915 Я поведаю тебе о тайне Халимы,
Чтобы рассказ о ней устранил твою печаль.
Когда она отняла Мустафу от груди,
Она взяла его на руки, как базилик и розу[504].
Оберегала его от любой [случайности], хорошей или дурной,
Чтобы передать того шахиншаха [религии] деду.
Поскольку она несла доверенное, опасаясь [за него],
То направилась в Ка‘бу и вошла в Хатим[505].
Из воздуха она услышала голос, мол, о Хатим,
Засияло над тобой солнце превеликое!
920 О Хатим, сегодня вот-вот дойдут до тебя
Сотни тысяч светов от солнца щедрости.
О Хатим, сегодня принесет к тебе [свои] пожитки
Величавый шах, у которого вестником – счастье[506].
О Хатим, сегодня без сомнения вновь
Ты будешь обителью вышних душ.
Души пречистых толпами и отрядами
Устремятся к тебе из всех краев, опьяненные страстью.
Та Халима от того голоса пришла в растерянность —
Ни спереди, ни сзади никого нет!
925 С шести сторон никого, а этот голос
Шел беспрерывно, да будет душа жертвой за тот голос![507]
Она положила Мустафу на землю,
Чтобы поискать, [откуда] тот прекрасный голос.
Затем она стала озираться по сторонам,
Мол, где тот шах, говорящий о тайнах.
Ведь такой громкий звук справа и слева
Издается, о Боже, где издающий [его]?
Не увидев [никого], она расстроилась и отчаялась,
Задрожала [всем] телом, как ветка ивы.
930 Пошла обратно к тому праведному ребенку,
Не увидела Мустафы на его [прежнем] месте[508].
Ее сердце пришло в сильнейшее изумление,
Жилище ее [души] почернело от горя[509].
Она побежала к жилищам [мекканцев] и закричала,
Мол, кто похитил мою жемчужину?
Мекканцы сказали: «Нам неизвестно,
Мы и не знали, что ребенок был там».
Столько слез пролила она и [так] сильно рыдала,
Что из-за нее заплакали и те другие.
935 Бия себя в грудь, она плакала так хорошо,
Что из-за ее плача заплакали звезды.
Подошел [к ней] старик с посохом,
Мол, о Халима, что же у тебя случилось,
[Из-за] чего ты развела такой огонь в сердце,
Сожгла скорбью эти сердца?[510]
Она сказала: «Я – доверенная кормилица Ахмада,
Принесла его обратно, чтобы вручить деду.
Когда я пришла в Хатим, голоса
Доносились, и я слышала [их] из воздуха.
940 Когда я услышала те созвучия из воздуха,
Из-за того голоса я положила там ребенка,
Чтобы посмотреть, чей голос [источник] этого зова,
Ибо это зов очень нежный и желанный.
И вокруг себя я ни следа кого-нибудь не заметила,
И зов не прекращался ни на миг.
Когда я пришла в себя от сердечных волнений,
Я не увидела ребенка там [где оставила], о горе сердцу!»
[Старик] сказал ей: «О дитя, не печалься,
Я укажу тебе владыку,
945 Который скажет, если пожелает, что с ребенком,
Он знает о нахождении ребенка и [его] перемещении»[511].
Тогда Халима сказала: «Да будет душа моя жертвой
За тебя, о добрый и благоречивый шейх!
Давай, укажи мне того прозорливого шаха,
Которому ведомо, что с моим ребенком».
Он повел ее к ‘Уззе, мол, этот идол
Ценится за оповещение о том, что скрыто[512].
Благодаря ей мы нашли тысячи пропавших,
Когда мы поспешили к ней, чтобы поклониться.
950 Старик склонился перед ней [‘Уззой] и тут же произнес:
«О Госпожа арабов, о море щедрости!» —
[И] сказал: «О ‘Узза, ты много милостей
Сотворила, чтобы мы вырвались из силков [бедствий].
Долг арабов состоит в почитании тебя,
Вменена в обязанность арабам покорность тебе[513].
Эта Халима-са‘дитка, уповая на тебя,
Пришла под сень твоей ивовой ветви[514],
Ибо малое дитя у нее пропало,
Имя того ребенка – Мухаммад.
955 Когда он сказал «Мухаммад», все те идолы
Тут же поверглись ниц и преклонились.
Мол, уходи, о старик, это что за поиски?!
Того Мухаммада, из-за которого нас сместят?!
Из-за него мы будем сброшены и побиты камнями,
Из-за него мы потеряем спрос и обесценимся!
