Глава 3

Комплекс административных зданий Президиума РАН на Ленинском проспекте. Москва

Хозяин просторного респектабельного кабинета отложил в сторону лист с перечнем запрашиваемых препаратов, усталым жестом снял очки и сочувственно взглянул на просительницу; медленно просипел глухим свистящим голосом, будто с трудом подбирая слова:

– Видите ли, Зинаида Петровна, я бы и рад выдать вам всё, о чём вы просите, но ваша лаборатория давно выбрала все заложенные под вас фонды. – Седовласый чиновник мягко улыбнулся синеватыми губами. Это был крупный мужчина с бледным отёчным лицом, под глазами его набухли тяжелые мешки. Болезненный вид хозяина кабинета бросался в глаза. Дышал он тяжело – с одышкой и присвистом, как астматик, каждый вздох давался ему непросто. Но скрытый за большим выпуклым лбом уникальный мозг отказывался смиряться с немощью собственной плоти, отчего в печальных глазах этого человека то и дело вспыхивала лихорадочная жажда жизни.

– Я не прошу, я требую! – огорошила академика посетительница.

– Вот как? – удивился чиновник, недоумённо разглядывая просительницу. – А вам не кажется, уважаемая леди, что вы ведёте себя с бесцеремонностью ландскнехта? Бесконечно требуете и требуете себе всё самое лучшее, будто кроме вас в науке не существует серьёзных учёных. За последние полгода ваша крохотная лаборатория уже получила финансирования и ресурсов, как пять ведущих научно-исследовательских институтов нашей отрасли вместе взятых!

Сказав без остановки так много, чиновник взял паузу, чтобы перевести дух, будто только что пешком поднялся на десятый этаж. Он откинулся на спинку кресла, шумно втягивая в себя воздух. Прошло не менее минуты, прежде чем к нему вернулись силы:

– Я как руководитель и как государственный человек обязан мыслить стратегически – в масштабах всей отрасли. Есть и другие приоритетные направления, помимо вашего. Понимаете?

Но просительница пренебрежительно хмыкнула и пожала плечами. Это вывело хозяина кабинета из себя:

– Послушайте, милочка, в конце концов почему я должен ставить вас выше других?! – воскликнул он. И вдруг схватился за больное сердце, полез в ящик стола, где у него хранились таблетки.

Молодая женщина щёлкнула замками портфеля и извлекла обычный пластиковый контейнер, в каких служащие приносят в офис свой обед.

– Вот почему, – спокойно произнесла она и вложила в руку академика трепещущий комок розово-белой плоти размером с грейпфрут. – Сейчас вам стоит думать прежде всего о себе. И только о себе! Для вас это реальный шанс!

Ни верящий ни во что кроме сухих фактов пятидесятилетний академик не мог скрыть изумления. Он держал в руках тёплое, бьющееся сердце. Не свиное, а самое что ни на есть человеческое! Сердце было скользкое и издавало специфический запах. Он чувствовал, как сокращаются его желудочки, и даже будто ощущал движение крови внутри… Самое поразительное, что держа сердце в руках, академик не чувствовал замедления его пульсации. Это совершенно сбивало с толку учёного. Почему оно не останавливается? Ведь донор, из чьей грудной клетки оно вырезано, должен быть мёртв уже несколько часов… Как этой девчонке удалось принести ему живое сердце в обычной пластиковой коробке? Ведь обычно удалённое в интересах трансплантологии сердце непременно надо сразу (молниеносно!), не теряя ни секундочки, присоединить к трубкам, исполняющим роль артерий и вен, и снова запустить с помощью электрического разряда. А для хранения и перевозки используются специальные криогенные холодильные камеры и контейнеры со льдом. Иначе донорское сердце быстро умрёт… А тут нечто невероятное. Хотя сердце находилось вне тела, оно напрягалось и расслаблялось само по себе, повинуясь неведомой, необъяснимой, первобытной силе. Выглядело всё просто нереально. В первую очередь это было завораживающе красиво…


