Жизнь течёт в нужном ей темпе. В Дании наступает поздняя осень. Ноябрь в Копенгагене не такой уж гостеприимный, и наши с Шоном излюбленные прогулки по парку переходят в посиделки в уютных кафешках.
После того, как Шон вернулся с работы сам не свой, а я встретила мужчину с красными волосами и наглой ухмылкой, проходит четыре месяца.
Он не появляется в нашем баре ни разу. Не то чтобы я следила, но… Только если совсем немного.
Шон ведёт себя как обычно, словно ничего не случилось. Он не объясняет своё поведение той ночью, а я не решаюсь поднимать эту тему. Очевидно, она ему неприятна, и, хоть мне жуть как любопытно, это не моё дело.
С датским дело идёт хорошо, даже слишком гладко – не думала, что смогу выучить новый язык так быстро, но у меня отличные учителя и… удача, что ли. Теперь я обслуживаю все столики без исключений, при надобности легко переключаясь на родной французский и английский.
Зато с моей памятью тоже нет ни малейших улучшений. Дана, мой психолог, делает всё возможное, подключив психиатра, специалиста по снам и даже гипнолога.
Ничего.
На каждом сеансе в моей голове натурально образуется выжженая поверхность, по которой катятся небольшие перекати-поле, подгоняемые лёгким летним ветерком.
И меня всё также нет на просторах интернета.
Шон предлагает хоть где-то зарегистрироваться, но я отказываюсь.
***
В сентябре мы едем во Францию. Точнее, в деревню Жерберуа, находящуюся под Парижем, где я провела последние годы той жизни, что помню.
Тут похоронена ба, и я наконец решаюсь посетить её могилу.
На меня смотрит аккуратный светлый крест. Земля сухая и рыхлая, а на могиле нет цветов. Дата её смерти выбита витиеватым шрифтом. Она умерла, когда мне было 22, то есть два года, исчезнувшие из моей памяти, мы должны были общаться.
Интересно, она до последнего считала меня недочеловеком?
Я не плачу. Выражение моего лица не меняется даже на один процент, и Шон это замечает. Но он такой же, как я – ему безумно интересно, однако он не лезет с расспросами.
Просто стоит рядом, положив руку на моё плечо. Я дружески хлопаю по его ладони, как бы говоря «всё в порядке».
И, как ни странно, это и вправду так.
***
– У тебя есть братья или сестры?
Мы с Шоном греем носы в уютной кафешке недалеко от нашего дома.
– Был брат, – признаётся мужчина, потягивая ароматное какао из большой бордовой кружки.
Я смотрю в окно, чувствуя себя неловко.
– Он умер, когда мне было десять. Ему было всего шесть. Как-то так, – разводит руками Шон, – А у тебя?
Качаю головой, складываю губы в трубочку и дую на горячий яблочный чай. В нос забирается терпкий запах молотой корицы.
– Я всегда была одна.
Наш столик находится в самом углу, свет над нами приглушён, а в окно скребётся первый мороз.
– Мама умерла, когда мне было шестнадцать. Мы не особо дружили. Вернее, она мной не сильно интересовалась, и бабушка взяла всё в свои руки.
– Та, что была сущим дьяволом? – задумчиво произносит Шон.
– Бинго, – криво улыбаюсь, – Так что моё детство нельзя назвать прекрасным. В любом случае, спасибо им, что вообще не бросили.
Шон качает головой. Я не смотрю на него, но у меня неплохо развито боковое зрение.
– Почему она тебя так невзлюбила? Обычно бабушки души не чают в своих внуках.
– Наверное, я расстроила все их планы своим появлением. Я не знаю.
– Это как?
– Ну, – я замираю, ныряя в неприятные воспоминания, – С чего бы начать.
И я рассказываю ему всё.
Рассказываю о том, как отец бросил маму на шестом месяце беременности, когда они переехали жить в Париж. Рассказываю, как мать обезумела и бродила по кладбищам под полной луной, моля Бога вернуть мужа. Бог, естественно, не внял её молитвам, и, родив меня, она окончательно замкнулась в себе.
