Я знаю, где я. Помню всё, что происходило пару часов назад. Помню своё детство и подростковый период. Помню, и это меня настораживает больше, чем нужно.
Я лежу на больничной кушетке и сверлю взглядом ручку двери. Она находится в одном положении уже полчаса. Ровно полчаса, которые я не сплю.
Сет мог бы уже тысячу раз лишить меня памяти, но не сделал этого. Возможно, для ритуала я должна быть в сознании, я не знаю.
Тут везде камеры, и переместиться он бы не смог…
Кого я обманываю. Он может всё. Для него нет ничего невозможного, он же… Бог.
Но я всё равно тупо смотрю на дверь, ожидая, что он войдёт. Как медбрат, к примеру, или как следователь. Или как мой бойфренд. Он ведь может сказать, что мы семья. Он может сказать что угодно, и люди ему поверят.
Он не Бог, а Дьявол.
Вот он кто.
Мои глаза расширяются, а позвоночник вытягивается в струнку, когда ручка наконец опускается вниз. Она задерживается в таком положении на десять секунд, и они кажутся мне вечностью. В глотке пересыхает, хоть пару минут назад я смачивала её холодным чаем, который мне принесла заботливая медсестра.
За дверью слышны приглушённые голоса, но в моей голове странный гул, и я не могу распознать оттенки тембров. Голос Сета не похож на другие. Он вводит в транс, гипнотизирует, приковывает к себе внимание и парализует на месте. И я даю руку на отсечение – так он действует не только на меня.
Хотя, лучше бы мне не разбрасываться такими выражениями.
Вечность превращается в вечность, умноженную на два.
Я борюсь с желанием подняться и распахнуть эту чёртову дверь, чтобы покончить со всем этим, и даже опускаю одну ногу, но ручка дёргается вверх, издавая неприятный резкий звук, и моя нога возвращается на место.
Я слышу глухое ругательство, а затем смешок, и наконец неизвестность становится явью.
– Шон!
Я выдыхаю его имя со свистом. Ощущаю, как в душе вперемешку вращаются облегчение, спокойствие, радость и… разочарование. Последнее чувство мимолётное, но острое, и оно заставляет меня скривиться.
– Летел к тебе, нарушая все правила, – Шон в два шага оказывается у моей кровати и на секунду замирает, будто раздумывая. А затем обхватывает мой подбородок ладонью и заставляет посмотреть в его тёмные карие глаза, – Фэйд. Расскажи мне всё, что произошло.
***
– Это…необычно.
Я рассказываю Шону всё. Опускаю лишь свои ощущения и чувства, когда Сет рядом, но они и не важны для полного анамнеза.
Друг пялится то на меня, то в окно, и мне приходится запастись терпением, которое стремительно исчезает.
– Он же вернётся, правда?
– Правда, – настороженно кивает Шон.
– И тогда я снова забуду всё?
Он поднимается и подходит к окну, словно хочет найти там ответы. Но их там, конечно же, нету. Его плечи поднимаются и опускаются.
– Я не знаю, Фэйд. Я могу попытаться узнать, но…
Бешено кручу головой, вскидывая ладони к вискам.
– Нет-нет, не нужно этого делать. Он… если снова призвать его, то… – хмурю брови, задумавшись, – Когда ты призываешь его, чего лишаешься ты?
Шон снова опускается на край кровати, и матрас под ним прогибается.
– У нас немного другая…хм… сделка.
– Какая?
Не уверена, что поступаю правильно, но сейчас мне плевать. Я занята мыслями о собственном спасении и не сильно пекусь о тайнах друга. Как эгоистично.
– Та, которая содержит пункт о неразглашении, – спокойно отвечает Шон, слегка улыбаясь.
Я качаю головой.
– Прости. Я не должна вот так лезть в твою душу.
Шон хмыкает и легко смеётся. По его лицу пробегает мрачная тень, но он быстро берёт себя в руки.
– Мы же друзья, Фэйд. Мы же всё ещё друзья?
Я даже не могу представить иного варианта.
– Конечно. Мы друзья, Шон.
Я наклоняюсь и дотрагиваюсь пальцами до его ладони, и его пальцы переплетаются с моими. И становится хорошо.
