Тутанков не заходил ко мне в комнату и не приглашал к себе ещё несколько дней.
Это изнуряло меня. Иногда изнурять может голод или жажда. Усталось или головная боль. А меня изнуряло его молчание! От этого я начинала чувствовать даже физическое недомогание. У меня будто ломало кости. Скручивало мышцы от какого-то внутреннего нервного напряжения.
Он недоволен мной.
А если узнает про блеф?
А если это не блеф?
Если я угадала про связь Тори и Сонина младшего?
Ирина Александровна видела, что я мучаюсь. Что он меня наказывает. Не смотрит в мою сторону. И не дотрагивается. И тоже отстранилась. Я почувствовала между нами бетонную стену. Под названием "немилость Тутанкова". Это добило меня.
И один раз вечером, когда он просто прошёл, как проходят мимо чего-то несущественного, я не выдержала и разрыдалась. Прямо в столовой, над тарелкой с голубцами.
Я слышала, что он ЭТО услышал. Остановился на лестнице. Шаги затихли. Но не оборачивалась. Слезы летели прямо в голубцы. И я вытирала их кухонным полотенцем. Вдруг его голос эхом полетел по комнате.
– Поговорим вечером.
Только два коротких слова!
Я замерла.
А Ирина Александровна тепло коснулась моего плеча:
– Успокойся, Люба. Он уже не злится.
– Откуда вы знаете? – тихо спросила я.
Слезы высохли сами собой.
– Я давно у него работаю. Много повидала. – гувернантка пододвинула стул ближе и села, стала говорить практически шёпотом. – Когда они с Катей, женой его, ругались, он тоже мог по несколько дней не разговаривать. Но как только видел её слезы, прощал тут же. Но я тебе ничего не говорила.
Она отвернулась и сделала вид, что поправляет приборы на столе. И мне почему-то захотелось крепко обнять ее. Эта женщина будто дала мне какую-то надежду. На то, что всё будет пусть не хорошо, но нормально.
Нор-маль-но!
Я с аппетитом доела ужин. И поднялась к себе. Села на ковёр. Стала смотреть в мансардное окно. Прислушиваться к каждому постороннему шороху. Вдруг сейчас придёт? Зайдёт тихо, как обычно, пуская тёплый желтый свет из коридора. Но он не приходил!
Я начинала нервничать. Не знала, как себя вести. Может мне первой нужно было явиться к нему?
Я вышла из комнаты. И, аккуратно ступая, подкрадывалась по мягком ковролину к его двери. Она была закрыта, и сквозь щель снизу виднелась темнота.
Дернула за ручку.
Приоткрыла.
Заглянула.
Кровать идеально заправлена, будто и не было никого. Тишина.
– Илья Константинович уехал. – услышала я сзади грубый голос охранника.
И вздрогнула от неожиданности.
– А куда? – спросила я.
– По делам.
– Хорошо.
Я развернулась и пошла обратно. К себе.
Он так и не позвал.
Лёд тронулся следующим вечером. Я сидела в гостиной на диване и читала роман Носсака "Спираль". Тутанков появился будто из ниоткуда. Просто возник в пространстве бесшумно. Я, смущаясь, подняла на него глаза. Будто отвыкла.
– Жду тебя в машине через 15 минут. – отрезал он и вышел.
Я вся покрылась гусиной кожей.
Побежала наверх.
Надела брюки. И блузку.
Сгорала вся от какого-то нетерпения. Лицо пылало. Даже румяна не нужны.
Спустилась в прихожую. Надела сапоги на каблуках.
У крыльца ждал его бентли. И новый водитель. Он выскочил из-за руля и открыл мне дверь.
– Как вас зовут? – безучастно спросила я.
– Евгений.
Я кивнула. И села. Провалилась буквально в удобное сидение. Тутанков появился через минуту. Я видела, как он выходит из дома быстрым шагом. Резко открывает дверь в машину, пуская холодный воздух с улицы. Садится рядом. Смотрит на меня пронзительно. Ничего не говорит.
– Привет. – лепечу я.
– Привет. – отвечает он.
И всё!
Молчание.
Только дыхание его слышу.
