Достаточно быстро удаляемся от городка-призрака, ведь там больше нет живых или незараженных. Роберт побежал наверх, и я уверена, что миссис Минч разделается с ним так же, как и с его сестрой. Жаль, но я с новой силой понимаю – всех не спасти. Нужно выкарабкаться самим.
Что произошло с миром? Мы безвозвратно его потеряли. Даже если правительству, ученым или высшим умам человечества удастся найти выход из ситуации с туманом, то нашему поколению уже нанесен непоправимый вред. Невозможно продолжить существовать и не вспоминать то, что мы увидели и к чему были причастны.
Перед глазами то и дело мелькают кадры последних дней. Все изменилось.
Мир, люди, правила и законы.
Я изменилась.
Меня все еще трясет. Вглядываюсь в окно и жду, что из темноты вот-вот кто-то выскочит. Внутри засел ком страха, который только и делает, что разрастается с каждой минутой. Покоя больше нет и быть не может.
Мама и Лекса тихо переговариваются на заднем сиденье машины. Габи снова уснула у сестры на руках. Я удивлена столь тихому и покладистому ребенку. Она не истерит, не плачет без умолку и вообще не приносит никакого беспокойства. Девочка лишь изредка показывает свой характер, но кажется, что даже она понимает, насколько тихо нужно вести себя, ведь вокруг нас монстры.
За все время Габи ни разу не позвала маму.
Она вообще не проронила ни единого слова. Все, что она хочет, показывает жестами. Лари и Лекса отлично понимают девочку, а вот я стараюсь держаться на расстоянии.
Постоянно поглядываю в зеркало заднего вида и подмечаю, насколько сильно уставшей выглядит моя семья. На себя я стараюсь не смотреть, за последнее время меня не бил только безрукий. Миссис Рипли, Стив, Хами, женщина из дома. А если еще вспомнить всю беготню, воровство, спасение ребенка от зараженной матери и кратковременный, но ужасный плен Минча, то вообще можно сойти с ума.
Я вся в крови, которая постепенно начинает засыхать и становиться липкой, а потом стягивает кожу. Я чувствую ее запах. Металл и грязь, именно так бы я описала аромат, заполонивший салон автомобиля.
Лари молча наблюдает за загородной местностью и пустынной дорогой. Людей здесь нет, но вот несколько брошенных машин и даже один велосипед мы уже проехали. Лари периодически бросает на меня короткие взгляды, но я предпочитаю сделать вид, что не замечаю этого. Он переживает за меня, но, к сожалению, у меня недостаточно сил, чтобы убедить его в том, что я в порядке. Я хочу сказать об этом Лари, но лгать ему не намерена, друг сразу же догадается об обмане.
На плечи давит апатия. Не знаю, сколько я могу еще выдержать и что мы будем делать, если судно не придет в восемь утра. Я лягу спать. Вот честно, несмотря на весь ужас, пережитый мною за последнее время, единственное, что греет мне душу, – это воображаемый сон. Идеально было бы лечь в постель с теплым легким одеялом, мягкой подушкой и прохладными простынями, но и разложенное кресло старой машины тоже подойдет.
– Поверни там, – говорю я Лари и указываю направо.
Друг выкручивает руль на повороте, который указал мне полицейский, но, не доезжая до пристани, я прошу Лари остановиться. Без лишних споров Лари съезжает с дороги и паркуется у высокого дуба. Вот мы и прибыли. Поворачиваюсь назад и встречаюсь взглядом с Лексой. Сестра похожа на призрак, она измучена, а глаза покраснели от нескольких литров пролитых слез. По взгляду серых глаз я вижу, что отношение Лексы ко мне изменилось. Она злится, но не говорит об этом. Естественно, ведь ангелы так не поступают.
– Вскоре мы выйдем из машины и отправимся к месту, куда приплывет судно. Там ты не должна говорить про диабет.
– Почему?
– Потому что на борт они берут только здоровых людей.
Лекса кивает, а я продолжаю.
– Возьми с собой столько лекарства, сколько сможешь спрятать.
– Они что, будут нас обыскивать? – спрашивает Лекса, выпучив глаза.
– Я не знаю, – честно признаюсь я.