…Покинув кабинет ошарашенного академика, молодая учёная спустилась на скоростном лифте на первый этаж, пересекла лёгкой уверенной походкой просторный холл, и вышла во мрак улицы. Было за полночь. Было тепло и безветренно. Здание Президиума Академии наук на Ленинском проспекте находилось на возвышенности, отчего здесь обычно бывает ветрено, но не сегодня… Такие ночи будто созданы для свиданий и романтических прогулок по ночной Москве…

Но всё это скоро останется в прошлом, нынче на вес золото будут цениться крепкие стены и надёжные замки. Зоя огляделась: со всех сторон её окружали административные корпуса, это напоминало ей внутренний двор крепости. Но посетительница не хотела бы, чтобы надвигающиеся события застали её здесь, ибо крепости этой не суждено выдержать серьёзной осады. Её как магнитом тянуло обратно – туда, под землю, где их маленькой семье так комфортно жить и работать. «Да, но смогу ли я добраться теперь до своих? – на секунду Зоя даже растерялась от такой мысли, но тут же подбодрила себя фразой, которую с юности привыкла повторять в трудных ситуациях: «Ну, будь же мужиком!».

Сверху на неё взирали циклопических размеров скульптуры, представляющие собой иллюстрации греческих мифов или символические изображения стихий. Тем не менее, огромные бронзовые боги смотрели на молодую женщину с опасливым почтением, так ей казалось, хотя по сравнению со всеми этими исполинами она выглядела букашкой. А выше скульптур, на крыше небоскрёба, светилась странная конструкция, о ней среди москвичей упорно ходят слухи, что это специальный генератор, установленный там по заказу спецслужб – на случай необходимости зомбировать население Москвы. Якобы странная инсталляция, которую в народе прозвали «золотые мозги», одновременно выполняет роль передающей антенны…

Там же, на крыше, располагались огромные часы, стрелки которых показывали пять минут первого. Лишь очень немногим известно, и она в их числе, что для москвичей начинается не просто новый день, а новая эпоха…


…Посетительница давно ушла, а академик всё не мог оторвать завороженного взгляда от оставленного ею на его столе бьющегося сердца. Оно лежало в пепельнице и мерно сокращалось. Прошло уже много часов, а сердце демонстрировало поразительную жизнеспособность. Даже цвет его мышечной ткани не начинал блекнуть, что указывало на абсолютное здоровье изъятого из тела органа. Неутомимый живой мотор напоминал вечный двигатель: присоедини его сейчас к венам и артериям, и оно уверенно погонит по ним кровь! «Но как такое возможно?!» – в сотый раз задавался вопросом учёный. Ему был известен лишь один пример похожей жизненной силы в природе. Медведи. Уникальная физиология этих зверей позволяет им без ущерба для здоровья впадать в спячку. И в этом много загадочного. Например, как медведям удаётся до шести месяцев в году проводить в полной неподвижности и возвращаться к полноценной жизни? Ведь во сне их дыхание замедляется до двух ударов в минуту. Температура сердца снижается на 10 процентов – у человека это привело бы к смерти от переохлаждения. Медведи регулярно теряют более половины своего жира – но мышечная ткань не страдает. Их сердце может делать паузы до 20 секунд, но кровь не сворачивается – а у человека остановка сердца всего на несколько секунд приведёт к закупорке сосудов. Но медвежьему сердцу всё нипочём. «А если это сердце обработано каким-то раствором на основе медвежьей желчи? – подумал учёный. Но сам же отверг такой вариант: Нет, она не посмела бы пойти со мной на такой трюк… Тогда в чём тут дело?».