Те выдумки [о силе], которую видели в нас
Иногда в пору промежутка люди вожделения[515],
Исчезнут, раз прибыл его царский двор –
Пришла вода, устранила омовение песком[516].
960 Удались, о старик, не разводи [огонь] смуты,
Смотри, не сожги нас [огнем] ревности Ахмада![517]
Ради Бога, старик, уходи-ка ты,
Чтобы не сгореть [и] тебе от огня Предопределения!
Что это за дерганье дракона за хвост?!
Ты хоть знаешь, что такое принести весть [о Мухаммаде]?![518]
От этой вести взволнуется сердце моря и рудника,
От этой вести задрожат семь небес!
Когда старик услышал от камней эти слова,
Тогда тот дряхлый старик бросил посох.
965 Потом от трепета, ужаса и страха пред тем призывом
Старик застучал зубами.
Словно голый человек зимней порой,
Он дрожал и приговаривал: «О погибель!»
Когда она увидела старика в таком состоянии,
Женщина от такой странности совсем потеряла голову[519].
Воскликнула: «О старик, хоть я и в беде,
Я так растеряна, так растеряна, так растеряна!
То ко мне обращается ветер,
То меня поучают камни!
970 Ветер говорит со мной словами,
Камни и горы толкуют мне о вещах.
То дитя мое похитили сокрытые [создания],
Сокрытые, зеленокрылые, с небес.
На кого мне сетовать? Кому мне высказать эту жалобу?
Я теперь стала безумной, с сотней [противоречий в] сердце.
Его ревность оградила мои уста от описания сокрытого,
Скажу [лишь] вот это – что мой ребенок пропал[520].
Если я сейчас скажу что-нибудь другое,
Люди закуют меня в цепи для бесноватых».
975 Старик сказал ей, мол, о Халима, радуйся,
Поклонись с благодарностью и не царапай лицо!
Не печалься, ты не потеряешь его,
Но – мир потеряется в нем!
Каждый миг впереди и позади [него], соперничая в ревности,
Находятся сто тысяч стражей и хранителей.
Видела ли ты, как те идолы со [своими] умениями
Опрокинулись при имени твоего ребенка?!
Это – удивительная эпоха на лике земли,
Я состарился, но не видывал ей сродни.
980 Раз камни застонали из-за этого посланничества,
Что же оно предназначит для грешников?
Камень не виновен в том, что ему поклоняются,
Тебя не принуждали быть ему рабом.
Тот, кто был принужден (идол), вон как испугался,
Подумай, какие [наказания] наложат на виновного!
Когда дед Мустафы услышал вести о Халиме,
О ее горестном плаче посреди толпы,
О ее громких воплях и рыданиях,
Разносившихся на милю вокруг,
985 ‘Абд ал-Мутталиб сразу понял, в чем дело,
Стал бить себя в грудь и плакать.
В тревоге и горе пришел он к вратам Ка‘бы:
«О Ведающий тайны дня и секреты ночи!
Не вижу я в себе достоинств [таких],
Чтобы мне быть наперсником Твоих тайн.
Не вижу я в себе доблестей [таких],
Чтобы мне быть принятым в этих вратах счастья,
Или чтобы моя молитва и преклонение чего-то стоили,
Или чтобы [в ответ] на мои слезы счастье [мне] улыбнулось;
990 Но в лике этого несравненного перла
Видел я знаки Твоей благосклонности, о Щедрый![522]
Ибо он иной, чем мы, хоть он и [один] из нас,
Мы все – медь, а он – чудотворный эликсир.
Тех дивных чудес, какие я видел [явленными] в нем,
Не видывал я ни у друзей, ни у противников.
Того, что милость Твоя вложила в это дитя,
Никто не явит и после ста лет борьбы за веру[523].
Поскольку я с несомненностью видел Твое великое попечение
О нем, [то и не сомневаюсь, что] он – жемчужина из Твоего моря.
995 Я приведу его заступником к Твоему чертогу —
Скажи мне о его [теперешнем] состоянии, о знающий состояния [всех]!»
Изнутри Ка‘бы скоро раздался глас:
«Уже сейчас он явит тебе свое лицо[524].
Двумястами счастий он ублажен Нами,
Двумястами воинств ангельских он охраняем Нами[525].
Его внешнее Мы сделаем известным всей Вселенной,
Его внутреннее Мы утаим от всех.