Меня страшит сама мысль о том, что нас не возьмут на борт.
– Как это бестактно, отсеивать людей из-за болезни, – говорит мама.
Но ведь мы то же самое делаем с зараженными. Стараемся отсеять их, а по сути, эти люди тоже больны, просто никто не знает, как их вылечить.
– Не нам судить новый строй общества, – произносит Лари. – Если хотим попасть в место, где не нужно будет спасаться каждый час, то придется подстроиться.
– Я не умею лгать, – говорит Лекса.
– Я солгу за тебя, – совершенно серьезно произношу я.
Провожу ладонями по лицу и упираюсь лбом в приборную панель. Я так измотана, что у меня больше нет сил бежать или бороться с зараженными. Хочу попасть на судно и перестать отвечать за остальных: за маму, Лексу, ребенка. Спасибо Лари, что он не входит в их компанию, а остается в моей команде.
Достаю телефон. Экран треснул, но устройство исправно, если не брать в расчет упокоившиеся деления сотовой связи. Время шесть тридцать две. Глаза слипаются, и я на всякий случай ставлю будильники на семь, семь десять, семь двадцать.
Прикрываю глаза и откидываюсь назад.
– Как ты? – тихо спрашивает мама.
– Я?
– Да.
– Нормально, – отвечаю только ради ответа и тут же задаю вопрос: – Где ты взяла ружье?
– В будке охранника. Там всегда имеется оружие. Не забывай, когда-то мы жили в подобном месте.
Как же, естественно, я не забуду самое безмятежное время в нашей жизни.
– Не знала, что ты умеешь им пользоваться.
Слышу тихий смешок мамы и поворачиваюсь назад.
– Ты многого обо мне не знаешь.
Как приятно видеть маму в таком состоянии. Она не опьянена никакими дурманящими препаратами. Я знаю, что мама не употребляет тяжелые наркотики, но и того, что ей давал Хами, было достаточно, чтобы потерять маму на пару-тройку часов. Да простит меня господь, но я рада, что Хами в нашей жизни больше нет.
Протягиваю руку и беру мамины длинные пальцы, сжимаю их и слабо улыбаюсь.
– Спасибо, что пришла за мной, – шепчу я.
– Конечно, пришла, ты ведь моя девочка.
Неуклюже улыбаюсь и снова ложусь на сиденье.
Неудобная поза совсем не мешает моему странному сну.
Я бегу от собак, которые практически кусают меня за пятки. Несусь со скоростью света и врезаюсь в человека. Военная форма и пистолет, направленный на меня, – это все, что я успеваю запомнить, а потом военный нажимает на курок, и я просыпаюсь.
Будильник срабатывает через секунду после моего пробуждения. Лари не спал, как и мама.
Около пяти минут мы с сестрой стараемся прийти в себя и проснуться.
– Алекс, мы не поедем за Зари? – спрашивает Лекса.
Меньше всего я хочу думать о том, что мы оставили парня Лексы в незнакомом ему городе, но я не изменила своего решения и больше рисковать не намерена. Бросаю короткое, но четкое «нет» и выхожу из машины. Следом за мной выбираются остальные. Лари забирает ребенка у Лексы, перебираю оставшуюся еду и одежду. У нас остается полноценный рюкзак, все остальное оставляем в машине. Лекса прячет оставшиеся четыре дозы лекарства себе под кофту, и у меня уже начинает болеть голова от мыслей, что скоро нужно добывать новую партию. Как, где, какими способами?
Четыре дозы – это все, что у нас осталось, ведь большая часть лекарства была в моем рюкзаке, который я потеряла в схватке с миссис Лампочкой из восемнадцатой квартиры.
Смотря на восход, мы идем в сторону причала. Я знаю, что раньше это была частная территория, но, видимо, мир изменился настолько, что какой-то богач решил поделиться своими благами с нищими. Поистине нонсенс. Но глупо полагать, что конец света поставит всех в одни и те же условия. Иерархия была во все времена. Интересно, что теперь будет цениться дороже золота.
Чем ближе мы подходим к воде, тем громче слышится человеческая речь. Сквозь туман начинаю различать очертания людей, которых тут на самом деле не так уж и много. Не больше двадцати человек. Есть дети и пожилые. Но все они замолкают, как только замечают нас.
