Мне снились какие-то люди в чёрных балахонах. Среди них был отец. Никакого сюжета, лишь бессвязные вспышки. Вот мама, заливаясь слезами, кричит: «Не позволю»! Я никогда не видела её в таком состоянии, глаза пылали истинным гневом, а в голосе сквозила ярость вперемешку с отчаяньем, причина которого для меня осталась загадкой.
Снова люди. Лица скрыты под капюшонами. Они читают молитвы на непонятном языке. Возможно латынь, но я не уверена. Встав в круг, склонившись над каким-то саркофагом, пугающе мычат, раскачиваясь из стороны в сторону.
Наш старый дом в Фениксе, он всё тот же, но, в то же время, что-то изменилось. Под его крышей я больше не чувствую себя безопасно. Плетусь в гостиную и вижу на полу Сандру. Она лежит возле дивана, не шевелясь. Взволновано подбегаю к ней. Тут же в ужасе пячусь назад. Повсюду кровь… Много крови и стеклянные глаза матери… Крик застревает костью в горле, но картинка снова меняется.
Отец. В его голосе столько боли, глаза пустые.
– Прости меня, принцесса!
– За что папа? – и видение исчезает, как мираж в пустыне, стоит только к нему приблизиться.
Человек в балахоне.
Солнечный свет слепит глаза, отражаясь от какой-то зеркальной поверхности. Неуловимое движение. Я чувствую, как холодный метал, причиняя нестерпимую боль, входит в плоть в районе солнечного сплетения. Трудно дышать, я падаю на колени… Но пуще физической боли меня мучает вопрос: «За что»?
Пустота. Леденящая душу пустота… Лишь только бездонные, голубые глаза, смотрят на меня невидящим взглядом.
– Адам… – беззвучно шепчут мои губы, – Адам, дай мне руку…
Он пристально разглядывает моё лицо, словно ищет что-то определённое, но не находя, безвольно опускает ресницы.
– Зачем ты это сделала, Кейт? Зачем…
Ему больно… почти так же как мне, но я ничего не могу сделать, для того чтобы облегчить наши страдания. Как же мне хочется сказать, что всё будет хорошо, что я рядом, но сил нет даже на то, чтобы пошевелиться. Кажется, я умираю…
31 октября.
Я открыла глаза и посмотрела на часы, стоящие среди груды книг на прикроватной тумбочке. 6:32. Ещё рано, но мне уже не уснуть.
Достав из-под подушки дневник, вести который (к удивлению) вошло у меня в привычку, я села и облокотившись на спинку кровати, раскрыла тетрадь, укладывая её на колени.
За окном был конец октября. Уже несколько дней шли дожди, наводя на грустные мысли, с началом фразы: «А если бы…»
А если бы мама и папа остались вместе? А если бы мы не переехали в Блэкфорт? А если бы я не ответила на тот поцелуй?
Взгляд устремился к письменному столу, где стояла изящная, серебряная рамочка – подарок Стэнфорда. Из-под стекла на меня смотрела вполне счастливая молодая пара, открытые улыбки, крепкие объятья, горящие глаза, но почему-то я не узнавала себя на этом снимке.
Я помню тот день. В школу мы приехали с Сюзанной, потому что Джас пообещал Заку отвести друга в аэропорт, ведь прилетела Мия, его девушка, поступившая прошлой осенью в Чикагский педагогический колледж.
– Это тебе, в благодарность за целый месяц терпения, – сказал тогда Стэнфорд, протягивая плоскую синюю коробочку, перевязанную белой лентой.
Я почувствовала себя стервой, ведь знала про дату, но намеренно не акцентировала на ней внимание, надеясь, что и Джастин не станет.
– Спасибо, я не думала, что нужно готовить подарки. Дата ведь незначительная.
– Незначительная? Кейт, это самый важный день в моей жизни за последний год! Но ты не переживай, я не ждал подарка, просто хотел поднять тебе настроение.
Не знаю, ощутил ли тогда Стэнфорд мою неискренность, ведь я и сама до конца не понимала, что чувствую. С одной стороны, мне нравился Джастин. С ним легко, он забавный, добрый, заботливый и симпатичный, очень симпатичный. Но когда Сюзанна спрашивала, люблю ли я его, у меня не получалось подобрать слов и я отвечала сухое – «наверное».
Задумчиво вздохнув, я посмотрела в окно и невольно улыбнулась. Солнце. Впервые за последнюю неделю.
Как же противоречива жизнь. Иногда, совершенно незначительное явление способно в миг изменить твоё отношение ко всему происходящему, в то время, как глобальные события не в состоянии заставить действовать.
