Он два года держал тебя в заложниках. Ты неоднократно пыталась сбежать. Ты была с ним против своей воли.
Поэтому ты не в тюрьме и не в психушке.
Один раз вас чуть не поймали; именно после этого, после того как полиция видела, как ты убегаешь вместе с ним, вы решили, что ты будешь его заложницей, что всё, что ты делала, было его желанием. Полиция стреляла в него, но подстрелила тебя; ты думала, что умрёшь. Может, так было бы лучше для всех.
Вы договорились об этой истории, если что-то пойдёт не так. Ты знала, что рано или поздно пойдёт. Он тоже. Но тебе претила эта ложь. Ты не смогла выставить его ещё большим монстром, чем его и так считали, обеляя при этом себя.
Он смог.
Ваши показания различались, поэтому тебе никто не доверял. Но и доказать твою вину было почти невозможно. Всё, что ты пыталась сказать, сводили к стокгольму и внушению. Ведь он сам признался, что похитил тебя. Но что-то всё равно не складывалось.
То, что это совершенно не вписывалось в его почерк.
То, что после этого он перестал убивать. (Ну, по крайней мере, они так считают.)
То, что вас видели, и ты вовсе не казалась несчастной.
Ты отказалась от всех интервью, что тебе предлагали, хотя деньги были немаленькими. Теперь ты даёшь интервью доктору Ч., и на кону гораздо больше, чем какие-то деньги. Вот только он не спросил то, чего ты ждала.
Почему вы не пошли в полицию? Почему он не убил вас, когда вы узнали, кто он?
Боже, да ты была в глубочайшем ужасе. Ты была в шоке. Это правда.
Ты бежала прочь от его дома так быстро, что под конец чуть не рухнула прямо на асфальт. Только закрывшись на все замки, ты поняла, что прибежала домой. Туда, где, как тебе казалось, безопасно. А ведь он знал, где ты живёшь.
Не так уж далеко.
Нужно было взять телефон и набрать несколько цифр. Рассказать, что ты видела. Рассказать, кто он. Где он. Даже если он успеет сбежать, они будут знать, кого искать.
Того, кто отпустил тебя, вместо того чтобы убить. Почему?
Твоё сердце болело, но не от бега. От того, что случилось ночью. Того, что произошло вечером. Того, что происходило от Дебюсси до реквиема для вас обоих.
Тебя не интересовало, почему он убивает. Убийствам не было никакого оправдания, по крайней мере это ты понимала даже тогда. Но не понимала, как половина твоей души может быть такой тёмной. Разве это справедливо?
Ты каждую минуту смотрела в дверной глазок, но никто не появлялся. Ты сжимала в руке телефон, готовая набрать номер, если он всё-таки придёт тебя добить, но он не пришёл. Наверное, уже собрал вещи и сбежал. Наверное, ты никогда его больше не увидишь. Слава богу.
Тебе хотелось умереть.
Ты сидела на полу, прислонившись спиной к входной двери, изо всех сил вцепившись пальцами в колени. Почему, почему, почему?
Почему ты пошла на тот музыкальный вечер?
Почему ты полюбила его до потери сознания?
Почему именно он должен был оказаться преступником?
(Конечно, всё не могло быть так хорошо)
И главное…
Почему ты всё ещё медлишь?
Сколько людей убивают других каждый день? Сколько убийц полиция так никогда и не ловит? Разве что-то кардинально изменится, если ты сдашь его? Его наверняка приговорят к смертной казни. Если позвонишь – убьёшь его своими руками. Ты тоже хочешь стать убийцей?
Любой другой давно бы уже позвонил.
Конечно, изменится. Ты остановишь убийства, спасёшь чьи-то жизни. Остановишь это ужасное, абсолютное зло.
Но разве абсолютное зло в его душе позволило бы ему отпустить тебя?
Ты понимала, что не можешь рассуждать здраво. Но ещё ты понимала, что в чём-то права. Ты не можешь его убить. Он уедет, решила наконец ты, и ты больше никогда его не увидишь, никогда об этом не вспомнишь и будешь жить дальше.
Ты ошиблась.
***
Никто не пришёл. Ты свернулась калачиком у двери, прямо на полу, не в силах встать. Любое его новое убийство будет теперь на твоей совести. Ты ничем не лучше него. Лучше бы он убил тебя. Если бы тебе суждено было умереть от чьих-то рук, ты бы хотела, чтобы это был он.
Ты этого заслуживала.
Ты лежала так всю ночь. И всё утро. И весь день. К вечеру ты поняла, что больше так не можешь. Тебе нужно выразить свои чувства, иначе они сожрут тебя живьём. И было лишь одно на свете, чему ты могла сейчас довериться.