Рассказываю, как меня назвали Асфодель – и это первый раз за семь месяцев, когда я произношу своё полное имя. Даже в паспорте написано «Фэйд», как я и представилась Шону. Как я продолжаю представляться всем вокруг.
– Асфодель, – Шон нараспев протягивает моё имя, и у меня начинаются рвотные позывы, – Какое необычное имя!
– Ага, – горло схватывает судорогой, и я трясу головой, как собака после водных процедур, – Кладбищенский цветок. Можешь загуглить, я не шучу, – мрачно смеюсь, когда лицо друга вытягивается.
Шон лезет в телефон и убеждается в траурном – для меня – значении имени, а я рассказываю ему про детство. Про безразличие мамы, про отсутствие отца и про перманентное презрение ба. Каждый раз, вспоминая её лицо, я вижу насмешку и брезгливость.
И каждый раз задаюсь вопросом: чем я это заслужила?
Шон запускает пальцы в каштановые волосы и взъерошивает их.
– Да уж.
Это всё, что он говорит, и больше к этой теме мы не возвращаемся.
И я безумно благодарна ему за это.
***
Красноволосый мужчина снова появляется в моей жизни тогда, когда низкое зимнее небо рождает первый снег. Я кутаюсь в длинное серое пальто, подняв воротник до носа, а на мои чёрные волосы опускаются невесомые снежинки.
Мне остаётся какая-то пара метров до двери, ведущей в бар, и я поворачиваю голову, чтобы насладиться волшебным видом: свет фонаря выхватывает хлопья из тьмы и кружит их в своеобразном танце. Я продолжаю шагать, не глядя, уверенная, что впереди никого нету.
И спустя мгновение врезаюсь в человека.
Моя скула больно впивается в плотную пальтовую ткань, под которой не иначе как металлическая конструкция.
– Ауч, – шиплю, отпрыгивая и прикладывая ладонь к горящей щеке.
– Вот что бывает, если не смотреть, куда идёшь.
Голос, возникающий надо мной, низкий и спокойный. И очень знакомый.
Я вскидываю голову и встречаюсь взглядом с прищуренными серыми глазами.
– Вы!
Мужчина смотрит на меня почти насмешливо.
– Какая неслучайная встреча.
Смотрю на него, сдвинув брови. Мне определённо не нравится этот высокомерный тон и острый взгляд. Настолько, что я пропускаю мимо ушей его слова.
Переворачиваю ладонь тыльной стороной и снова прижимаю к щеке.
– У вас там что, бронежилет? – морщась, киваю на грудную клетку мужчины. Он одет в чёрное пальто, и воротник на нём поднят почти так же, как у меня.
– Хотите проверить? – ухмыляется мужчина и наклоняет голову. Красные волосы падают на его плечо, а бровь взлетает вверх.
Закатываю глаза и цокаю, поражаясь его наглости. Резко качаю головой, и моя рука на щеке дёргается, нажимая на ушиб.
– Ауч, – повторяю, морща нос.
Мужчина резко склоняется надо мной. Совсем близко. Обхватывает пальцами подбородок и внимательно рассматривает лицо, пока я таращусь на него с открытым ртом. Серые радужки с рассыпанными чёрными вкраплениями видны лишь наполовину – длинные чёрные ресницы закрывают полный обзор. Красные пряди свешиваются на лицо, и они похожи на шёлковое полотно, колышущееся на ветерке. Родинка в форме креста под левым глазом выглядит настолько порочно, что у меня перехватывает дыхание. И… от него пахнет чем-то знакомым с самого детства. Аромат сухой, тёплый и горьковатый, и я быстро глотаю мгновенно образовавшийся ком в горле.
Корень ветивера. Ба постоянно покупала ароматизаторы для дома в местных индийских лавках, выискивая нужные ей баночки именно с этим ингредиентом. Всё потому, что он даёт возможность справиться с бессонницей, страхами и нервозностью.
Не помню, чтобы кому-либо из нас они помогали.