Вода и глина – золото копей, [а] Мы – золотых дел мастер,
Иногда Мы чеканим из него ножной браслет, а иногда – перстень
с печатью![526]
1000 Иногда делаем из него перевязь для меча,
А иногда – цепь на шею льва[527].
Иногда делаем из него померанцы для трона,
Иногда – венцы на темя взыскующих царства[528].
Великой любовью любим Мы эту землю,
Ибо она простерта в послушании[529].
То явим Мы из нее такого царя, [как Мухаммад],
А то и его самого заставим прийти в восторженное безумие перед Царем[530].
Сотни тысяч возлюбленных и влюбленных, из нее [сотворенных],
[Пребывают] в жалобах, мольбах и искании[531].
1005 Таково Наше дело – да ослепнут глаза тех,
Кто к Нашему делу не имеет душевной склонности!
Щедрую милость Мы даруем земле потому,
Что [всегда] ставим блюдо с пищей перед нуждающимися[532],
Ибо [снаружи] у земли вид темной пыли,
А внутри у нее – свойства светлости[533].
Ее внешнее с ее внутренним враждует,
Ее внутреннее подобно самоцвету, а внешнее – простому камню[534].
Ее внешнее говорит: «Мы таковы, [какими видимся], и все тут»,
Ее внутреннее говорит: «Оглядись хорошенько вокруг!»
1010 Ее внешнее отрицает: «Нет никакого внутреннего!»
Ее внутреннее говорит: «Постой, мы покажем тебе [его]!»
Ее внутреннее и ее внешнее [постоянно] в борьбе [друг с другом],
От своего терпения оба, несомненно, выигрывают[535].
Из этой угрюмой земли Мы творим формы,
Ее сокровенную улыбку делаем явной,
Ибо внешнее земли – скорбь и плач,
А внутри нее – сотни тысяч улыбок.
Мы – Открывающий тайны, Наше дело состоит в том,
Чтобы все потаенное извлекать из укрытия.
1015 Пусть вор упорствует и не сознается –
Шихна истязаниями все обнаружит[536].
Эти земли утаивали Наши совершенства,
Пока Мы мучительными испытаниями не заставили их сознаться[537].
Немало дивных детей у нее было,
Но Ахмад их всех превзошел[538].
Земля и небо возвеселились и воссмеялись:
«Вот какой царь родился от нашего сочетания!»
Небо распускается [как цветок] от радости о нем,
Земля стала подобной лилии от его благородства[539].
1020 Твое внешнее и твое внутреннее, о прекрасная земля,
Пребывают словно в сражении и тяжбе[540].
Если кто станет сражаться с самим собой во имя Истинного,
За то чтобы его внутренняя суть стала врагом цвета и запаха[541],
[И] его мрак вступит в смертельную схватку с его светом, —
[Знай, что] солнце его души не испытает заката[542].
Каждому, кто усердствует в испытаниях ради Нас,
Небо подставит спину под ноги.
Твое внешнее стонет из-за тьмы,
Твое внутреннее – цветник в цветнике[543].
1025 Так, суфий нарочно [сидит] с хмурым лицом,
Чтобы не смешиваться со всяким, убивающим свет.
Познавшие нахмурили лица – [они] словно ежи[544],
Прячут свою радость за грубыми колючками.
Сад спрятан, а колючки вокруг сада видны:
«Эй, враг-ворюга, держись подальше отсюда!»
О еж, ты сделал колючки стражами,
Голову, словно суфий, спрятал в воротник[545],
Чтобы ни о полушке твоей радости не проведал бы никто
Из тех, у кого лицо розы, а нрав – шипа…[546]
1030 «Хотя твой ребенок нравом – младенец,
Оба мира им вскармливаются[547].
Мы весь мир им (Мухаммадом) оживотворяем,
Небосвод делаем рабом, служащим ему».
Сказал ‘Абд ал-Мутталиб: «Где же он сейчас?
О Знающий тайное, укажи правильный путь!»
Изнутри Ка‘бы донесся до него голос:
«О ищущий это дитя, указующее истинный путь![548]
Он в такой-то долине, под таким-то деревом».
Счастливый старец поспешил туда.
1035 У его стремени – курайшитские эмиры,
Ибо его (Мухаммада) дед был из знатных курайшитов.
Все его предки, начиная от Адама, —
Великие [мужи] в пирах, войнах и кровавых битвах.
Эта цепочка предков была внешней оболочкой для него,
Который был квинтэссенцией высоких шахиншахов[549].
А сердцевина его не связана ни с какой родословной и чиста;
От Рыбы до [звезды] Симак нет никого, кто был бы с ним в родстве[550].
