Глава 32

Пошёл уже третий день, как Легат покинул камеру и возглавил внешнюю охрану тюрьмы. Между тем в «Бутырке» назревал бунт. Не получая законных свиданий и посылок с воли, лишённые даже возможности позвонить родным, заключённые становились всё более озлобленными и неуправляемыми. Их не устраивала отвратительная кормёжка, и то, что в тюремную лавку перестали завозить продукты и курево. Многие уже пересидели отпущенный законом срок и в отсутствии адвокатов и суда требовали своего освобождения. Самые активные из числа уголовников, используя настроения крайнего раздражения и недовольства, подбивали остальных на беспорядки. Обычно презирающие друг друга блатные и фраера, спаянные общей ненавистью к администрации тюрьмы, становились мощной силой. В конфликт оказалось втянуто большинство заключённых, даже тех, что при иных обстоятельствах никогда бы не стал бунтовать.

Казалось, сам воздух в камерах и тюремных коридорах наэлектризован. Над Бутыркой словно нависли тучи. Пахло грозой. Достаточно было одного необдуманного решения, резкого слова, чтобы грянул гром. В тюрьме фактически установилось двоевластие, которое больше напоминало «холодную войну» – паханы, связываясь по тюремному телеграфу с соседними камерами, сбивали отряды крепких штурмовиков.

Администрация тоже не сидела сложа руки – готовила сотрудников к подавлению мятежа. Начальник тюрьмы постоянно требовал от заведующего оперативной частью младшего лейтенанта Жгутова, чтобы он выявлял подстрекателей. Зачинщиков следовало запереть отдельно от всех в штрафной изолятор. Однако перепуганные «стукачи» отказывались сдавать своих сокамерников.

Зэки тайком мастерили заточки, шептались о чем-то в камерах. В том, что противостояние может в любой момент принять крайне ожесточённый характер и в ход пойдут ножи, обломки труб и камни, уже никто не сомневался. Достаточно одной искры и озлобленные сидельцы начнут резать ментов со слепой яростью; тюрьма мгновенно станет преисподней и количество трупов будет исчисляться десятками, если не сотнями. Дошло до того, что многие надзиратели стали заискивать перед заключёнными в расчёте, что их пощадят. В любой момент почти две тысячи преступников могли вырваться из своих камер и стать полноправными хозяевами тюрьмы. На всякий случай подполковник Сокольничий приказал укрепить административный корпус, надеясь успеть превратить его в убежище…

Необходимо было пока не поздно садится за стол переговоров с вождями заключённых. Стас пытался втолковать это Сокольничему, но подполковник и слышать об этом не хотел. Он считал, что проявление слабости только раззадорит уголовную борзоту. Между тем активисты из числа зеков пока ещё готовы были к переговорам. Но им было мало лишь тюремного кума и его холуёв. Они считали, что местное начальство несёт ответственность за тот беспредел, что возник в тюрьме. Поэтому авторитетные зеки добивались встречи с народными депутатами, и хотели, чтобы на территорию Бутырок была допущена пресса.

– Надо обещать им это, – считал Стас. – Другого выхода у вас нет.


Проблема заключалась ещё и в том, что из-за возникшей в городе ситуации надеяться на поддержку спецназа не приходилось. Но начальник тюрьмы и его советники всё тянули и тянули с переговорами. И дождались! Постояльцы одной из камер, где сидели преимущественно блатные, воспользовались оплошностью охраны и сумели захватить двух надзирателей, одна из которых была женщиной. Мятеж тут же перекинулся на соседние камеры. Повстанцы заняли целый блок. Сотрудники тюрьмы попытались сразу отбить сослуживцев, но встретили столь ожесточённое сопротивление, что вынуждены были отступить. Новый штурм без спецназа провести было затруднительно. Баррикады из подручных материалов перекрыли все подходы к мятежному блоку, напоминавшему теперь крепость…


Сокольничий с озабоченным видом расхаживал по тюремному двору, закусив жёлтыми зубами беломорину в углу рта. Он был мрачнее тучи. Следом за ним семенил его зам майор Рюмин. Помешанный на чистоте начальник не терпел даже малейшего мусора на подведомственной ему территории и по этой причине обычно никогда не курил вне кабинета, а тут ещё ни одной урны поблизости (во время недавних столкновений с охраной зэки использовали их в качестве метательных снярядов, после чего их убрали от греха подальше). Зная о болезненной чистоплотности шефа, майор Рюмин украдкой подставлял ладонь, в которую задумчивый босс стряхивал пепел.