– Мы не заражены, – говорит моя мама и выходит вперед.
Если бы это сказал кто-то другой, нам бы поверили больше. Мама очень даже выглядит как зараженная. Да и мне бы тоже не поверили, я вся грязная, начиная от слипшихся волос и заканчивая кедами.
Подавляю зевок и встаю рядом с мамой. От толпы отделяется мужчина и направляется к нам.
– Мое имя – Тейт, я последний в очереди на судно. Будете за мной.
Мама пожимает руку Тейта и представляется в ответ. Называет наши имена и завязывает разговор с мистером Тейтом. Это высокий мужчина, навскидку ему сорок, но точно сказать сложно, ведь на его лице медицинская маска, порываюсь сказать ему, что это необязательно, но вовремя одергиваю себя. Лучше не лезть с непрошеными советами, иначе виноватой окажусь именно я. Не могу не отметить добрый взгляд карих глаз. В голове моментально появляется аналогия с милыми глазами собаки.
Первые тридцать минут собравшиеся еще косятся на нас, а после продолжают разговаривать, словно мы не являемся угрозой. Я же не могу расслабиться и в каждом из присутствующих вижу противника. Да что со мной не так? Они такие же несчастные люди, как и мы. Но как я ни стараюсь убедить себя в этом, напряжение все равно не проходит.
Мистер Тейт пытается разговорить маму, но она плохо поддается на его попытки, словно утратила интерес к кареглазому самаритянину.
– Что с тобой случилось? – спрашивает слишком разговорчивый мужчина, пристально разглядывая меня.
– Беда случилась, – отвечаю я.
– И не одна, – говорит Лари.
– Нам всем пришлось нелегко, – произносит Тейт. – Мне пришлось оставить своего пса, он заразился.
Пса. Ему пришлось оставить пса, а мне Питера, Лексе пришлось оставить Зари, Лари покинул родителей. Не думаю, что наши сложности соизмеримы с бедами мистера Тейта.
Лари отходит в сторону и кормит Габи из банок с детской смесью. Лекса остается рядом со мной и, слегка прикоснувшись к моей руке, говорит:
– Спасибо тебе за то, что ты делала все это.
– Что делала? – спрашиваю я, наблюдая за Лари и Габи.
– Спасала нас всех. Я очень благодарна, но… я не могу поехать с вами.
Мой изумленный взгляд переходит на Лексу, и я переспрашиваю:
– Что?
Сестра переступает с ноги на ногу и отводит взгляд в сторону и тем самым совершает ошибку. Этому меня научил Питер: если ты хочешь победить в споре, никогда не отводи взгляд. Никогда не показывай своей неуверенности и страха.
– Я должна вернуться за Зари, – на выдохе произносит Лекса.
Сжимаю пальцами переносицу и отвожу сестру подальше от остальных. Смотря в глаза, со злостью говорю:
– Не будь идиоткой!
– Я люблю его.
– Нет. Не любишь. Ты так думаешь.
– Тебе-то откуда знать? Что ты можешь знать о любви?
Вот сучка!
Подступаю к сестре еще на шаг и практически наступаю на носы ее кроссовок.
– Ты же понимаешь, что рано или поздно мы доберемся до папы, он в каком-то защищенном месте, и туда нас без тебя не пустят, и ты будешь повинна в этом. Только ты и твой эгоизм!
Лекса уже практически не может сдержать слез, а я продолжаю, давлю на нее всеми возможными способами.
– Ты этого хочешь? Быть повинной в смерти сестры и мамы? А та маленькая девочка, что спала у тебя на руках, заслужила смерти из-за Зари? Ты даже не знаешь, жив ли он.
– Прекрати!
Лекса зажимает рот ладонью, а из глаз катятся слезы. В этих слезах вижу свою маленькую сестренку, которую я жалела после падений на велосипеде и из-за поцарапанных кошкой рук. И именно из-за этих по-своему теплых воспоминаний я не позволю ей вернуться в Дрим Сити.
– Лекса, хотя бы раз в жизни подумай не о себе. Подумай о маме, которая с нетерпением ждала твоих приездов и безгранично обожает тебя. Подумай о папе, который любит тебя… – Я поняла!