Мы подъехали к ресторану. Тутанков вышел из машины первым и отправился ко входу размашистым шагом, не дожидаясь меня. Водитель подскочил открыть дверь, но я остановила его жестом. Мне не нужны были эти вежливости. Я сунула руки в карманы кашемирового пальто. И пошла вслед за Ильей, чуть проскальзывая каблуками по заледенелому асфальту.
Дворецкий открыл мне дверь. Я зашла в тепло и оглянулась. Тутанков уже устраивался за нашим столиком. Поправлял часы на руке. И даже на меня не смотрел.
Я отдала дорогущее пальто администратору. И мне показалось, что она ухватила его с каким-то придыханием. Наверняка, оно стоило дороже, чем вся ее зарплата. Теперь многие мои вещи так стоили. Да и сама я была словно вещь.
Я села за стол. И лениво посмотрела в меню.
Тутанков продолжал молчать.
Молчала и я.
Принесли вино. И брускеты с черной икрой.
Илья махом закинул одну в рот. И запил белым. А я просто смотрела на свой искрящийся фужер.
И думала…
О какой-то своей бестолковости. При этом у меня будто бы не было внешних причин для самоедства. Я не чувствовала ровным счетом ничего.
Ни вины.
Ни удовлетворения.
Ни злости.
Ни обиды.
Ни отвращения.
Мне не было страшно, или грустно, или весело.
Пустота…
Я чувствовала пустоту!
Смотрела в стену.
Вдруг послышались шаги. К нам подошел мужчина. В пиджаке от Лоро Пиано. Он свободно развернул к себе стул и, перед тем как сесть, весело сказал, обращаясь к Илье:
– Привет, уважаемый! – а затем крепко пожал руку Тутанкову.
– Здравствуй, Толик – кивнул он.
– Твоя? – гость украдкой кивнул на меня.
– Знакомься, моя Люба. – удовлетворенно ответил Тутанков.
– Прекрасна в своей исчерпывающей простоте. – ответил тот, рассматривая меня как под лупой.
Мне было неловко.
Меня обсуждали.
При мне.
Как предмет.
– Здравствуйте. – безразлично пожала плечами я.
Он так смотрел.
Будто давил.
Выжимал.
– Ты, Илюха, как и я, покупаешь время? – вдруг сказал он, делая глоток савиньона.
– В каком смысле?
– Ну вот, смотри, моя жена тратит сотни тысяч в месяц, чтобы поддерживать молодость тела. Я считаю, она покупает время.
– А мы? – спросил Тутанков.
– А мы всё равно любим молодых. – рассмеялся тот.
И Тутанков следом за ним. Своим басистым, чуть прокуренным, смехом. Очень мужским.
Я не дрогнула снаружи.
А внутри – очень.
Я понимала, о чем говорит этот человек. О том, что, покупая меня, господин Тутанков, покупает молодость. И время. Мне была неприятна эта компания. И, честно говоря, хотелось бы смыться. Неподалёку как раз находился ЦУМ. И можно было скоротать время там.
– Иди, погуляй, Любаш. – вдруг сказал Илья, двигая в сторону меня по столу золотой банковский пластик пальцем. – Нам с Толиком нужно обсудить бизнес. Минут 40 у тебя есть.
Я неуверенно взяла карточку. Встала из-за стола. Забрала в гардеробе пальто и вышла из ресторана.
Снова был снег. Хрустел под ногами как в детстве.
Я добрела до ЦУМа.
И оглянулась. Ища глазами этого нового подлизу-водителя. Или машину, на которой мы приехали. Я допускала, что Тутанков дал команду за мной следить. Но ничего похожего не было.
Я встала у входа.
За углом какой-то парень играл на гитаре.
Прямо в снегопад.
Прямо перед ЦУМом.
"Синие лебеди.
Где же вы где…"
Это было очень контрастно. Сюрреалистично. И я застыла, будто якоря момент. А потом подошла и положила пять тысяч в распахнутый и мокрый от снежинок музыкальный чехол.
Он перестал играть. Гитара свободно повисла на шее. И вытащил из кармана тонкую сигарету.
– Курить будешь?
– Не курю. – я скрестила руки на груди.
– Тебе понравилось, как я пою? – спросил он, затягиваясь.
– Нет. – покачала головой я.
– А к чему такая щедрость? – он кивнул на купюру.