Время от времени тюремщики как по команде поднимали головы в фуражках. Из окна той самой камеры доносились крики несчастной пленницы. Оттуда же кто-то с издёвкой звал кума зайти к ним на разговор, только без своих холуёв. Тогда может быть, – если они смогут столковаться, – его подчинённую бабу отпустят.

За три оставшихся ему до пенсии года Сокольничий не хотел подвергать свою жизнь такому риску. Он устал от проклятой собачьей работы, от людей, которые его окружают. Всё, чего он желал – как-то пережить нынешнее неопределённое время и спокойно доживать свой век на полковничьей пенсии, заниматься дачей и внуками. Но крики несчастной Копейкиной рвали ему сердце. В то же время он видел, что авторитет его среди заключённых и подчинённых офицеров стремительно рушится. Даже этот заискивающий карьерист Рюмин стал выражать пока ещё осторожное неудовольствие его нерешительностью.

– Если они не одумаются, мне придётся прижать всю тюрьму к ногтю, – с досадой буркнул в усы старый служака. Тимофей Петрович Сокольничий был из того племени честных, но не слишком гибких начальников, которые полностью полагаются на великую силу уставов и инструкций, и теряются в нестандартных ситуациях. Должность начальника одной из столичных тюрем «бумажный офицер» получил после долгой службы в Центральном аппарате. Его предшественника уволили с позором после скандальной истории с несостоявшимся воровским банкетом, когда прямо в стенах следственного изолятора крупные российские мафиози готовились провести свою сходку. Надо было срочно смыть пятно позора с ведомства и в Министерстве долго подыскивали кандидатуру с безупречной репутацией. Тимофею Петровичу пообещали, что если новых скандалов не будет, то в отставку он выйдет полковником с орденом на груди. И поначалу всё складывалось для него здесь очень даже неплохо. В положении начальника такого крупного следственного изолятора было много пюсов: попадающие сюда богатые заключённые были готовы платить за значительное смягчение режима содержания и различные поблажки, и значительная часть этих сумм оседала в ящике его служебного стола. А среди рядовых зэков встречалось много различных умельцев, так что можно было не тратиться на техническое обслуживание собственного джипа, ремонт бытовой техники и прочее.

Со временем Тимофей Петрович почувствовал себя в кресле начальника тюрьмы вполне уверенно. Обжился на новом месте. Все предшествующие годы, проведённые в кресле начальника Бутырки, Сокольничему удавалось гасить крупные конфликты и не выносить мусор из избы. Впервые ситуация подталкивала его к самым радикальным действиям. Но отважиться на применение огнестрельного оружия он не смел. Ведь когда потом начнётся разбирательство, его могут обвинить в превышении служебных полномочий.

Хозяин тюрьмы вёл себя настолько нерешительно, что мятежники стали издеваться над ним.

– Эй, начальник, мы твою суку только что начали оприходовать, ты скажи, если она тебе больше не пригодиться, мы тогда её жалеть не станем, – проорала высунувшаяся в окошке уголовная рожа.

– Да я тебе… – поперхнулся угрозой Сокольничий. Сейчас в его власти было покрошить свинцом в фарш всех, кто находится в злополучной камере. Но тогда придётся также принести в жертву своего сотрудника, контролёра Варвару Копейкину, разведёнку 27 лет, мать троих малолетних детей-погодков. В любом случае после такого с полковничьими погонами и безупречным послужным списком можно будет попрощаться. А главное, кто даст ему гарантию, что возмущённые кровавой расправой над своими корешами другие зеки не приговорят его к смерти. Ведь их намного больше, а у его людей всего один автомат на всех.

– Придержи язык! – сердито крикнул фигляру в окне усатый подполковник. Нахмурившись, он старательно скрывал свою растерянность и страх.

Но братва совсем распоясалась, вскоре из другой камеры высунули самодельный плакат: «Полкаш – вор и барыга, отдай наши пайки, иначе вилы тебе». Мерзкая надпись мозолила ему глаза. И Сокольничий послал усиленный наряд подчинённых, чтобы привели к нему наглеца с его поганеньким плакатом, но вскоре порученцы вернулись ни с чем. А ухмылки в зарешеченных окошках говорили, что власти администрации над тюрьмой приходит конец. Дальше – больше. В соседнем окне появился новый транспарант: «Отправляйся лечить свой геморрой, падла казённая, или мы поможем тебе просраться». О том, что начальник тюрьмы страдает столь пикантным заболеванием, в тюрьме знали всего несколько человек. Положение высокопоставленного офицера становилось совсем постыдным.

