.
– Люб. Давай просто дружить.
Я не отвечала.
– Ну, Люб!
Я вышла.
Снова звонок. Ну и пусть. Я пошла и взяла с полки книгу.
Лесков. "Левша". Читаю. И не понимаю, про что читаю. Мысли бегают где-то не здесь. А там, в парке. У треугольников.
Не пришел, потому что я не дочка депутата. Надо же! Какая драма.
Бабушка в комнату заглянула:
– Люб. Чего глаза красные? Плакала чтоли?
– Нет.
– Чего куксишься тогда? Улыбнись.
И я улыбнулась.
Саня замолчал. Замолчала и я. До весны. А 7 марта он скинул мне короткую смс.
– Выходи.
Я сидела дома, пялилась в телек и не поверила глазам. Посмотрела в окно. Серая Тойота Камри стояла прямо под моими окнами.
– Ба, я выйду погулять на чуть-чуть. Хорошо?
– Иди.
Я натянула спортивные штаны. Куртку. И вышла во двор. Скрестила руки на груди. Он выскочил из машины. И мы увиделись вживую впервые. Такой же, как на фото. Даже лучше.
– Любаш! – он тепло улыбнулся и протянул мне свёрток из газеты.
– Спасибо. – кивнула я.
– Поехали, прокатимся?
Я молча села в машину и захлопнула за собой дверь. Внутри приятно пахло кожей. И вонючкой, болтающейся на зеркале заднего вида.
– Люб. – начал он.
– Что?
– Мне тебя не хватает. И я дело хотел тебе предложить.
– Какое?
– Можешь статейки мне писать на автомобильную тематику? Ты же талантливая. И в тачках шаришь. Не за бесплатно.
– С чего ты взял про талант? – я внимательно посмотрела на него.
– С тобой интересно переписываться.
– У меня нет никакого таланта. Я сочинения в школе по пять раз переписываю. Автора не понимаю. – пожала плечами я.
– А у меня вообще с литературным языком не очень. Люб, ну помоги.
– Я подумаю.
Мы проехали круг по кварталу. И он привез меня домой. Я вылезла из машины, бросив сухое "пока".
Зайдя в квартиру, я повесила пальто на вешалку. И аккуратно разорвала газету. Внутри лежали разноцветные тюльпаны. Целый букет. Белые, розовые, фиолетовые, жёлтые. Хрустящие. Никто и никогда не дарил мне таких прекрасных цветов. Я поставила их в воду. И написала Саше:
– Хорошо. Я тебе помогу.
Так у меня появился друг.
Я стала его тайным советником и мозговала разное. Он всегда говорил про мой незаурядный ум. Придумала поздравление для его новой девушки. Кстати, дочки депутата, как и полагается. Она очень любила ромашки. И мы искали их в августе, чтобы Саня поднялся с букетом на пожарном кране прямо в окна её пятого этажа.
– Твою мать, Саша. Где я тебе возьму ромашки в августе?! – возмущалась я.
– Ты же умная, Линдеман. Придумай что-нибудь. – всегда отвечал он мне.
В другой раз, когда я зубрила литературу к экзаменам, он написал мне опять:
– Линдеман, ты же умная. Что значит "помпезно"?
– С размахом, эффектно, роскошно. Откуда ты это взял вообще это стремное слово?
– Девушка назвала помпезным ресторан, куда я её пригласил. Как реагировать-то?
Я хохотала.
Он тоже участвовал в моих авантюрах. Один раз приехал за мной в школу, вечером. Мы задерживались, потому что нужно было дорисовать литературную газету про творчество Блока и его поэму "Двенадцать".
Красиво припарковался у входа и вышел из машины. Это было обязательным условием. И даже обнял и чмокнул в щеку на виду у всех одноклассников. На ухо я прошептала ему: спасибо.
– Да не за что, Любаш! Это даже приятно. – шепнул он мне в ответ.
Через год я поступила на литфак. А Санек открыл небольшую автомойку. Мы вместе придумали для него логотип. И в конце ноября он написал мне вдруг ни с того, ни с сего:
– Люб, с тобой хочет познакомиться мой папа.
Я вытаращила глаза.
– Я же не дочка депутата.
– Не в этом дело. Ему в автосалон нужен человек со свежим взглядом. Я тебя предложил.
– Ты бы меня для начала хоть спросил!
– Люб, ты разбираешься в тачках лучше любого продавца. Ты талантливая девка. Ты ему понравишься. Он ждёт тебя завтра. В 9 утра. У себя. Скажешь, что ты – к Кириллу Аверьяновичу.
Это было…
Ну примерно как.
Внезапно обрушившийся на меня тайфун.
Какой-то папа.
Зачем-то ждёт.