– Могу себе позволить.
– А. – рассмеялся он, выпуская кольцами сигаретный дым. – Но это же неправда!
Парень посмотрел на меня хитро, прищурив глаз.
– Почему же? – я уставилась на него.
– Потому что ЭТО можешь позволить себе НЕ ТЫ. А ТОТ, кто покупает тебя ежедневно как куклу. – он провел взглядом сверху вниз по моему кашемировому пальто.
– Да иди ты на хуй! – я брезгливо пиннула чехол его гитары дорогущим сапогом.
Он перевернулся. И купюру понесло ветром. Парень матюкнулся себе под нос. Засуетился. Дернулся вслед за ней. А мне было приятно. Заставить его бросить всё и ловить эту деньгу. А ещё в чем-то смеет упрекать меня…Мудак.
Я рассмеялась ему в спину.
И пошла обратно. В магазин.
Побрела привычно вдоль дорогих витрин.
А что если просто оставить карточку Тутанкова а каком-нибудь отделе и исчезнуть? Найдет? Будет ли искать?
Как.
Мне.
Хотелось.
Исчезнуть…
Или найти какую-нибудь подходящую крышу, чтобы шагнуть оттуда вниз.
Ведь столько крыш на свете.
Крыша ЦУМа, например.
Меня отвлек звонок телефона.
ОН.
– Я освободился. Жду.
– Ладно. – ответила я.
Оставила мысли про крышу в ЦУМе и вернулась к нему. Ведь он. Позвал.
Тутанков был уже один.
Пил очередной бокал вина.
Стул Толика пустовал. Я села на него. Чтобы быть ближе. Ближе к Илье.
– Я уволил Вику. – сказал он спокойным и ровным тоном.
Внутри меня все встало дыбом.
– Ясно…– ответила я.
И голос мой охрип на последней букве.
– И не спросишь даже, почему? – он наклонился к моему уху.
У меня тут же вспотели ладони.
– Нет. Это твой сотрудник. – выдавила я из себя.
– Ладно. Ты права. Не будем об этом. Поехали домой. Я хочу тебя. – вдруг произнёс он.
И у меня запульсировало в висках.
Мы сели в машину. И он обнял мое тело. Прижал к своему. Перебирал пальцами локоны. Я утыкалась губами в его шею. Целовала еле заметно. Кончиками губ. Он снова был родным.
А от предвкушения близости.
От мысли о его члене.
Сводило живот…
И я ловила себя на том…
Что хочу…
Чтобы он был со мной… жёстким этой ночью.
Это пугало и заводило одновременно. Я сжимала ноги. И была уже вся мокрая. Полезла к его ширинке. Стала пробираться туда пальцами.
– Так сильно хочешь? – довольно спросил он.
Я замотала головой.
– Как хочешь? – прошептал он мне на ухо.
И я вздохнула громко, будто захлебываясь от предвкушения секса, и ответила:
– Жёстко…
Тутанков нежно провел указательным пальцем по моим губам. И я чуть прикусила его. На это он отреагировал тут же. Схватил меня крепкой ладонью за шею. Придушил. Я заелозила по сиденью машины. Вся задрожала.
– Будет тебе! Жестко…Я знал, что ты будешь этого хотеть…
– Ты соскучился?…За эти дни? – шепнула с надеждой я.
– Безумно…– он нагло захватил мои губы и засосал в поцелуе.
Всю ночь я получала по полной. Он даже отхлестал меня ремнем от своих брюк.
Мы проснулись в одной постели. Впервые. За эти месяцы. И всё снова стало обычным. Обыденным. Нормальным.
Вечера у мансардного окна.
Наши встречи в гостиной по утрам.
Какие-то мероприятия в ресторанах.
Дорогие подарки…
Пока однажды утром, зайдя на кухню, я не почувствовала приступ резкой тошноты от привычного запаха оладьев.
Ирина Александровна покосилась на меня с осторожностью.
– Тебе плохо? – спросила она.
– Ерунда…– ответила я. – Давление, может…
– Тебя тошнит, Любочка?
– Да уже все хорошо…
– Мммм. – кивнула гувернантка. – Тогда может воды с лимончиком?
И я поняла, что меня тошнит и от воды.