Никто не доискивается, как родился и как существует Свет истины,
Какая нужда одеянию[– дару] Истинного в утке и основе?[551]
1040 Малейшее одеяние, которым награждает [Он],
Превосходит изукрашенный наряд солнца[552].
«Восстань, о Билкис! Приди и узри царство![554]
Собери жемчужины на берегу Божьего моря!
Твои сестры – обитательницы высокого свода,
А ты зачем тут правишь падалью?[555]
Сестрам твоим от [Своих] благородных щедрот
Не знаешь разве, чтó даровал тот Султан?
Зачем же ты в радости набираешь барабанщиков:
«Я – царица и глава этой банной печи!»?![556]
1045 Собака увидела на улице слепого нищего,
Набросилась на него и разорвала его рубище.
Мы это уже рассказывали, но во второй раз
Повторим ради подтверждения своего рассказа[558].
Слепой сказал ей: «Твои сотоварищи
Сейчас охотятся в горах в поисках добычи.
Твои собратья в горах охотятся на онагров,
А ты на улице охотишься на слепца?»[559]
Оставь свое притворство, трусливый шейх!
Ты – соленая вода, собравшая [вокруг себя] кучку слепцов[560].
1050 [Ты словно бахвалишься: ] «Это мои ученики, а я – соленая вода,
Они пьют от меня и становятся слепыми»[561].
Услади свою воду из моря [Божественной] близости,
Не делай дурную воду ловушкой для этих слепцов[562].
Встань, взгляни на львов Господних, ловителей онагров!
Что же ты, словно та собака, в своем лицемерии, ловишь слепцов?
Каких же онагров [они ловят]? Не нужна им иная добыча, кроме Друга,
Все они – львы и ловители льва и опьянены Светом[563].
В созерцании этой добычи и охоты Царя
Все они оставили [свою] охоту и умерли в смятении[564].
1055 Взял их Друг, словно умерших птиц,
Чтобы[, сделав их приманкой] охотиться на их сородичей[565].
Умершая птица не имеет [собственной] воли ни к соединению,
ни к разделению,
Читал ли ты: «Сердце – между двумя перстами»?[566]
Всякий, на кого идет охота, [если] на Его умершую птицу
Будет смотреть, станет добычей Владыки[567].
Всякий, кто отвернется от этой мертвой птицы,
Никогда не сподобится попасть в руки этого Охотника.
[Птица] говорит: «Не смотри, что я – как падаль,
Смотри на любовь Царя, хранящую меня[568].
1060 Я не падаль, я убита Царем,
Это только с виду я подобна падали.
Раньше я двигалась благодаря крыльям и перьям,
Теперь я двигаюсь благодаря руке Праведного Судии.
Мое преходящее движение покинуло мою оболочку,
Теперь мое движение пребудет вечным, ибо оно – от Него.
Любого, чьи движения отклоняются от моих,
Будь он сам Симург, я презренным образом убью[569].
Берегись! Не смотри на меня, как на мертвую, если ты [духовно] жив,
Увидь, что я в руке Царя, если ты раб [Его].
1065 ‘Иса оживлял мертвых чудотворством,
Я же – в руке Того, кто создал ‘Ису[570].
Как бы я могла остаться мертвецом, будучи сжатым [в руке] Господа?
Так же не думай, что такое было бы возможно в длани ‘Исы[571].
Я [оживляю как] ‘Иса, но каждый, кто обрел жизнь
От моего дыхания, пребудет вечно.
Был [мертвец] оживлен ‘Исой, но снова умер;
Радостен тот, кто предал душу этому ‘Исе.
Я – посох в руке своего Мусы,
Мой Муса сокрыт, я же явлен здесь[572].
1070 Для предавшихся [Держащему меня] я стану мостом через море,
Для Фир‘ауна я стану драконом»[573].
Не считай, сынок, что этот посох существует сам по себе,
Ведь посох без длани Истинного не будет таким [каков он есть][574].
Посохом была и волна потопа, которая от боли
Поглотила пышность служителей колдовства[575].
Если я возьмусь перечислять посохи Господа,
Я разорву в клочья лицемерие последователей Фир‘ауна;
Но на этой сладкой траве со свойствами яда
Оставь их, пусть еще попасутся несколько дней[576].
1075 Если бы не было великолепия Фир‘ауна и его владычества,
Чем бы тогда питалось адское пламя?![577]
Откорми его, а после убей, о мясник,
А то псы в аду проголодались![578]
Если бы в мире не было врага и противника,
Умер бы гнев среди людей[579].