Открыв дневник, я принялась изливать душу чистым страницам:
«Дорогой дневник, прости, за долгое молчание, просто я никак не могла привести мысли в порядок. Кажется, жизнь налаживается… Уже почти два месяца я работаю в «Весёлом Роджере». Пока всё идет неплохо. Зак классный парень, очень помогает мне! Теперь я с гордостью могу сказать, что наверняка знаю, чем скотч отличается от виски и почему живое пиво темнее пастеризованного. Остальные ребята тоже весьма приветливы, за исключением Келли. По-моему, она меня недолюбливает, но я никак не могу понять за что. Денег вполне хватает, я совершенно не завишу от бабушки и мамы. Ещё было хорошо обзавестись машиной, а то Джастину приходится делать большой крюк, заезжая за мной в школу.
Ах, да, Джастин… С Джастином у нас всё хорошо. Он любит меня и это приятно, но я не чувствую эйфории. Наблюдая за некоторыми парочками в школе, мне нередко приходит в голову мысль, что, возможно, я просто не создана для умопомрачительной любви… Той, от которой захватывает дух и сносит крышу… Может, со мной что-то не так?
Кстати, к школе я почти привыкла. У меня не особо много друзей, Джастин да Сью, но мы отличная команда. Сюзанна крутая, не такая, как я – уверенная в себе и ничего не боится. Про неё ходит множество слухов. К примеру, что она задира и хулиганка, но всё это неправда! Более чуткого и надёжного человека мне ещё не приходилось встречать! Я очень люблю Браин и благодарна судьбе за то, что она моя подруга. Если бы не Сью, не знаю, как бы справлялась.
С Алексом, точнее Александром, точнее мистером Бруни, у нас тоже установились вполне приемлемые отношения. Он держится на расстоянии, что правильно. Но я знаю – в случае нужды всегда можно к нему обратиться. Сью без ума от Бруни, впрочем, как и большая часть девчонок в школе. Он весьма привлекательный мужчина, а ещё отзывчивый и понимающий. Я же вижу в Александре отца и иногда искренне жалею, что в свой первый учебный день оттолкнула его. Порой, мне очень-очень хочется поговорить с ним, но уместно ли это?..
Ну а папа, видимо, всё же сменил номер мобильного. Я постоянно пытаюсь ему дозвониться. Поначалу набирала несколько раз на дню, теперь раз в неделю, результат один – абонент недоступен или находится вне зоны действия сети. В моей голове никак не укладывается, чем я заслужила подобное безразличие? Прошло всего чуть больше двух месяцев, а ощущение, что целая вечность… Мама тоже хороша! Она, конечно, перестала цепляться ко мне по пустякам и даже вернула ноутбук, но интернет для меня по-прежнему под запретом, разрешена лишь локальная сеть Блэкфорта. Ну, хотя бы, я могу переписываться со Сью и смотреть сериалы, которые выкладывают на сервер.
Недавно там наткнулась на запись концерта группы Адама. Я и так не пропустила за это время ни одного его выступления, но лишь потому, что играют ребята по пятницам, то есть в мою смену. И всё же, отчего-то никак не могу перестать пересматривать эту съёмку.
С нашей первой встречи мы больше не говорили, заказ пива для его группы не в счёт. Но, что странно, – по пятницам у меня всегда огромные чаевые, превышающие понедельник и среду вместе взятые. Совпадение?.. И да, возможно, я всего лишь выдаю желаемое за действительное, но на протяжении всего времени Адам мерещится мне повсюду, куда бы я не пошла. В Кофешоп, где мы частенько покупаем с Сюзанной латте. На школьной парковке. В парке, в котором после школы зависаем втроём.»
Монотонное шуршание ручкой прекратилось. Я закрыла глаза и увидела обрывок сна. Только один, запавший в душу, запоминающийся всегда и снящийся всё чаще и чаще. К горлу подступил ком, а лицо обдало жаром. На несколько секунд стало трудно дышать, сердце ускорило свой ритм и я, стараясь сделать размеренный вдох, откинулась на подушку. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем мне удалось вновь обрести контроль над собственным телом. Склонившись над тетрадью, я написала ещё несколько строк посвящённых Адаму Блэку:
«Я снова видела его во сне… Этот взгляд, выворачивающий мою душу наизнанку, такой тяжёлый и подавленный. Что его мучает? Почему он снится мне каждую ночь? Я не испытываю к Адаму ничего, кроме презрения – высокомерный, не знающий меры ни в чём, бабник, напрочь лишённый чувства такта. Но во сне он другой, ранимый, уязвимый, потерянный… и этим мы с ним похожи…»
Перечитав последние строки, словно они были написаны не моей рукой, я закрыла дневник и подставила лицо нежному, утреннему солнцу, заполнившему комнату золотистым светом. Расслабившись, стараясь более не думать ни о чём, я, кажется, задремала. Перед глазами вновь возник силуэт высокого, голубоглазого парня, но как только образ окончательно сформировался, звон будильника развеял его в чертогах подсознания, не оставив после себя ничего, кроме лёгкой головной боли.
Нехотя спустив ноги с постели, слегка пошатываясь, я побрела в ванную. Пора собираться в школу.