Следующие несколько дней до начала занятий в школе я провела практически в одиночестве. Организационные моменты, по вопросу зачисления моей скромной персоны в выпускной класс, взяла на себя мама. Всё это время мы с ней не общались и даже не виделись. Сандра не решалась зайти ко мне, а у меня не было никакого желания выходить «в мир». Изредка в спальню заглядывала бабушка, узнать, не нужно ли мне чего, приносила чай и бутерброды, да всё пыталась поговорить, но видя, что я еще не готова вести задушевные беседы, молча покидала «камеру» с обоями в мелкий цветочек.
Камера – именно так я окрестила свою новую комнату в дневнике. Да, его пополнило еще несколько записей. В основном все пессимистичные и нагоняющие тоску. Ну а как иначе? Именно так я себя и ощущала. Хотя, в сравнении с сегодняшним утром, вся предыдущая неделя вдруг стала казаться не такой уж удручающей… Проснувшись, помимо ежесекундно преследующего меня уныния, я в полной мере познала вкус паники, страха, отчаянья и ещё массы не самых радужных эмоций.
Первый осенний день начался задолго до звона будильника, который мне одолжила бабушка, несмотря на попытки объяснить, что я могу запрограммировать нужное время в мобильном. Было ещё темно. Солнце только-только пробудилось, в отличие от остального мира, а потому за окном царила пугающая тишина. Лишь спустя полчаса небеса поддались рассвету, приобретая лавандово-розовый оттенок и туман, стелившийся по земле плотной дымкой, напоминал клубничную сахарную вату, что продают в парках аттракционов.
Сегодня мне предстояло отправиться в школу. Я жутко нервничала, снова и снова перебирая в голове всевозможные причины, способные поставить процесс на паузу. Сказать матери, что неважно себя чувствую и упросить оставить меня дома ещё на пару дней? Просто прогулять? Но какой смысл? Рано или поздно мне придётся встретиться с новоиспечёнными одноклассниками и погрузиться, что называется, в социум. Всем известно – дети бывают весьма жестоки, но подростки… вот уж кому действительно неведома жалость. В старших классах всё решает популярность и деньги родителей. А если у тебя нет ни того, ни другого, ты вынужден стоять в стороне и наблюдать за тем как жизнь проходит мимо. Не сказать, что прежде я принадлежала к числу особо значимых выпускников, но, во всяком случае, в Фениксе у меня были друзья, на которых всегда можно было положиться. Здесь же, лишённая связи с внешним миром, тем миром, что выходил за рамки Блэкфорта (ведь мама настояла, чтобы я удалила все свои страницы из соц.сетей, сменила мой номер телефона и выдала вместо смартфона кнопочного динозавра), я оказалась одна, совершенно одна, в социальном и информационном вакууме.
Бабушкин «монстробудильник» сработал ровно в шесть, чем, честно признаться, чуть не отправил меня на тот свет. Таким оглушительным звоном он должен не просто будить своего владельца, а оповещать всех соседей в округе о начале бедствий. Я была обескуражена ещё и тем, что никак не могла разобраться каким образом заставить эту штуковину замолчать. Но после нескольких попыток, тыкая на всё подряд, мне таки удалось победить. Рухнув на постель, я спряталась под одеялом и закрыла глаза. Сон, принялся самым коварным образом соблазнять меня дремотой, уговаривая провести очередной день в ленивом забытье, но стук в дверь, а за ним ещё один, вернули сознание в суровую реальность.
– Доброе утро! Кейт, вставай, а то опоздаешь в первый же день, – радостно прощебетала мама.
Это были первые слова Сандры, обращённые ко мне, с того самого момента как мы приехали. Её хорошее настроение несколько смутило, но мысли о том, что сегодня меня ожидает ад на земле, тут же заняли лидирующую строчку хит-парада размышлений.
Не дождавшись ответа, мама вновь постучала. Её настойчивость выводила из себя, но я решила, что начинать утро с пререканий не самая блестящая идея, поэтому спокойно ответила:
– Я уже встала, – хотя из-под одеяла так и не выбралась.