Я быстро моргаю, выныривая из воспоминаний. Мой взгляд упирается в его губы, и я не могу оторваться. Как загипнотизированная, смотрю на приоткрытый рот мужчины, пока он не растягивает его в широкой хитрой ухмылке.
Реальность обрушивается на меня в секунды. Я вскидываю руки и отталкиваю от себя человека, который так беззастенчиво вторгся в моё личное пространство.
Кажется, он не выглядит виноватым, и от этого я ещё больше злюсь.
Прищуриваю глаза и сжимаю челюсть, взвешивая лучший вариант для побега. Высказаться или гордо промолчать? Пожалуй, последнее.
Не глядя на мужчину, обхожу стороной, подавляя желание пихнуть его плечом, и устремляюсь к бару. На входе оборачиваюсь, чтобы наградить наглеца укоризненным взглядом, но… его нет.
Улица абсолютно пуста, как и было до нашего с ним столкновения.
Я быстро моргаю, поджимая губы. И, абсолютно потерянная, толкаю дверь.
***
Администратор суёт мне в руки обновлённую форму и торопливо благодарит за мою готовность помочь вне рабочего времени. В баре засела сильно платёжеспособная делегация из Парижа, а на французском говорю только я.
Я натягиваю на лицо улыбку и выхожу в зал. Сделать это стоит мне больших усилий. Руки мелко колотит, когда я вспоминаю зловещую ухмылку. Но я чувствую не страх. Мне до одури любопытно. Настолько, что в горле пересыхает.
Следующие четыре часа я сражаюсь с собственными демонами. Кидаю на входную дверь тысячу взглядов, но не остаюсь удовлетворённой – мужчина не появляется на пороге, в то время как я уверяю себя, что он оказался рядом с баром не случайно. Я выполняю все задачи чётко, но под маской на моём лице настоящая война.
Он забирает все мои мысли, подчиняет разум, даже не находясь со мной в одном помещении. Он не похож на других мужчин, и прекрасно об этом знает. И этим пользуется.
Я настолько отчаиваюсь, что решаюсь спросить у Софи про него, ведь полгода назад именно она обслуживала тот столик.
– О, – Софи мечтательно закатывает глаза, – Помню-помню. Я была бы не против с ним… ну, выпить пару чашечек чая.
Мои щёки мгновенно краснеют, и я мысленно отмечаю больше никогда ничего не спрашивать у Софи по поводу мужчин.
– Он не сказал, как его зовут, – отвечает она на мой вопрос об имени, – Или сказал, но я уже не помню. Зато я отлично помню всё остальное, – она поигрывает бровями и убегает к своему столику.
Ближе к ночи в бар приезжает Шон. Он выглядит сильно довольным, и я подмигиваю другу, когда тот садится за стойку. Наливаю ему виски и оставляю в одиночестве. Пока я убираю столики, Шон не может найти себе места: он светится, как стоваттная лампочка, и меня начинает разбирать любопытство, вытесняя мысли о загадочной красноволосом мужчине.
– Выкладывай.
Я опускаю локти на барную стойку и сверлю друга взглядом. Он делает таинственный вид, но его хватает всего на десять секунд.
– Меня повысили!
Его голос срывается, и он едва не подскакивает на высоком стуле.
Я расплываюсь в искренней улыбке. Я знаю, как важно для Шона повышение, но его реакция – это нечто.
Шон виновато оглядывается на оставшихся посетителей в зале.
– Прости, я ждал полдня, чтобы поделиться, – поворачивается ко мне и вскидывает ладонь, зажатую в кулак, – Я сделал это!
– Ты сделал это, – повторяю, протягивая руку и сжимая его плечо, – Я горжусь тобой, Шон!
– Это нужно отпраздновать, – заговорщицки шепчет он, – Ты не устала?
Его глаза округляются и становятся щенячьими, и я не смею сказать ему правду. Искренне говоря, я и не устала. Просто… напряжена.
Пока переодеваюсь в подсобке, раздумываю, стоит ли рассказывать Шону о том мужчине, но как только выхожу, друг берёт меня в оборот и вопрос, витающий в голове, отпадает сам собой. Сегодня ему нужны уши, и я готова их предоставить.