Ад – это тот гнев, он нуждается во враге,
Чтобы жить, а если не будет [врага], Милосердие [Всевышнего] убьет его[580].
Тогда осталась бы одна доброта без кары и ярости,
Как же тогда могло бы иметь место царское совершенство?![581]
1080 А те, которые не уверовали, потешались
Над притчами и ясными разъяснениями поминающих[582].
Потешайся и ты, если хочешь!
Сколько ты собираешься жить? О падаль, сколько?..
Радуйтесь, о любящие, [пребывающие] в мольбе,
У этой двери, ибо сегодня она откроется.
У каждого растения будет своя грядка
В саду: и у чеснока, и у каперсника[583].
Каждая на своей грядке вместе со своими сородичами
Пьет влагу, чтобы достигнуть зрелости[584].
1085 Ты, который с шафрановой грядки, шафраном
Будь и не смешивайся с другими[585].
Пей влагу, о шафран, а когда дозреешь
До свойств шафрана, попадешь в ту халву[586].
Не забирайся в грядку с репой,
Ибо [репа] не совпадет с тобой ни природой, ни обычаем[587].
Ты на [своей] грядке, она на [своей] грядке, оба здесь временно оставлены,
Ибо земля Аллаха обширна[588].
В особенности та земля, которая так пространна,
Что, странствуя по ней, теряются и исчезают [даже] дивы и пери[589].
1090 В том море, пустыне и горах
Пресекаются иллюзорные представления и воображение[590].
Эта [земная] пустыня посреди пустынь той [духовной земли] –
Словно один-единственный волосок, затерявшийся в полноводном море.
Та недвижная вода, движение которой скрыто,
Более свежа, более приятна, чем бегущие ручьи,
Ибо в ней, словно душа и дух,
Таятся скрытое движения и шагающие ноги.
Слушатель уснул, сократи проповедь,
О проповедник, хватит чертить на воде!..[591]
1095 Вставай, о Билкис, торговля идет бойко!
Беги от этих скаредных, они приведут [ее] в упадок[592].
Поднимись, о Билкис, сейчас своею волею,
Прежде чем смерть нападет на тебя.
После этого смерть так потянет тебя за ухо,
Что словно вор за стражником пойдешь ты, прощаясь с душой[593].
До каких пор ты будешь воровать подковы с ослов?
Если уж воруешь, пойди и воруй рубины[594].
Твои сестры обрели царство вечное,
Ты же приняла царство жалкое и презренное[595].
1100 О [сколь] блажен тот, кто вырвался из этого царства,
Ибо смерть это царство опустошает[596].
Встань же, о Билкис, приди и узри
Царство царей и султанов религии.
Внутренне он восседает в цветнике,
Внешне он – хади среди друзей[597].
Сад идет вместе с ним, куда бы тот ни пошел,
Но от людей он остается скрытым.
Плоды [в том саду] умоляют: отведай нас!
Живая вода притекает: испей меня!
1105 Облетай вокруг небосвода без крыльев и перьев,
Словно солнце, словно полная луна, словно молодой месяц[598].
Ты, подобно душе, будешь идти, а ног не будет.
Будешь вкушать сотни яств, а [зубов], разжевывающих кус, не будет[599].
Ни морское чудище скорбей не нападет на твой корабль,
Ни смерть не причинит тебе зла.
Ты и царь, ты и войско, ты и престол.
Ты будешь и обладатель благого счастья, и само счастье.
Ведь если ты – обладающий благим счастьем и могучий султан,
Счастье-то – это не ты сам, когда-нибудь счастье уйдет,
1110 И останешься ты, словно жалкий бедняк.
Будь же сам своим собственным счастьем, о избранный!
Если ты сам будешь своим счастьем, о обладающий смыслами,
То как же ты, который сам и есть счастье, утратишь себя?!
Как же ты утратишь себя, о обладающий благими свойствами,
Если самая твоя сущность стала для тебя царством и богатством?![600]
«О Сулайман, построй мечеть Отдаленнейшую:
Войско Билкис пришло на молитву!»[603]
Когда он приступил к строительству этой мечети,
Пришли джинны и люди и взялись за работу[604],
1115 Часть из них – с любовью, а другие – без желания, —
Так же, как и рабы, [трудящиеся] в повиновении[605].
Люди – [словно] дивы, а вожделение – цепь,
[Которая] тащит их к лавчонкам и к хлебу[606].
Эта цепь состоит из страха и страстей,
Ты смотри на этот люд не иначе как на скованный [цепью][607].