Лекса разворачивается и уходит к маме, падает в ее объятия и начинает рыдать. Люди косятся на них, но это неважно. Важно лишь одно – Лекса осталась, и плевать, что она будет ненавидеть меня.
Слышу монотонный звук. Это судно, оно приближается, а я чувствую, как у меня потеют ладони. Свет фонаря пробивается сквозь туман, и все, кто находится на пристани, медленно продвигаются к краю деревянного настила. Нервозность витает в воздухе, подхожу к маме и подталкиваю Лексу вперед. Мы оказываемся рядом с Тейтом, Лари с Габи позади нас.
Судно сбавляет ход и подплывает к нам максимально близко. Я так и жду, что все начнут бросаться на катер, но никто не двигается, потому что на нас направлены три дула автоматов. На пристань спрыгивает парень в черной форме и привязывает судно к белому столбику, который я до этого не заметила.
С катера разносится звучный женский голос:
– Всем отойти на три шага назад!
Ни у кого и в мыслях нет перечить или ослушаться.
Отступаем, и на берег сходит брюнетка в защитной маске на лице. За ней спускаются трое с автоматами. Все с закрытыми лицами, видна только верхняя часть лица.
– Можете обращаться ко мне полковник Келлер. По одному подходите ко мне, сначала дети, их родители, женщины и потом мужчины.
Все стоят на месте, и я толкаю вперед Лексу и Лари. Они делают неуклюжий шаг вперед, сестра оборачивается ко мне и, хмуря брови, смотрит растерянным взглядом.
– Итак! – говорит полковник Келлер.
Слава богу, Лари понимает, что сейчас самое удачное время для лжи.
– Я Лари, это Лекса – моя девушка, а это Габи… наша дочь.
Женщина не верит им и подозрительно разглядывает новоиспеченных родителей.
– Не слишком ли вы молоды для…
Моя мама выходит вперед, на нее тут же направляют автоматы. Мама поднимает руки вверх и говорит:
– Моя вина, я недосмотрела, и моя дочь родила в возрасте пятнадцати лет. Я не горжусь этим, но тут уже ничего не поделаешь.
Женщина кивает военному с автоматом и говорит:
– Проверь всех четверых.
Военный опускает автомат и перекидывает его себе за плечо. Достает из нагрудного кармана маленький металлический кейс. Открывает его и вынимает какие-то шприцы.
– Руку! – командует военный.
Лари первым протягивает вперед руку, и игла погружается ему в самый центр ладони. Следом мама, Лекса и малышка Габи. Девочка взвизгивает от боли, но Лари быстро успокаивает ее, что-то лепеча малышке на ухо, и кажется, что именно поведение Лари убеждает полковника Келлер в правдивости его отцовства. Около минуты военные держат мою семью на мушке, но все же полковник приказывает:
– На борт!
Камень валится с плеч. Лексу даже обыскивать не стали. Наблюдаю, как моя семья поднимается на судно и скрывается на нижней палубе. Я их больше не вижу. Следом подобной проверке подвергаются еще десять человек. Я следующая, после меня остаются только мужчины. Прохожу вперед, и женщина с волевым голосом и военной выправкой спрашивает:
– Имя, заболевания?
– Александрия Брукс, заболеваний нет.
– Ты в крови.
– Да.
– Почему? Делала что-то противозаконное?
Теряюсь с ответом и глупо спрашиваю:
– Что?
– Я задала четкий вопрос, хочу услышать столь же четкий ответ, – отрезает полковник Келлер.
От ее ледяного взгляда становится тошно, чувствую себя учеником, который не прочел параграф, а теперь его распекают при всем классе.
– Я… спасалась.
– Убийство, грабежи, покушения?
– Я никого не убила, никогда не воровала, ни на кого не покушалась.
Я лгу и знаю это, но мне кажется, что и женщина видит меня насквозь.
– Проверьте ее.
Не проходит и тридцати секунд, как мне в ладонь впивается тупая игла. Вскрикиваю и отнимаю руку.
Женщина всматривается в мое лицо и, слегка приподняв уголок губ, говорит:
– На борт!