Шон в красках рассказывает о всех подножках, которые ему пытались поставить за сегодняшнее утро на собеседовании с начальством. Я внимательно слушаю, стараясь вовремя кивать и поддакивать, пока в моей голове киношные кадры сменяют друг друга. Я пытаюсь выдворить их из головы, но мои попытки откровенно провальны.
Дома мы быстро собираемся. У Шона отгул, у меня впереди два выходных, и мы решаем идти в клуб. Я оставляю выбор за другом. Во-первых, я не сильно в курсе о заведениях, кроме бара, в котором работаю, а во-вторых, моя голова занята другим.
Умываюсь ледяной водой и вытягиваю из гардероба джинсы и белую рубашку. Расчёсываю волосы и заплетаю их в высокий хвост. Немного подкрашиваю ресницы.
Если честно, мне абсолютно наплевать на то, как я буду выглядеть.
Если ещё более честно, я бы осталась дома, зарылась в прохладное одеяло, нагрела бы его своим телом и с головой нырнула в сон.
В котором совершенно точно возник бы он.
***
– Куда мы идем?
– Увидишь!
Шон заливисто смеется и тянет меня вперед. Я едва успеваю за ним. Ловлю себя на мысли, что не могу перестать удивляться его умению брать от этой жизни все.
Нас окружает ночь, но только мы заходим за поворот, город начинает играть яркими красками. Музыка манит ритмичными битами, неоновые вывески слепят, и я прикрываю веки, щурясь. Думала, с приходом зимы этот город затихает, но не тут-то было.
Шон виляет вправо, и мы проходим мимо охранника, который даже не смотрит в нашу сторону.
Это странно, потому что позади нас толпится человек сто, мечтающих попасть именно в этот клуб.
– Ты тут уже бывал?
Пытаюсь перекричать музыку, но Шон машет свободной ладонью у своего уха, показывая, что не слышит меня.
Мы снимаем верхнюю одежду и подходим к барной стойке. Людей много, но бармены работают во всю силу, быстро мешая разноцветные коктейли.
– Что будем пить? – спрашивает Шон.
– Командуй, – отдаю бразды правления другу, и он довольно кивает барменам.
Указывает на цветные картинки в лежащем на столе меню и возвращается ко мне.
– Ничего не хочешь мне рассказать? – хитро сощуриваю глаза, и на лице Шона возникает странное выражение. Его глаза расширяются, а зрачки, наоборот, сужаются. Он испуган, но быстро берёт себя в руки.
– Рассказать?
Я застываю, не понимая, как реагировать. Из всех эмоций, страх – последнее, что я планировала увидеть на его лице.
– Мы прошли в клуб без очереди, – объясняю свой вопрос.
– А-а-а, – облегченно протягивает Шон, – Нужные знакомства, знаешь ли.
– Ясно, – я оглядываюсь, оценивая обстановку, – Тут круто.
Шон протягивает мне высокий витиеватый бокал, больше похожий на пробирку.
– Ну, поехали, Фэйд. Я собираюсь напиться и танцевать, как в последний раз.
С этими словами он поднимает пузатую ёмкость и залпом опрокидывает свой напиток. И я следую его примеру.
***
После четырёх бокалов я чувствую себя куда расслабленнее. Шон берет меня за руку и тянет танцевать в самый центр толпы. У меня нет сил упираться, и я покорно следую за ним.
На самом деле, мне это даже нравится.
Мне нужно снять чертово напряжение, и лучшее, что я могу сделать – начать танцевать.
Или заняться с кем-нибудь сексом.
В голове мгновенно возникает образ красноволосого мужчины с его порочной ухмылкой и ленивым взглядом из-под опущенных ресниц.
Ну уж нет.
Разумная часть меня орёт во всю глотку, что он не тот, с кем стоит связываться. Зато эмоциональное составляющее жидкой лужицей растекается по внутренностям.
Жажда увидеть его снова пульсирует в висках.