Мне к зачёту надо вообще-то готовиться. Про "Слово о полку Игореве"читать. И Петрарку. А ещё латинский. И конспектировать Бахтина. Да и одежды у меня нет приличной. Я же не пойду в вытянутом свитере и джинсах. В автосалон, где тачки стоят дороже квартиры, в которой я живу.
Нет.
Не пойду.
И пусть Санек обижается.
Не пойду!
Но какая- то неведомая сила подняла меня утром с кровати. Прямо в 6. Я написала подруге смс, что не приду на лекции. Что у меня важное дело. И встала со своего скрипящего дивана. Полезла на антресоли.
Тётя Ира частенько передавала мне какие-то вещи. Я всегда донашивала за ней. Там оказался неплохой пиджак и блузка. От них пахло её духами. Главное, не сжечь деликатную ткань утюгом. Утюг был советский. Неприподьемный. Нагревался по 15 минут. Я взяла кусок марли и погладила через него пиджак. Потом блузку. Натянула джинсы. Забрала волосы в хвост. Стояла и смотрела на себя в зеркало на фоне висящих на стене ковров.
Как мне страшно туда идти!
Что я скажу?
– Ты же умная, Линдеман. – звучало у меня в голове голосом Санька.
Стены автосалона были полностью из стекла. Внутри красиво горел свет. И под ним бликовали дорогущие машины. Автоматические двери разъехались передо мной. И я вздрогнула.
На входе стойка ресепшн и длинногогая девушка в короткой юбке с дежурной,, но не натянутой улыбкой, спросила:
– Чем могу помочь?
– Я к Кириллу А…Аве…– от волнения я не могла выговорить отчество.
– Аверьяновичу. – шепнула она заботливо на мне на ухо. И повела куда-то вглубь салона.
В шоу-руме приятно пахло кофе. Женщины в красивом красиво сидели в зоне ожидания. Я прошла мимо. И слышала только стук своих каблуков по чёрной идеально ровной плитке. И была в ужасе.
Дверь в кабинет распахнулась.
Я увидела сидящего за столом мужчину в строгом костюме. С проседью. Очень вкусно пахло парфюмом. Мягкий ковролин под ногами. Красивая мебель.
– Здравствуйте. Я Люба Линдеман.
– Ну, здравствуй, Люба. Линдеман. Садись.
Его голос был строгим и басистым.
Я села.
– Значит, автопромом увлекаешься?
Я кивнула.
– Давно?
– Журнал "За рулем"в библиотеке читала, когда делать было нечего. Оттуда все и знаю.
Он вскинул бровь, посмотрел на меня сомнительно и ничего не ответил.
– С сыном моим как познакомилась?
– По аське.
– Чего?
– В интернете.
Он кивнул.
– Расскажи что-нибудь.
Я замялась на секунду и начала нести первое, что пришло в голову.
– Четыре кольца в значке Ауди означает союз четырёх компаний. Audi, Wanderer, Horch и DKW. А значок Тойоты – нитка, вдетая в иголку.
Он снова с удивлением взглянула на меня.
– Сколько лет?
– 18.
– Учишься?
– На литфаке.
– Пушкина изучаешь?
– Бахтина.
– Возьму тебя на полставки. Мой сын всегда умел девчонок выбирать.
Я улыбнулась. С ощущением, что внутри растягивается пружина. И я сейчас возможно лопну. Он позвонил кому-то и сказал зайти. Через минуту девушка постучалась. С пышными формами. Блондинка.
– Оль, вот. Под твою ответственность. Люба Линдеман. Люба, это Оля. В девичестве – Скворцова. В замужестве – Уткина.
Он хохотнул.
Мне тоже хотелось. Уже искренне улыбаться.
– Ну Кирилл Аверьянович! – вздохнула Оля и подталкнула меня к двери.
– Господи Боже, ты из какого класса средней школы к нам сбежала? Совсем зелёная. – блондинка оценивающе смотрела на меня.
– Мне 18.
– Мммм. На какую хоть должность-то взял?
– Я пожала плечами.
– Ты не знаешь? – воскликнула она.
Я покачала головой.
– Не дай Бог, к нам ресепшн. Учить тебя всему.
Тут из соседнего кабинета вышел мужчина в клетчатом пиджаке. Руки в карманах и жевал жвачку.
– Это кто? – указал он взглядом на меня.
Оля пожала плечами:
– Вот у генерала и спроси, Виктор Сергеич. – она кивнула на кабинет главного.
– У себя Аверьяныч?
– Был только что. Может, курить пошёл.
Оля завела меня к себе в комнатушку какую-то. Без окон.
– Со мной пока сидеть будешь. Каблуки тебе надо. У нас дресс-код.
– Дресс что? – переспросила я.
– Ну форма одежды соответствующая. Белый верх. Чёрный низ. Каблук. Какой у тебя размер ноги?
– 38.
– Надень мои.
И она вытащила откуда-то шпильки на красной подошве.