Заглушить свои мысли. Излить свою боль в клавиши. Заполнить поглощающую тебя пустоту музыкой. У тебя не было пианино. Некуда было ставить. Обычно ты практиковалась там, где оно было в свободном доступе. Сегодня как раз был вечер свободного исполнения. Каждый мог играть, что хочет.
Ты набросила куртку и вышла из дома.
Всё вокруг казалось ненастоящим. Как в кукольном домике. Автобусная остановка словно была собрана из «Лего». Автобус – игрушечная машинка. Ты явно теряла связь с реальностью. Ты вздрагивала от каждого прохожего. В каждом пассажире тебе мерещился убийца. Ты едва доехала до места, лишь усилием воли подавив внутри себя громкий крик. Сдала вещи в гардероб, прошла к залу. Подходя ближе, почувствовала, как ноги утопают в мягкой ковровой дорожке, словно в зыбучих песках. Тебя уносило прочь, но музыка, доносящаяся из-за дверей, выдернула тебя в мир. Заставила тебя замереть на месте. Не может быть. Кто-то играл самую подходящую историю, и играл так, словно хоронил весь мир.
Траурный марш Шопена.
Соната номер два, си-бемоль минор, третья часть.
Ты постояла у дверей, потом тихонько их приоткрыла. В щель было видно лишь спину играющего.
Но ты и так знала, кто это.
Ты проскользнула в зал и села на первое попавшееся свободное место. Все слушали, замерев, не смея поднять глаз на исполнителя, не смея разделить с ним его боль, не смея дышать. Началась элегическая часть, и впервые ты не могла услышать в ней хоть что-то, кроме скорби. Его. Твоей. Почему он здесь?
Он должен был сбежать, уехать прочь, но он остался. Он подпустил тебя слишком близко, и это его вина, не твоя. Он устал от постоянного притворства. Если кто и должен был сдать его полиции, если кто и должен был уйти от него живым, так только ты.
Он этого заслуживал.
Сегодня всё было другим. Рояль. Акустика. Звучание. Всё было слишком острым, слишком пронзительным, слишком болезненным.
Он играл, словно в последний раз.
На последних нотах ты тихо вышла из зала и пошла в рекреацию. Там находились неработающий пока буфет – он откроется в перерыве, несколько диванчиков, автомат с напитками и снеками. Там же была маленькая зона с искусственными растениями, большое зеркало в полстены, несколько раковин и сушилка, чтобы можно было привести себя в порядок и вымыть руки перед перекусом.
Ты разглядывала своё белое лицо с синяками под глазами, оперевшись на раковину, когда почувствовала его присутствие в рекреации. Ты застыла, не зная, что делать, и через несколько секунд он появился рядом. Твой личный дьявол. Твоё уничтоженное сердце.
Ты смотрела не на него. На его отражение. Как будто там, в зеркале, он был другим. Как будто там он не был убийцей.
Он смотрел не на тебя. На твоё отражение. Как будто там, в зеркале, ты могла бы его понять. Как будто там ты могла дистанцироваться от боли.
Вы оба.
– Почему ты не уехал? – спросила ты зеркало.
– Почему ты не сообщила в полицию? – он был непривычно серьёзен и в то же время немного растерян.
Ты сжала бортик раковины, не в силах ответить на его вопрос.
– Почему ты меня отпустил?
Он отвёл взгляд, включил воду и стал мыть руки. Ты завороженно смотрела, как он это делает. Как оттягивает каждую секунду ответа. Он тщательно вытер руки бумажным полотенцем. Так тщательно, что это заняло целую вечность. Потом посмотрел на тебя. Не в зеркало – тебе в глаза.
– Я не смог бы причинить тебе вред.
Твоё сердце сжали так сильно, что ты не могла вдохнуть.
Уже причинил, подумала ты.
– Знаю, – сказал он.
Он читал твои мысли. Ты точно не говорила этого вслух.
Теперь ты стала мыть руки. Ты не знала, что сказать. Тебе хотелось исчезнуть.
Тебе хотелось побыть с ним ещё немного.
Ты всё ещё могла рассказать о нём правду. У вас в любом случае не было будущего. Уж точно не такого, о каком ты мечтала. Будущего нормальных людей. Всё, что у тебя теперь было, – безостановочное падение в пропасть. Твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Вы оба будете гореть в аду, в существовании которого ты уже не сомневалась.
Он коснулся твоего лица, и это стало неважным.
Всё это.
Ты не могла вернуть украденные им жизни. Никто не смог бы. Ни полиция, ни тюрьма, ни его смерть. Но в итоге ты смогла остановить его. Ты спасла тех, кого он мог бы убить. Ты сама стала полицией, тюрьмой, смертью.
Для вас обоих.