Он с трудом поднял грузное тело с кресла и прошаркал на отёчных ногах к окну. Из-за мучительной бессонницы он часто задерживался службе почти до рассвета, и знал, как тягуче медленно тянуться ночные часы. В голову начинает лезть всякая мерзость…

В последнее время ему часто представлялось, какими будут его последние часы и минуты. Это было невыносимо! Он, который привык подчинять себе обстоятельства и людей, выстроивший себя нынешнего из ничего (!), уже видел себя беспомощно лежащим на смертном одре. Смятые простыни, нотариус, сиделка с судном, перекошенные лица домашних, и нетерпеливо предвкушающие делёж богатого наследства родственники, – во всей этой неприглядной картине, расчётливой суете вокруг его кровати виделось ему что-то глубоко унизительное. Для всех он уже надгробный памятник или банковский счёт, а не живой человек. В его видениях столпившиеся у постели люди жадно ждут от него последних распоряжений. А ещё особенных слов под запись, цитату для потомков, чего-то значительного, но услышат лишь слабый хрип немощного старика, да невнятно произнесённое, прерывающееся: «Переверните меня… Сил нет, так помирать…».

– Да-а… тяжко вздохнул академик, с таким дряхлым сердцем, какое бьётся сейчас в его груди, он уже покойник, и самое противное, что неприглядный финал может случиться в любую минуту и будет именно таким – отталкивающим и жалким…

Поэтому он так стал бояться ночевать дома. Здесь ему не так тоскливо. Лучше уж умереть на службе, словно командир на боевом коне…

Вдали, за окном светились красиво очерченные голубовато-неоновым ореолом башни Сити. Некоторое время рано подряхлевший мужчина смотрел на них. Потом скользнул равнодушным взглядом по полкам с многочисленными призами. Тут были собраны самые престижные высшие научные награды мира – предел мечтаний любого исследователя; но ему что в них теперь проку? Три месяца назад он шумно отпраздновал пятидесятилетие. Как выдающегося учёного его чествовали политики высшего уровня. На юбилей съехались почётные гости со всего мира. Он много улыбался в те дни, старался выглядеть бодрячком, раздавал оптимистические интервью, но радости не испытывал. И никто из гостей даже не догадывался о том, что жить юбиляру осталось максимум полгода, и то если сильно повезёт, ведь именно столько ему дали врачи. И надежды нет. На самом деле его больное дряхлое сердце может остановиться в любой момент. Возможность операции на нём исключена из-за тяжелого диабета. Так что мирские почести перестали его радовать: что проку быть почётным профессором десяти крупнейших университетов и даже нобелевским лауреатом, если тебе уже куплен участок на кладбище и заказан надгробный памятник…

Мужчина вернулся за стол и снова уставился на работающее сердце. По словам этой нахальной дамочки, уже прошло десять часов как его изъяли из тела, а оно сокращалось и сокращалось. Всем своим видом опровергая представления скептиков о пределе возможного. Он вспомнил последнее свидание с покойным отцом в больнице, когда он сжал руку отца и чувствовал, как замедляется и в конце концов замер его пульс. Его тут же увезли в реанимации, где отец умер через сутки. А ведь он так же до последнего цеплялся за жизнь, искал в его сыновьих глазах надежду…

Внезапно обречённый академик ощутил, как с надеждой забилось в груди его собственное сердце, и задумался о том, о чём всегда высказывался с большим пренебрежением: «А может быть не так уж не правы древние китайцы, утверждающие, что пока сердце не покинет та самая загадочная сила, которую они называли „ци“, – оно бессмертно». Никогда и никому маститый академик не признался бы в подобной крамоле, но как же она ласкала его собственное потрёпанное сердце!

Он снял телефонную трубку и набрал номер:

– Да, это я, – усталый голос вдруг наполнялся силой. – Вот что, сегодня к десяти часам к вам подъедет наша «рэкетирша», так выдайте ей всё, что она просит… Да, я помню, что говорил, ну и что. Открылись новые обстоятельства, и я изменил решение. Так что пусть берёт всё, что ей необходимо для продолжения работы её лаборатории…

Загрузка...