Ты принялась изучать его тщательнее, чем до этого. Ты должна была знать о нём всё. Если уж ты решила попробовать тот дикий путь, который пришёл тебе в голову, ступать на него надо уверенно, иначе не стоит и пытаться.
Заполучив такого пациента, доктор Ч. заполучил и столь льстящее ему внимание. Он раз за разом давал интервью, и ты пересмотрела их все. Каждый раз – новый галстук, тщательно уложенные волосы, идеально подстриженная бородка, каждый раз – лоск и игра на публику.
Каждый раз Ч. поливал грязью твой смысл жизни, без зазрения совести сводя его глубокую, сложную личность, которую ему никогда не разгадать, как бы он ни старался, к примитивной психопатии, самые интересные подробности которой он обещал вывести в своём исследовании. О тебе речь заходила редко. Но всё же…
– Что вы можете сказать о любовнице преступника? – спросили его в одном из интервью.
Любовнице. Им никогда не понять.
– Весьма антисоциальная личность, – без запинки ответил доктор Ч., хотя он никогда тебя не встречал.
Суждения, почерпнутые из СМИ, домысленные без доказательств, выдаваемые за действительность.
– Она наблюдается у психиатра?
– Нет, но, вероятно, стóит. – И эта улыбка, эта самодовольная белоснежная улыбка псевдопревосходства.
Вероятно, да.
Вероятно, стоит показать ему, насколько ты антисоциальная, по его словам, личность. И хотя больше всего на свете тебе претит какое-либо общение с психиатром, тем более таким, как доктор Ч., это твой единственный шанс. Ты знаешь, что он с удовольствием расширит своё драгоценное исследование сеансами терапии с тобой. Потому что твоя любовь, как бы ни старался доктор Ч., не особенно желает с ним беседовать. Объяснять свои поступки. Отвечать на идиотские вопросы. Заполучив его, доктор Ч. выиграл в лотерею, но как подступиться к выигрышу, он до сих пор не знает. Зато ты… Ты знаешь о нём всё. Ты могла бы многое рассказать доктору Ч. Но ты знаешь, что он тебе не поверит. Всё, что он захочет услышать, – это какую-нибудь несусветную чушь про стокгольмский синдром (так считают многие) и подробности вашей личной жизни. Но никакого синдрома не было.
Ты никогда так не любила. Никого и никогда. И никогда не полюбишь.
Он никогда не знал любви и не был на неё способен. Пока не встретил тебя.
Вы оба лучше умерли бы, чем причинили друг другу боль.
Почему все отказываются в это поверить?
Ради тебя он сдался полиции. Только чтобы тебя не подвергали тому, на что ты уже почти готова согласиться. Чтобы такие, как доктор Ч. не копались у тебя в голове, не вытаскивали на свет то, что ты пытаешься спрятать, не внушали тебе то, что они хотят. Не играли с тобой, как с игрушкой, не изучали, как подопытную, не заставляли возвращаться туда, где уже слишком темно.
Но другого пути ты не видела.
Конечно, твоя любовь будет разочарован, узнав, на что ты пошла, – почти на то, от чего он пытался тебя защитить. Но если это позволит вам увидеться, а может, и провести в жизнь твой безумный план, который ты ещё не до конца позволила себе осознать, то это стоит того.
В конце концов, ты будешь притворяться. В конце концов, это совсем не то, что сидеть в психиатрической палате за стеклом, как подопытный кролик. Просто разговоры. Так ты себе это представляла.
Ты чертовски ошибалась.