Тащит их [эта цепь] к ремеслу и разбою,
Тащит их в рудники и моря[608].
Тащит их и к доброму и ко злому.
Сказал Истинный: «На шее у нее – (только) веревка из пальмовых
волокон»[609].
1120 Мы завязали на их шее веревки,
Мы сплели эти веревки из их нравственных качеств[610].
Нет никого, ни осквернившегося, ни очистившегося от [болезни],
У кого его птица-судьба не была прикреплена к его шее[611].
Твоя алчность к дурным делам подобна огню,
Раскаленный уголь красив [только] благодаря красивому цвету огня.
Чернота угля скрыта посреди огня,
Когда огонь уйдет, чернота обнаружится.
Твоя алчность превратила черный уголь в сверкающий,
Ушла алчность – остался испорченный уголь.
1125 В то время, [когда] тот черный уголь представлялся сверкающим,
Не само дело было прекрасным – то был пламень алчности.
Алчность приукрашивала для тебя все, что ты делал,
Алчность ушла, и осталось твое дело иссиня-черным[612].
Кислый виноград, который приукрасил гуль,
Легковерный невежда принимает за спелый[613].
Когда же его душа захочет опытно удостовериться [в его спелости],
От [такого] опыта притупятся его зубы.
От сильного желания ему в том силке увиделись [спелые] зерна,
[Но это было] под воздействием дива алчности, а [зерна-то] – незрелые!
1130 Ищи алчности к делам религии и добра:
Когда алчность уйдет, они [все равно] останутся прекрасными.
Добрые дела прекрасны не благодаря отражению [в них чего-то] другого:
Когда уходит сверкание алчности, сверкание добра остается.
[А] когда сверкание алчности уходит из мирских дел,
От пылающего угля остаются только черные угольки.
Сильное желание обманывает ребятишек,
И они начинают с восторгом скакать на самодельных лошадках[614].
Когда же эта злая алчность покидает мальчишку,
Его при виде других детей разбирает смех:
1135 Мол, что это я делал? Что я в этом видел [хорошего]?
Из-за сильного желания уксус казался мне медом!..
А пророки созидали без алчности,
Поэтому сияние непрестанно возрастало[615].
О, немало мечетей воздвигли благородные мужи,
Но имя им – не Отдаленнейшая мечеть[616].
Величие Ка‘бы возрастало с каждым мигом, —
Это было от искренней преданности Ибрахима[617].
Превосходство той мечети – не от земли и камня,
Но от того, что возводилась она без алчности и вражды.
1140 Ни книги их не подобны книгам других,
Ни места поклонения, ни занятия, ни все их достояние[618],
Ни их обхождение, ни их гнев, ни наказания, [от них исходящие],
для поучения людей,
Ни сон, ни их аргументация, ни их речи[619].
У каждого из них – иная слава,
Птица его души летит на иных крыльях[620].
Сердце трепещет при поминании состояния, [в котором каждый из них
пребывает],
Кибла наших деяний – их деяния[621].
Их птицы приносили золотые яйца,
В полуночи они созерцали рассвет[622].
1145 Что бы я ни сказал от всей души о добродетелях этой общины [пророков],
Сказал я недостаточно, стал я говорящим несовершенно [о совершенстве
этой] общины.
Воздвигайте Отдаленнейшую мечеть, о благородные,
Ибо Сулайман вернулся – и дело с концом![623]
А если дивы и станут отвращаться [от этого служения],
Всех их ангелы притащат на аркане[624].
[Если] див по своей лживости и лукавству сделает кривой шаг, —
Хлыст обрушится на его голову, словно молния.
Стань подобным Сулайману, чтобы твои дивы
Вытесывали камни для фундамента твоего дворца.
1150 Будь, как Сулайман, свободен от дурных мыслей и лукавства[625],
Чтобы тебе покорились джинны и дивы.
Это сердце – вот твой перстень, и будь начеку,
Чтобы див не сделал его своей добычей[626].
[Ведь] тогда станет владеть тобой, словно Сулайман,
Див с помощью этого перстня. Берегись – и дело с концом![627]
О сердце, Сулайманова власть не упразднена:
В твоей голове и тайнике [сердца] есть Тот, кто осуществляет Сулайманову
власть.
Див тоже некоторое время осуществляет Сулайманову власть,
Но разве простой ткач соткет шелковую ткань?!
1155 Движения его рук – как у того [искусного ткача], но, однако,
Между ними обоими огромная разница.