– Развернуть пожарные шланги и подготовиться направить воду в окна, – распорядился начальник тюрьмы, обращаясь к заместителю. – И пусть струи будут такой силы, чтобы сбили мерзавцев с ног, отбросили их к противоположной стене. Пусть знают, что мы их по стенке размажем.

В этот момент к ним подошёл Легат. Сокольничий с озабоченным видом протянул ему руку, после чего снова обернулся через плечо на своего Зама:

– Дави их всех! – коротко распорядился начальник, не скрывая своего крайнего раздражения.

– Будет сделано, товарищ подполковник, – подобострастно заверил майор Рюмин.

– Вряд ли затеянный вами душ поможет, – откровенно высказал своё мнение Стас. – Так вы только ускорите расправу над вашей сотрудницей. Скоро зеки окончательно перестанут воспринимать вашу власть всерьёз.

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Что я предлагаю? Не утраивать клоунаду со шлангами, а поговорить с их смотрящим.

Пожилой служака удивлённо взглянул на шустрого паренька. И едва удержался, чтобы не съязвить: «Может мне прикажешь на поклон к „Монаху“ отправляться?». Но ответил со всей серьёзностью:

– А ты не боишься последствий? «Монах» может расценить мой визит как проявление слабости. Всё-таки я здесь законная власть…

– Законная власть вскоре может станет он! – жёстко отрезал Стас. – Что касается остального… могу пойти я. Требуется лишь ваше согласие. Чтобы наделить меня полномочиями вести переговоры.

Сокольничий неприязненно подумал, что вообще-то капитан прав. Хуже всего, что он наверняка сумеет найти общий язык с паханами, которых он, подполковник Тимофей Сокольничий втайне боится до спазмов в животе. Ведь «Монах» только с виду такой спокойный и снисходительный. Его слово для большинства зеков – закон. В камерах полно отморозков, готовых выполнить любой приказ авторитетного вора. А в нынешней ситуации, когда тюремная система парализована, жизнь начальника тюрьмы уже не ценится так дорого, а со временем обесценится ещё больше. На первый план выходят такие вот сильные духом парни, как этот бывший капитан.

– …Хорошо, – не сразу согласился подполковник, – я прикажу отвести тебя к Монаху, можешь договариваться с ним от моего имени… И всё же рискованно это! И ответственность какая! Ты вот что, черкни мне свои соображение перед разговором на бумажку, обдумать это надо. А так я в принципе не возражаю…


***

Затянувшееся приключение с поисками девушки французского коллеги вымотало Ксению Звонарёву. Ведь они облазили чуть ли не весь парк Ботанического сада, прежде чем окончательно убедились, что поманивший их за собой след оказался ложным.

На обратном пути оператор Володя отстал.

– Вы идите, а я тут кое-что поснимаю и догоню вас, – сказал он, прежде чем исчезнуть со своей видеокамерой, с которой был неразлучен, в зарослях густого кустарника. Договорились встретится возле машины.


Вот и знакомый «Фольксваген» с большим оранжевым пропуском «Французское телевидение» на лобовом стекле. Только ещё не так давно вышагивавший здесь неподалёку молоденький постовой куда-то исчез. Странно. Ведь если его сменили, то почему не поставили другого полицейского охранять место преступления? И куда подевались мертвецы со двора сгоревшего замка? Не могли же они сами уйти…

В ожидании оператора журналисты сели в машину. Брюийо не сводил тоскливых глаз со своего телефона, на экране которого в качестве заставки стояло фото миловидной молодой девушки с распущенными волосами, и подавленно молчал.

– Это она? – деликатно спросила Ксения.

Брюийо удручённо кивнул, по его небритой щеке сбежала слеза. Ксении пришлось по-матерински обнять его, и взрослый мужчина разрыдался у неё на её плече, как ребёнок.

– Не отчаивайся, Доминик, – утешала Ксения, гладя его курчавые волосы. – Её ведь зову Надежда. Считай это добрым знаком.

– Тебе этого не понять! Мне так одиноко, – пожаловался француз и капризно высвободился из её объятий.