***
Сет не появляется ни в один из дней, проведённых в больнице. Зато Шон только что не ночует в палате, и я слышу шепотки медсестёр, когда мы выходим прогуляться в соседний парк.
Рука заживает не так быстро, как мне бы хотелось, но на работе меня заверили, что пока без моей помощи справляются, и я могу отдыхать и приходить в себя. Но лично я бы поскорее вернулась к привычной жизни. Потому что это именно то, что мне нужно.
Я пытаюсь выкинуть из головы Сета и его красные глаза, но, только наступает ночь, они снова преследуют меня. Ровно как и его слова.
Только посмей обмануть меня, Асфодель.
Но… это не было обманом. Я не собиралась обманывать Сета… во всяком случае, в начале.
И почему бы ему просто не прийти и не забрать, что должен.
Или…
В мою голову закрадываются вполне логичные выводы.
Он не успел.
Он должен был сделать это сразу, но на моих руках был младенец, а после вокруг было слишком много людей, куда больше, чем в самолёте.
Ни я, ни Шон не знаем всех правил ритуала.
Возможно, его кто-то отвлёк. Или мне просто повезло.
Я не знаю.
Но что я действительно знаю – я испытываю первобытный страх перед нашей встречей. Ровно как и невероятное больное желание.
***
Я возвращаюсь домой через месяц после госпитализации. Мне предстоит две недели больничного и ежедневных перевязок, а после я смогу наконец вернуться к своим обязанностям. Чего с нетерпением жду.
Шон открывает дверь, и, как только моя нога ступает через порог, я шумно вздыхаю.
Я дома.
Я дома, дома, дома.
Это слово пульсирует в моих висках всплеском эндорфинов, и Шон позади меня хохочет.
– Дом тоже скучал без тебя, Фэйд.
Он обнимает меня за здоровое плечо, и мы переглядываемся. А затем, не произнося ни слова, направляемся на кухню по немного скрипящей лестнице. Садимся за наши места, наливаем чай и бестолково улыбаемся, глядя друг на друга.
Рыжая голова Луиса появляется в двери комнаты Шона. Кот медлит всего мгновение, а затем с неожиданным проворством бежит ко мне, и я наклоняюсь, чтобы схватить пушистое чудище и прижать к сердцу.
Он мурчит, как заведённый трактор, а я чуть не плачу, потому что только сейчас понимаю, насколько соскучилась.
Безумно соскучилась.
Запускаю пальцы в рыжую шесть и утыкаюсь носом в его широкую макушку.
И наступает полная идиллия.
***
– Не готовь ничего, – командует Шон, сосредоточенно раскладывая продукты по полкам холодильника, – Я закажу пиццу или суши, или…
– Или может ты перестанешь уже меня опекать?
Шон вздыхает и закрывает холодильник, поворачиваясь ко мне лицом.
– Просто не хочу, чтобы ты напрягалась, – скрещивает руки на груди и смотрит на меня обеспокоенным взглядом, – Тебе не просто так назначили две недели отдыха, – он подчёркивает последнее слово.
– Из которых неделю я честно отвалялась с книжкой и планшетом. Шон, я со скуки скоро умру, ну правда.
Он обезоруживающе улыбается.
– Прости.
– Не извиняйся. Но мне будет приятно, если ты дашь мне возможность хоть немного позаботиться о тебе.
Шон открывает рот, но не говорит ни слова. Он смотрит в пол, а затем просто кивает, поджимая губы.
– Не уверен, что достоин твоей заботы.
Я закатываю глаза. В этом весь Шон. Уж не знаю, что у него произошло в прошлом, но за что-то он никак не может себя простить. Однако он вряд ли расскажет мне об этом, если я попрошу. Только когда сам решится.
– Возьму на себя ответственность за это решение, – подмигиваю другу и подхожу, чтобы обнять его, так, как обнимаю каждый день перед его уходом, – Спасибо за всё, Шон. Ты идеальный друг.
Он не отвечает и напрягается, выражая несогласие, и я в очередной раз думаю о том, что этот человек определённо мог бы стать святым мучеником.
Но, слава Богу, он тут, со мной.
***
Солнце заливает кухню своим золотым светом, Луис по своему обыкновению подставляет шерстяное пузо лучам, а я нарезаю перец под новые скаченные треки. Я обожаю слушать музыку. Это мой способ удрать в иные миры. Ровно как и чтение, и просмотр фильмов. Но музыка, она… Если надеть наушники, то можно легко представить себя в собственной киноленте.