Я нетерпеливо мотаю головой. Мы виделись всего два раза. Какого чёрта. Надо выдохнуть и выкинуть его из головы.
«Ну-ну. Пустая затея» – шепчет мой внутренний голос, и я пинаю его со всей дури.
– Да пошёл ты. Это не я. Это все чертовы инстинкты, – бурчу себе под нос.
Инстинкты лететь на открытый огонь, с наивностью бабочки размахивая невесомыми крылышками? Сомнительно.
Нет, это инстинкт размножаться с тем, кто больше и сильнее.
И к тому же, дьявольски сексуален.
Поражаюсь потоку мыслей, которые я, кажется не в силах контролировать. Как будто внутри моей головы кто-то поговорил сам с собой, а я оказалась невольным слушателем.
Он не в твоей весовой категории, Фэйд.
И он абсолютно точно опасен.
Именно это и привлекает, правда?
Закатываю глаза и глубоко выдыхаю.
– Ты собираешься двигаться? – Шон склоняется надо мной, смеясь.
Я стряхиваю наваждение и оглядываюсь. Вокруг нас толпа, и мужчина держит руки поднятыми вокруг моего тела, словно обнимает, но не дотрагивается.
– Прости, – извиняюсь перед другом, умиляясь его заботе, – Я задумалась.
– Точно всё в порядке? – лицо Шона становится напряжённым.
Я бурчу что-то неопределённое, надеясь, что мне не придётся рассказывать ему о том мужчине прямо сейчас, посреди танцпола. На мою удачу, быстрая композиция сменяется медленной, и я перевожу тему.
Протягиваю ладонь и хватаю растерянного Шона за руку.
– Давай танцевать. Мы же за этим сюда пришли?
Шон озадаченно разглядывает моё лицо, но кладёт руку мне на талию и слегка притягивает к себе. Мы покачиваемся из стороны в сторону. Ладонь, лежащая внизу моей спины, не двигается, будто стала каменной. Шон осторожно держит меня в объятиях, и между нами чувствуется ужасная неловкость.
– Так что за связи? – пытаюсь разрядить обстановку.
Шону требуется пара секунд, чтобы вникнуть в мой вопрос.
– Давняя… подруга, – выдавливает он, и его щёки розовеют.
Только этого не хватало. А ведь я не планировала создавать ещё более неловкую ситуацию. Жду, пока Шон снова начнёт говорить, и обвожу взглядом толпу.
– Я не знаю, как объяснить всё на данный момент, поэтому просто скажу, что в моей жизни есть девушка, которую я люблю. Но мы вряд ли когда-либо сможем быть вместе. Непреодолимые обстоятельства, – кажется, ему нужно выговориться, – Она богиня, а я всего лишь обычная ду…– Шон осекается, кидая быстрый взгляд на меня, – обычный человек.
– Богиня это в смысле… невероятно красивая? – непонимающе хмурю лоб, – Тогда у тебя есть все шансы. Ты тоже красавчик, Шон, не смей в себе сомневаться. Ты может и не заметил, но половина танцующих девушек уже шеи себе посворачивали, и, возможно, прокляли меня за то, что это не они танцуют с тобой.
Шон расслабляет плечи и смеётся, с благодарностью заглядывая в мои глаза.
– Какая неприкрытая лесть, Фэйд.
Я пожимаю плечами, мол, думай, что хочешь, но я не вру, и улыбаюсь в ответ.
Музыка затихает, тут же сменяясь новой. Снова медленной.
Мы отстраняемся друг от друга и синхронно киваем в сторону барной стойки. Чувство неловкости разбивается о наш смех, и я выдыхаю.
Ненадолго.
Разворачиваюсь, чтобы покинуть танцпол, но не успеваю сделать и шага. Мои ноги врастают в пол, тело цепенеет, а сердце останавливается. Мир вокруг замирает, люди перестают двигаться, а музыка вырубается. Но всё это происходит только у меня в голове.
Потому что передо мной стоит мужчина.
Красноволосый мужчина, поселившийся в моих мыслях.