Поднимаюсь и ищу своих. Они сидят в самом углу нижней каюты. Устраиваюсь рядом с Лари и наклоняю голову на его плечо.
– Мы это сделали, – говорит он.
Позволяю себе улыбку, но в ней нет и доли счастья, ведь катер везет нас в новую неизвестность, о которой я бы предпочла ничего не знать.
Стараюсь расслабиться, но у меня не получается вплоть до отплытия судна.
Мы добрались. И плевать, что мы попали на корабль с помощью откровенного вранья.
Полковник спускается вниз, расставляет ноги в стороны, складывает руки за спиной и, приподняв подбородок так, как это делают только в армии, говорит:
– Под сиденьями вы найдете респираторы, прошу всех их надеть и не снимать вплоть до прибытия на место. Если вы увидите или услышите что-то подозрительно похожее на заражение, бьете по красной кнопке, она находится на стене слева.
– Респираторы обязательны? – спрашиваю, вспоминая слова полицейского.
– Да. Еще вопросы?
– Куда нас везут? – интересуется мистер Тейт.
– В одно из немногих мест, где нет тумана.
– Это возможно? – спрашивает мама.
Холодный взгляд полковника врезается в маму, и все тем же железным тоном она говорит:
– Прошу вас задавать вопросы по существу, на глупости я отвечать не намерена.
Прочищаю горло и спрашиваю:
– Когда мы прибудем в защищенное место?
– В условиях хорошей погоды на базу мы попадем через семь часов. Пять часов на воде, два на суше. Еще вопросы?
Больше вопросов ни у кого нет, либо все боятся спросить глупость. Женщина разворачивается, чтобы уйти наверх, но, словно вспомнив что-то важное, останавливается.
– Вы должны понимать, что отныне жизнь изменилась, и, чтобы остаться на защищенной территории, вам придется подстроиться под новый строй общества.
Женщина уходит, а ее слова все не дают мне покоя. «Отныне ваша жизнь изменилась».
Чувствую, как катер набирает скорость, от этого немного захватывает дух. Все начинают копошиться под сиденьями и достают респираторы, натягивают на себя и устраиваются поудобнее.
Мама помогает мне затянуть респиратор, откидываю голову назад и стараюсь не уснуть, но усталость берет свое, и я проваливаюсь в темноту. Из тьмы на меня смотрит жена Минча, она перемещается из одного угла в другой и постепенно приближается ко мне. Я знаю, что это сон, но проснуться не могу.
– Алекс, пора вставать, – говорит мама, и я тут же распахиваю веки.
Осматриваюсь по сторонам и замечаю, что, кроме нас с мамой, никого нет.
– Мы последние, – говорит мама и отводит мои волосы в сторону.
Встаю и, взяв маму за руку, поднимаюсь на палубу. Как раз в этот момент Лекса, Лари и Габи сходят на берег, за ними следуют мистер Тейт и еще один мужчина.
Полковник Келлер уже стоит на берегу, она разговаривает с каким-то парнем, и он явно недоволен тем, что она ему вещает.
Сходим на берег, и нас тут же загружают в автобус. Как только мы рассаживаемся по местам, в проходе появляется все тот же парень.
– Мое имя Зейн Келлер, и я доставлю вас на базу номер восемь. Прошу вести себя тихо и в случае опасности четко следовать моим инструкциям.
Он не дожидается нашего ответа, садится за руль автобуса, и мы страгиваемся с места. Практически одновременно с нами отплывает катер. Кроме нашего автобуса, есть еще два, и они заполнены наполовину, также присутствуют две военные машины, которые едут спереди и сзади желтых пятен на колесах.
Дорога долгая. Местность пустынная.
Вглядываюсь в туман, но, кроме дороги, ничего не вижу. Габи начинает капризничать, Лари быстро успокаивает ее. Не знаю, как он справляется с ребенком, но у него это отлично получается.
Автобус останавливается, водитель снова появляется в проходе и говорит:
– Выходите по одному, строитесь в две шеренги и следуете за мной до входа, дальше мы пройдем в смотровой центр, и только после этого вас разместят по отсекам.
Не проходит и трех минут, как наши нестройные шеренги двинулись вслед за Мистером Серьезность.