Я переключаю играющий трек на следующий и удовлетворённо закрываю глаза. Rhea Robertson_ Mulholland drive. Я нашла её пару дней назад и всё не могу насытится.
Мои бёдра плавно ходят из стороны в сторону, ноги переступают с одной на другую, а руки с ножом и перцем извиваются в воздухе.
И я не волнуюсь ни капли.
Шон вернётся только вечером, и у меня как минимум есть четыре часа в запасе, чтобы надрыгаться вдоволь. Единственным свидетелем моих танцев с овощами и ножами является Луис, но кот равнодушно смотрит на мои подрыгивающие пятки, и я довольно улыбаюсь. Он никому не расскажет.
Закрываю глаза и дышу полной грудью. Правое плечо тянет, и я морщусь, потому что тупая боль не даёт выпрямить руку полностью.
Распахиваю глаза, чтобы продолжить готовку, но… могу лишь сдавленно выдохнуть и выдернуть наушники. Они со звонким стуком ударяются о пол, пока я цепляюсь мгновенно вспотевшими ладошками за столешницу, судорожно размышляя, как мне стоит поступить. Вся кухня погрузилась во тьму, оставляя лишь небольшие пласты приглушённого света, вероятно, чтобы я не сломала себе какую-нибудь часть тела, когда буду оборачиваться и смотреть в Его глаза.
– Не нужно убегать, Цветочек. Я всё равно догоню.
Его голос.
Я испытываю ужас. И вместе с ним – невероятное облегчение.
Это как стокгольмский синдром, когда жертва испытывает симпатию к агрессору. Но Сет не совсем агрессор, а я не его жертва, и возможно, я просто все эти недели жила как на иголках в ожидании нашего столкновения, и сейчас выдохнула. Потому что теперь я хотя бы получу ответ (и, скорее всего, он мне не понравится), а не буду существовать, каждую минуту оборачиваясь на любой шорох.
Не знаю, у меня такое впервые, и я не могу разобраться, правильно это или нет.
Определённо нет.
– Я не собираюсь убегать.
Конечно же, я лгу.
Сет хмыкает, и выходит из своих вечных спутников – теней.
Это нечестно.
Несправедливо.
Человек, нет, простите, Бог, не должен выглядеть, как он. Настолько… горячо.
Его красные волосы собраны в высокий пучок, из которого выбиваются небрежные пряди. Взгляд серых глаз прикован к моему лицу, и я нервно тру запястье. Порочные губы трогает фирменная ленивая ухмылка.
Сегодня он одет совсем… по-человечески, в простые джинсы и майку, и это сбивает с толку.
– Ты пришёл забрать?..
Я не договариваю. Отворачиваюсь от Бога, и кожа на шее покрывается мурашками.
– Хочешь отдать мне ещё один осколок души?
Кажется, он не собирается забирать его. Значит… значит, мои догадки верны, и время для совершения ритуала было упущено. Вот почему он так злился.
– Нет, – резко разворачиваюсь и скрещиваю руки на груди.
– Ты же понимаешь, что это неизбежно, Асфодель? В этот раз ты обманула меня, но в следующий…
– Я прошу называть меня Фэйд. И я не обманывала тебя.
– Но Асфодель звучит так красиво.
Сет нарочно растягивает слова. Он становится напротив меня, совсем близко. Его бёдра, облачённые в чёрные джинсы, опираются на барную стойку. Он зеркалит мою позу – руки скрещены, отчего тёмно-серая футболка натягивается на груди. Вены на руках изящными реками спускаются к запястьям. Голова наклонена на бок, а губы растянуты в коварной улыбке.
– Ты проиграл, Сет, – говорю ровным голосом, а у самой поджилки трясутся, – Жди следующего раза.
– И он настанет, Асфодель.
Он нарочно раз за разом произносит ненавистное мне имя.
Я хмурюсь и не говорю ни слова.
– Почему ты так не любишь его?
– Его? – тяну время.
– Твоё имя, – терпеливо отвечает Сет, поднимая темно-красную бровь.
– Я люблю своё имя, – огрызаюсь и снова отворачиваюсь, сглатывая. В небольшой кухне его фигура кажется огромной и заполняет почти всё пространство.