– Это же лабутены! – в восторге воскликнула я.
– Откуда знаешь?
– У тети такие.
– Так ты блатная чтоли?
– Нет. Не знаю…
– Откуда взялась?
– Подруга сына вашего Аверьяновича. – ответила я.
– Подруга прям подруга? Или просто подруга? – с любопытством улыбнулась Ольга.
– Просто подруга.
– Ладно. Пошли, просто подруга. Покажу тебе тут все.
С тех пор Оля так и называла меня: просто подруга. А все остальные – Люба Линдеман. Я влилась в коллектив. Встала как недостающий квадратик в кубик-рубик. Мне так нравилось там. Среди этой роскоши. Нравился запах новых автомобилей. Вперемешку с дорогими французскими духами. Нравились люди. В этом их дресс-коде. Разговоры про богатых. Шутки. Пошлые. Дома я ощущала себя некомфортно. А тут хорошо. Будто бы в своей тарелке.
Как мне хотелось в этот мир.
Материальный.
Полноценный.
Красивый.
Объёмный.
Красочный!
Где ко всему прятно было прикасаться.
Утром я шла в университет. Сидела 3 пары и ехала на работу в автосалон. Сидела там до закрытия. Мне совершенно не хотелось домой. Все здесь стало мне родным. Эмоциональный Аверьяныч, который собирал каждый понедельник совещания и орал на мужиков из сервиса так, что иногда было страшно. Если в шоу-руме криво были повешены рекламные плакаты, то и мне доставалось. Он кричал прямо из зала:
– Линдемааааан!
И его командный голос летел эхом по помещению.
Виктор Сергеевич, который говорил всегда:
– Линдеман, юбку подлиннее купи. А то у меня продавцы не о продажах думают.
Моя дорогая Оля, которая всегда залетала в кабинет на каблуках и на взводе со своим:
– Люююба, ЧТО я тебе сейчас расскажу!
И мы сплетничали.
Я придумывала рекламу.
Мне разрешили писать тексты для роликов самостоятельно. Чтобы выделяться на фоне остальных. Обычно рекламу спускали выше из Москвы, и мы должны были следовать стандартам. Но это не работало. Совсем. Ноль. Продажи не росли. Тогда я села и придумала своё. Текст был очень эмоциональный. Цеплял. И выглядел как короткий рассказ, который я умудрилась уложить в рекламное время 25 секунд. Аверьяныч дал добро. Он мне почему-то доверял. Моему вкусу.
В пятницу в салоне случился переполох.
– Линдеман, быстро переоденься! – поймала меня Оля, как только я вошла.
Уборщицы усиленно натирали полы.
– Что случилось? – шёпотом спросила я.
– Один из собственников приезжает. Верхушка. При параде надо быть. Лабутены мои надень и волосы в пучок забери.
Все носились туда-сюда. Какой-то хаос. Аверьянович тоже нервничал. Ходил курить раз пять. В сервисном цехе стоял дорогущий ретро-автомобиль. У меня захватило дыхание. Красный Астон Мартин 1960 года.
– Откуда он у нас? – распахнула глаза я.
– Собственник прислал. На техобслуживание…– загадочно ответила Оля.
– Он великолепен! – я ходила вокруг и рассматривала. Боялась дотронуться.
Без десяти четыре нас всех согнали к центральному входу. Мы выстроились в шеренгу. Я потупила глаза в пол.
Не успела забрать волосы в пучок.
Убрала их за уши.
– Блядь, Люба! Я же просила тебя собрать пучок! Мне за тебя влетит. – прошипела мне в ухо Оля.
Ко входу подъехали две машины. Друг за другом. И вышли мужчины в пиджаках. Я видела это все в окно. Через пару секунд входная группа распахнулась. И зашёл высокий темноволосый мужчина. В белой рубашке. Две верхние пуговицы были расстегнуты. Все поздоровалась. Он дошёл до середины зала и обернулся. Повисла тишина. Даже фоновая музыка перестала играть. Всё молчали. Немая сцена.
Он внимательно изучил каждого из нас. А потом достал из кармана диктофон. И включил мою рекламу. Очень громко.
Эхо повторяло.
И звук задваивался.
25 секунд превратились в 25 часов.
Ноги дрожали.
Руки мокли.
– Кто это придумал? – громко спросил он, когда ролик закончился.
Голос его был уверенным и безапиляционным.
Тишина.
– Лом что ли проглатили? Кто придумал? – повторил он свой вопрос.
– Я. – хрипло ответила я.
Мой голос сел от страха.
Но я нашла в себе силы поднять глаза.
Он пристально смотрел. И кажется, был зол. Хотя я ведь ни разу не видела его злым…
Потом этот мужчина молча развернулся и быстрым шагом пошёл вглубь салона. Мужчины в пиджаках поспешили за ним.