Доходим до высоких ворот, туман позволяет рассмотреть их вершину, там колючая проволока. Зейн подходит к створке, подносит ладонь к приборной панели, и ворота открываются. Входим внутрь, и створки снова съезжаются вместе. Открытая местность, но не это привлекает внимание, а десятки военных, которые ходят тут. Кто-то говорит по рации, кто-то бежит, и они все вооружены. Непривычно видеть это, но, скорее всего, новая реальность будет сильно переплетена с военными и оружием. Подходящее время, чтобы начать привыкать к этому.
Идем до странной двери стального цвета, Зейн открывает ее, и мы спускаемся вниз. Здесь практически нет тумана, и теперь я могу рассмотреть все, что происходит вокруг меня. Не думала, что военная база настолько неприглядна внутри. Старая облупившаяся краска, ржавые ступени и запах плесени. Из узкого коридора выходим в огромнейший… зал, наверное. Не знаю, как это описать. Огромное серое пространство со множеством военной техники. О существовании половины этого я даже не подозревала. Машины на колесах и на гусенице. С оружием снаружи и без него.
Заходим в очередную дверь, снова коридор. Он заканчивается, и мы оказываемся в чем-то похожем на больницу. Зейн поворачивается к нам и снимает с себя респиратор. Теперь я вижу его лицо полностью. Голубые глаза, темные коротко стриженные волосы, острые скулы, ровный нос и тонкие губы.
– Можете снять респираторы. Дверь справа отделяет вас от того, чтобы остаться в этом месте. Все по очереди заходите туда, вас осматривают, а после военные из третьего отряда проводят вас в нужный отсек.
– Осмотр? – спрашивает дама, что плыла вместе с нами.
Парень поворачивается к ней и смотрит холодным взглядом голубых глаз.
– Так точно. Осмотр.
Вот черт! Он сын полковника Келлер. Сначала я даже не обратила внимания на то, что их фамилии одинаковы, как и высокомерные голубые глаза.
Кажется, очередь никогда не кончится. Время длится бесконечно долго. Кроме нашего автобуса, пришли еще люди из двух других. Ожидающие маются в нетерпении и усталости. Ведь тут даже негде присесть. Кроме Габи, тут еще семь детей, и даже у них нет сил играть или резвиться.
Спустя пару часов я все же вхожу в комнату, где собрались по меньшей мере десять человек в белых халатах. Все они в масках и перчатках. Мужчина в возрасте оборачивается и кивает мне в сторону дальней стены.
– Присаживайся на кушетку и закатай рукав до локтя.
Прохожу мимо множества приборов, складывается ощущение, что сюда принесли все, что придумало и создало человечество за последние десятилетия.
Устраиваюсь на кушетке и снимаю куртку. Я настолько грязная, что после меня нужно будет кушетку поменять. Ко мне подходят доктор и, как я понимаю, медсестра. У девушки в руках планшет, пока доктор выкачивает из меня кровь, медсестра быстро задает вопросы и конспектирует мои ответы.
– Имя?
– Александрия Брукс.
– Возраст?
– 17 лет. Почти восемнадцать.
– Хронические заболевания?
– Нет.
– Группа крови, резус-фактор.
– Вторая положительная.
Вроде.
– Дети?
– Нет.
– В вашей семье есть психологически неустойчивые люди?
– Нет. Или мне об этом неизвестно.
– Аллергии?
– Нет.
– Контакт с зараженными?
Тут я запинаюсь, и девушка впервые переводит взгляд с планшета на меня.
– Контакт с зараженными имел место?
– Да, – отвечаю я.
– Какого характера?
– Я спасалась и… – Более кратко, пожалуйста.
– Я их видела.
В разговор вступает доктор:
– Металлические детали в теле имеются?
– Нет.
– Раздевайся до нижнего белья и ложись в аппарат.
Снимаю с себя все, кроме трусов и спортивного лифчика. Подхожу к аппарату МРТ и ложусь, в руки мне дают грушу и объясняют, что в случае панической атаки я должна нажать на нее, а не пытаться выбраться самостоятельно. С тихим жужжанием проезжаю в импровизированный гроб с закругленной крышкой и, зажав в кулаке всю свою волю, жду, когда меня отсюда выпустят.