– Ну почему же не понять… – Ксения щёлкнула зажигалкой, желая прикурить, но передумала и выбросила сигарету в окошко. – Поверь, что такое одиночество, мне отлично известно. Это как на плоту в океане – вокруг вода, бесконечно много воды, а ты медленно сходишь с ума от жажды… Поэтому чтобы окончательно не свихнуться, я решила завести себе подружку или дружка. – Женщина выразительно указала взглядом на собственный живот.

– Ты беременна?! О, Боже! Как я не заметил? – воскликнул ошарашенный француз и всплеснул руками. Живот и в самом деле у неё пока не слишком заметно подрос, хотя срок беременности был уже не маленький.

– Вот именно, Боже, – грустно усмехнулась Звонарёва. – Мне ведь уже 37. Раньше было всё некогда, на первом месте всегда карьера стояла. А недавно вдруг ясно так осознала, что меня ждёт, и стало страшно. На горизонте уже сороковник и останусь я одна в пустой квартире… Только будущего папашу решила не ставить в известность.

– Почему? Он же отец. Может, всё-таки стоит обрадовать его?

– Не-а, – бодро улыбаясь, чтобы тоже не разреветься, покачала головой Звонарёва. – Моему Игорьку не нужны проблемы. Я так и вижу его недовольную физиономию. Не исключаю, что мой кавалер лишь заметит сухо: «А со мной ты не собираешься обсуждать появление этого ребёнка?». Вы мужики не любите, когда бабы осложняют вам жизнь…

– Не все мужчины такие! – запальчиво воскликнул галантный француз. – Некоторые готовы бросить всё к ногам любимой, если она говорит, что собирается подарить своему господину бэбика.

Ксения грустно усмехнулась.

– Зачем толкать человека на такие подвиги, нет, это не для меня. Если бы я хотела любой ценой заполучить мужика, то поставила бы Игорька перед фактом – надела бы бутафорский накладной живот седьмого месяца беременности и дело в шляпе! А потом задним число придумала бы что-нибудь для отмазки. Только счастье насильно не построишь…

Брюийо деликатно кивнул и внимательно посмотрел на Звонарёву:

– Ты побледнела. Тебя снова начало тошнить?

Ксения вымученно улыбнулась.

– Это ничего. Обычный токсикоз. Мне просто надо что-нибудь срочно съесть.

Доминик открыл бардачок, а Ксении предложил обследовать боковые кармашки объёмного кофра из-под камеры, что лежал на заднем диване: Володя регулярно посещал качалку и обычно запасался специальными высококалорийными батончиками-мюсли для спортивного питания.

Но в этот раз они ничего не нашли.

– Тут неподалёку, в павильоне «Рыболовство», вроде ресторан был, «Пять морей» назывался, – вспомнила Ксения. – К тому же чувствую, что мне полезно будет немного пройтись.


Одинокая женщина посреди будто вымершего парка… от таких прогулок по пустынным аллеям на душе становилось не по себе. Такое впечатление, что находишься не в городе, а в диком лесу. До темноты отсюда точно надо выбираться!

Павильон «Рыболовство» оказался закрыт. Объявление на дверях ресторана словно в насмешку извещало, что на ближайшие десять дней заведение арендовано под корпоративные мероприятия. Ксения зачем-то сфотографировала объявление. Затем стала по журналисткой привычке снимать всё, что казалось ей интересным вокруг. И так увлеклась, что на время забыла и про тошноту, и про голод. Внимание к деталям часто помогало ей раньше конкурентов с других телеканалов улавливать первые признаки очередной сенсации. Именно так она узнала о начавшейся в городе эпидемии. Её привлекли случаи на первый взгляд немотивированных убийств, «агрессивных сумасшествий», в которых безумцы атаковали друзей или членов своих семей, а также загадочные исчезновения людей. Настораживало, что во всех этих эпизодах врачи и следователи несли с экрана полную ахинею, рассчитанную на простаков. Их запутанные объяснения напоминали не слишком удачное прикрытие чего-то гораздо более серьёзного. После этого она начала специально отслеживать случаи, в которых точная природа события чётко не объяснялась. И с каждым днём количество таких инцидентов возрастало на порядок. Она также отметила, что силы правопорядка в каждом новом случае действуют всё более жёстко, агрессивно, и всё менее охотно идут на контакт с прессой. Поэтому Ксения винила прежде всего саму себя в том, что случилось с её коллегами, ведь она была самой опытной в их съёмочной группе и должна была всё просчитать…


Страшный грохот со стороны Останкино известил об обрушении верхних секций телебашни, что ж, этого и следовало ожидать. Все эти часы, что они находятся в парке, запах гари чувствовался всё отчётливей, однако пожарных вертолётов больше не было видно и слышно.