– Асфоде-ель, – он любовно пропевает имя, и я кидаю на него злобный взгляд, – Цветок теней и мёртвых душ. Бессмертие, сожаление и надежда. А ещё, – Сет делает шаг, подходит вплотную и подталкивает меня к раковине, – Забвение.
Я застываю, хватаясь за края холодной мойки, как за спасительный круг.
– Какой забавный знак судьбы, не считаешь?
Его серые глаза темнеют.
Я втягиваю воздух, ощущая, как меня обволакивает аромат его тела. Тягучий и густой. Смесь пороха и корней ветивера.
Грудная клетка совершает порывистые движения против моей воли.
Я не свожу с него взгляда. Он высокий, и мне приходится задрать подбородок, чтобы уставиться в его практически черные радужки. А затем спуститься к прямому носу с горбинкой. Изучить родинку под левым глазом. И напоследок… Губы… приоткрытые, влажные и бесконечно манящие.
– Знак? – на автомате повторяю я последнее, что запомнила из его вопроса.
Сет наклоняется ниже.
– Знак, – шепчет мне в рот, и я поднимаюсь на носочки, едва не сталкиваясь с его губами.
Он обхватывает мою шею одной рукой, а вторую кладет на талию, прижимая ещё теснее, ещё… крепче. Будто хочет дотронуться всей душой.
– Мой прекрасный Цветочек. Скажи, что я нужен тебе.
Он говорит это прямо в мои открытые губы. Наверное, я сошла с ума, но мне жизненно необходимо ощутить их вкус. Мне всего лишь нужно приподняться чуть выше, но мы замираем на своих местах, не шевелясь.
Я не понимаю, что творю. Это на меня не похоже. Та, прошлая Фэйд села бы в угол комнаты и умоляла оставить её, но сейчас я смотрю в глаза своему самому большому страху, и (о Боже) пытаюсь унять сумасшедшее желание, сжирающее моё тело.
Сет с азартом разглядывает моё лицо. Его мрачный взгляд скользит по собранным в низкий растрёпанный пучок волосам, по чуть вздёрнутому носу с парой непослушных веснушек, по алеющим щекам. И когда он останавливается на приоткрытых губах, мой мир начинает плыть.
– Это я нужна тебе, Сет.
Слишком самонадеянно, но я вываливаю единственный козырь, который спрятала глубоко в рукаве. Я играю с огнём, и не знаю, как он отреагирует, но внутри меня всё взрывается, и слова вылетают из глотки куда раньше, чем я успеваю сообразить.
Глаза Бога вспыхивают тьмой, и в моём горле собирается ком. Ему ничего не стоит уничтожить меня в следующую секунду, но Сет закусывает нижнюю губу, и из моих лёгких напрочь выбивает воздух.
Всё летит к чертям.
– Решила поиграть со мной? Это мило.
Это как угодно, но не мило.
– Итак, никто из нас не уступит первый, Цветочек. Считаешь, что нужна мне, но ты ошибаешься. Ты сама знаешь, чего я хочу, и рано или поздно я получу это. А вот ты… Что ж, я прекрасно тебя понимаю, – он самодовольно скалится, и я сжимаю губы и щурюсь, – Мы можем договориться на ещё одну сделку, и если условия будут выгодными, я так и быть…
– Никогда.
Я пихаю Сета в грудь ладонями, и они отскакивают. Сжимаю пальцы в кулаки и хмурюсь.
– Ты мне определённо нравишься, Цветочек. Но не более, чем… не знаю. Домашний питомец?
Он переводит взгляд на лежащего на полу Луиса, никак не отреагировавшего на его появление. Я завожу руки за спину и со всей силы сжимаю их между собой.
– Да пошёл ты.
Не знаю, можно ли посылать Богов, но если я что-то сейчас не скажу, то взорвусь на тысячу осколков. Я хотела подразнить его, но он выиграл. Он разозлил меня так, что я хочу орать и драться, но могу лишь пыхтеть, как паровоз, и держать руки за спиной. Чтобы не усугублять и без того нехорошую ситуацию.
– Хм, – Бог поднимает изящную бровь и снова смотрит на меня, – Так кто же выиграл, Асфодель?
И под моим уничтожающим взглядом Сет исчезает в тенях.