Громкий звук оглушает, пытка для ушей длится примерно десять минут.
Вопли раненых птиц прекращаются, и меня выпускают на волю. Возвращаюсь к кушетке, около пяти минут на меня вообще не обращают никакого внимания, я одеваюсь, с трудом натягивая грязную одежду, а потом подходит доктор.
– У вас на лодыжке следы зубов. Человеческих.
Это был зараженный?
Чертов Стив, я и позабыла о нем.
– Возможно, – лепечу я.
– Что значит «возможно»? – уточняет доктор.
– Я спасалась и могла не заметить, как…
Доктор отрицательно качает головой, и я замолкаю.
– Мисс Брукс, здесь ложь неуместна.
– Да, это был зараженный.
– Вот так бы сразу. На сутки вас поместят в блок для наблюдения, в случае непредвиденных обстоятельств мы будем вынуждены попрощаться с вами, если же опыт пройдет успешно, вы сможете остаться. – Опыт?
– Контакт с вирусом Т001.
Что? Они специально хотят заразить меня новым вирусом? Для чего это вообще нужно?
– Без этого не обойтись? – в надежде спрашиваю я.
– Нет. Мы не можем быть уверены, что вирус не передается через кровь, поэтому опыт необходим. Если вы отказываетесь, то я сейчас же попрошу вывести вас с территории.
Категорично. Воображение моментально оживает и рисует ужасные картины моего одиночного пребывания за пределами базы номер восемь. Ужас вскидывает голову, а я не в силах ее склонить.
– Я согласна.
Ни за что не выйду за пределы этих стен.
Ни за что!
– Вот и отлично.
Доктор еще раз рассматривает планшет, делает там какие-то пометки и продолжает.
– В остальном все в порядке, небольшие ссадины и гематомы. Трещин, переломов нет. Дайте руку.
Протягиваю ладонь, и доктор цепляет на меня браслет красного цвета.
– Это для чего?
– Это для военных. По цвету браслета сразу можно понять, кто перед тобой.
– И что означает красный?
– Возможное заражение.
До этого с красным браслетом никто не выходил. Да я вообще не замечала, что на ком-то были подобные браслеты.
– Мисс Брукс, вы можете идти, – говорит доктор и подает мне планшет.
Беру его и выхожу из гигантской палаты. Военный с голубыми глазами сразу же делает шаг в мою сторону. Его неприязненный взгляд устремлен на красный браслет.
– Минуту, – прошу я и быстро подлетаю к маме.
Обнимаю ее и говорю:
– Нужно забрать у Лексы лекарство перед входом.
Там придется раздеться.
– Хорошо.
Отстраняюсь, киваю Лари и иду к Зейну Келлеру, отдаю ему планшет, он указывает мне в конец коридора.
– Куда вы ее уводите? – спрашивает мама.
Оборачиваюсь и говорю:
– Все в порядке.
Дальше молча следую за Келлером. Спустя несколько поворотов и множество дверей мы входим в практически стеклянное помещение. Огромное светлое пространство со стеклянными комнатами, в которых находятся люди. На полу в каждой из камер лежат матрас и подушка, за импровизированной кроватью – дверь. Проходя мимо комнат, замечаю, что дверь ведет в ванную.
Келлер останавливается у единственного стола в центре, там сидит седовласый мужчина, он поднимает взгляд от монитора ноутбука и поправляет очки.
– Зейн, удивлен тебя тут видеть.
– Не моя вина. К тебе новенькая.
В отличие от докторов, которых я успела здесь увидеть, этот не носит маску и перчатки.
Мужчина поднимается с насиженного места, забирает мой планшет и протягивает мне руку.
– Добро пожаловать в мою обитель. Я доктор Горн, но местные уже около пятнадцати лет называют меня просто – Док.
– Я – Алекс.
– Приятно познакомиться, Алекс.
А вот я не уверена, что это знакомство будет приятным.
Через три минуты мне ставят какой-то укол и отправляют в камеру под номером три. Оказавшись за стеклом, чувствую себя бабочкой на иголке, но больше всего меня беспокоит то, что я отделилась от семьи. Надеюсь, они позаботятся друг о друге.