Обходя здание павильона, Звонарёва заметила неподалёку брошенный легковой автомобиль. Печать какой-то трагедии лежала на нём. Ксения сделала несколько общих планов машины с разных ракурсов, прежде чем подойти ближе. Дверца с водительской стороны была распахнута, салон заляпан кровью. На водительском сиденье осталась женская сумочка, в ней нетронутые телефон, деньги и водительские права на имя Надежды Чеботарёвой. Девушка на фото очень напоминала исчезнувшую Надин с экрана смартфона Доминика.

Кровавый след вел в сторону зарослей. Уйма крови. Потеряв столько, обычно далеко не уходят. И хозяйка BMW наверняка неподалёку. Ведь её не перевязывали. Вокруг не было других следов. Судя по тому, что журналистка видела, человек по непонятной пока причине получил серьёзное ранение и, истекая кровью, бросил машину. Вероятно, она поступила так в состоянии шока. Или же пытаясь спастись от тех, кто её ранил. А может, в отчаянии спешила добраться до помощи, пока ещё оставались силы. Но не добежав до густых кустов, женщина упала лицом вниз – отпечаток его лица так и остался на мягкой после недавнего дождя земле. Каким-то образом, не задохнувшись и не умерев от потери крови, она полежала тут какое-то время, затем… просто встала и пошла дальше.

Новые следы отличались от прежних. Глубокие, расположенные близко друг к другу. Теперь хозяйка брошенной иномарки приволакивала правую ногу, отчего, наверное, и потеряла туфлю. И постоянно меняла направление, словно толком не понимала, куда ей двигаться. На траве и кустах остались капли, нет, уже не крови – во всяком случае, не человеческой, а голубоватой, густой жидкости…

На аллее показались люди. Похоже семья. Двое взрослых и с ними двое детей – мальчик лет двенадцати и девочка дошкольного возраста. Впереди уверенно шагал крепкий мужчина и толкал перед собой садовую тачку, полностью загруженную пёстрыми пакетами с шоколадными круассанами, чипсами, печеньем и солёными орешками. Женщина за ним сгибалась под тяжестью рюкзака – по всей видимости тоже с разнообразной съестной всячиной. Даже дети тащили часть добычи. Вероятно, семейка недавно обчистила какой-то ларёк.

Ксения поспешила им навстречу:

– Извините, вы не подскажите, где я могу купить какую-нибудь еду?

Мужчина скользнул по блондинке равнодушным взглядом, словно она была деревом или столбом, и молча прокатил мимо свою тележку. Ксения опешила и посторонилась. Однако в последний момент мужик всё с тем же каменным выражением лица взял со своей тележки пакет с чипсами и кинул незнакомке. Словно собачонке. Впрочем, очень мило с его стороны… Отношения между людьми в этом городе быстро менялись, поэтому любое проявления простого внимания и человечности ценились как никогда прежде. Вот только одного пакета чипсов ей мало.


Метров через семьсот Ксения наткнулась на инкассаторский автомобиль. Такие банковские броневики снуют по городу и собирают выручку с торговых точек. Только сегодня ребятам не повезло. Оба инкассатора лежали мёртвые в лужах собственной крови. Их водитель испарился из кабины, бросив служебный автомобиль с распахнутыми дверями. Ксения заглянула внутрь бронированного фургона: сумки с деньгами её не заинтересовали, а вот термосу со сладким чаем и пакету с бутербродами журналистка обрадовалась несказанно. Доминик тоже наверняка проголодался и с нетерпением ждёт её возвращения!

Обратный путь Ксения проделала гораздо энергичнее – чашка горячего чая и бутерброд вернула ей силы. Правда она ещё не решила, скажет ли французу о найденной сумке с документами девушки, чьи имя и внешность совсем как у его пропавшей подруги. Не хотелось причинять новую боль нежной душе ранимого месье.

Но ещё издали Ксения увидела, что какие-то парни окружили автомобиль с сидящим внутри Брюийо. Они что-то агрессивно выкрикивали, размахивали палками, а ещё в руках у молодчиков были камни и пивные бутылки.

Загрузка...