– Завтрак на столе, одевайся и спускайся!
За дверью послышались удаляющиеся шаги. Ощущение безвыходности вновь обрушилось мне на голову.
«Чёртово утро, чёртов день, чёртов город» – единственные мысли, что крутились в голове. А еще вопрос о том, каким образом я попаду в школу, ведь она находилась в нескольких километрах от дома Мэри.
Пока я лежала и сокрушалась о своей стремительно несущейся под откос жизни, время не стояло на месте. Красноречивый стук по трубе вынудил отбросить одеяло и спустить босые ноги на холодный, дощатый пол. Слегка потянувшись, д попытках вернуть телу координацию, я встала с постели и направилась в ванную. Весьма скромных размеров уборная, но зато очень светлая, а главное своя. Кремовый кафель, большое двустворчатое окно, ванная расположенная прямо напротив входной двери во всю ширину помещения – не большая, но позволяющая разместиться комфортно. Одна раковина, справа от входа. Над ней шкафчик с зеркальными дверцами и уже упомянутое ранее окно слева. Кстати, оно вызвало у меня весьма смешанные чувства – с одной стороны умиротворение, от возможности принимая ванну наслаждаться видом высоченных сосен позади дома, и досады, возникающей от почти брезгливых мыслей о незащищенности личного пространства. Но эти опасения с лёгкостью сглаживало наличие занавесок – светлых, льняных, подвязанных тонким, жёлтым канатом. На углу самой ванной стояла большая глиняная ваза со свежим букетом полевых цветов. Их постоянно приносила бабушка, иногда я даже не замечала когда, видимо пребывая в состоянии сна. Подле раковины разместился туалетный столик, круглый, металлический, на изящных, фигурных ножках. По его периметру натянута толстая капроновая нить, удерживающая шторки из белой ткани, мило присборенные в духе Мэри Войт. Бабушка вообще создавала впечатление крайне романтичной особы. От неё всегда пахло розовым маслом, а в сумочке лежала потрёпанная книга "Унесённые ветром". Она говорила медленно, выразительно. В её лексиконе присутствовали устаревшие слова, а иногда предложения строились в стиле диалогов Джейн Остин. Но всё это наделяло миссис Войт собственным, своеобразным шармом и, лично мне, весьма импонировало.
Подойдя к этажерке, я присела на корточки и отодвинула занавеску. На полочке лежали чистые полотенца, новая зубная щётка, паста и не распакованное мыло. Забросив туалетные принадлежности в раковину, мысленно сказав бабушке «спасибо», я встала, сняла с запястья резинку для волос и собрала волосы в высокий хвост. После, слегка прищурившись от настырного, и неизменно преследующего меня, солнца, включила воду, распечатала зубную пасту, принимаясь чистить зубы.
Всё это время из зеркала на меня смотрела вполне привлекательная девушка. Миндалевидные, карие глаза, в обрамлении чёрных как смоль ресниц; длинные, вьющиеся, тёмно-каштановые волосы; чувственные губы, которые совершенно не нуждаются в помаде, ведь на фоне фарфоровой кожи и без того выглядят выразительно; аккуратный нос, почти не тронутый веснушками; средний рост, обычная фигура. В общем, если сделать скидку на недавно обрушившиеся перемены. Не обращать внимания на жуткие синяки под глазами. Забыть о том, что за последние трое суток я спала всего 8 часов, а сегодня впервые иду в новую школу, где, скорее всего, стану изгоем. Темноглазая брюнетка, что в данную секунду с недоверием разглядывала собственное отражение, весьма недурна собой. Впрочем, красота дело субъективное.
Снова раздался стук. Недовольно хмыкнув, я мигом приняла душ и покинула ванную, даже не успев до конца высушить волосы. По причине крайне ограниченного выбора (ведь большая часть моей одежды лежала скомканной в сумке), пришлось натянуть на себя «дорожные» джинсы и безликую чёрную майку, поверх которой нашла своё место синяя, клетчатая рубашка из плотной фланели. Тёмные балетки, бесформенный рюкзак, всё тот же высокий хвост, большие солнцезащитные очки в невзрачной пластмассовой оправе и вот я готова идти на растерзание новых одноклассников.
Последний взгляд в зеркало, тяжелый вздох, бессмысленная попытка улыбнуться своему отражению… Катастрофа! Вышла я из спальни с выражением лица узника перед казнью. Да ещё, как назло, столкнулась на лестнице с Сандрой.
– Сколько можно ждать? – недовольным тоном спросила мама, но тут же растянула губы в милейшей улыбке, – хорошо выглядишь, а зачем очки?
– Не нашла косметичку, – сухо ответила я, обходя родительницу стороной.
– О, это нехорошо! Иди, завтракай, принесу тебе свою, – с искренней заботой проговорила она.
– Не стоит, мам! – но Сандра – это Сандра, если она что-то решила, сопротивление бесполезно.
– Милая, это же…
– Знаю, знаю, мой первый день в новой школе! – тихо пробурчала я и спустилась вниз.
Оказавшись на первом этаже, я замерла у первой ступеньки, оценивая ситуацию. Итак, что мы имеем? Направо пойдёшь в гостиную попадёшь, налево в кухню, а прямо, спасательный круг от материнского участия в моей жизни, выход. Что же, я выбираю спасение бегством! Но, как только сия мысль пронзила мозг, из столовой послышались стремительно приближающиеся шаги, по праву нарекающие мой план «миссия невыполнима». Жаль только, что я не Том Круз, у него бы точно вышло слинять из дома незамеченным.
На горизонте нарисовалась бабушка. Я разочарованно выдохнула и уже было повернула налево, но Мэри добросердечно улыбнулась, протягивая мне бумажный пакет с завтраком.
– Только обещай, что съешь его по дороге, на сытый желудок голова лучше соображает. Я положила туда карту, но, наверное, в твоем телефоне и она есть.
– Нет Ба, карты нет, – кивнула я, ощущая неимоверное облегчение, ведь теперь мне не придётся ехать в город вместе с Сандрой и слушать её нравоучения.
С искренней благодарностью я заглянула бабушке в глаза. Морщины уже были полноправными хозяевами на некогда прекрасном лице. Но это нисколько не портило её, лишь добавляло мудрости. Побелевшие пряди волос стали лёгкими как пух, при этом не утратив своей густоты. Длиной они доходили почти до плеч, волнистые благодаря плойке, изящно заколотые невидимкой у правого виска. Несмотря на свой возраст, Ба по-прежнему подводила глаза и слегка подкрашивала губы. Ещё в аэропорту я приметила у неё скромный, нежно-розовый маникюр и весьма стильные туфли телесного цвета, пусть не на высоком, но всё же каблуке. Даже сейчас, в семь утра, шею Мэри украшала нить жемчуга, а платье под цветастым фартуком отутюжено с иголочки. Я плохо знала Мэри Войт, но последних дней хватило с лихвой, дабы восхититься проницательностью и чувством такта этой женщины. Сей факт невольно наталкивал на мысль о несправедливости суждений Сандры в отношении собственной матери. Возможно, не стоило столь радикально доказывать правильность своего выбора и обрывать общение. Не знаю, что там у них случилось в прошлом… Но сейчас, именно в лице Мэри, я видела единственного, если и не союзника, то, по крайней мере, человека, пытающегося меня понять.
Сверху уже доносился мамин голос, она что-то напевала себе под нос, направляясь к лестнице. Времени на болтовню практически не осталось! Не мешкая, я схватила пакет, прошептав бабуле:
– Спасибо, я твоя должница.
Мэри улыбнулась, достала из фартука несколько купюр и запихнула их в нагрудный карман моей рубашки.
– На такси и прочие расходы, – пояснила она. – Это будет нашей маленькой тайной.
Я тотчас рассыпалась в клятвенных обещаниях унести детали сего сговора в могилу, после чего поспешно выскользнула за дверь, практически галопом бросившись бежать в сторону дороги.