До самого горна я не сомкнула глаз. Лекса огорошила меня своим положением. Вся такая правильная и никогда не переходившая рамок приличия, она умудрилась забеременеть в шестнадцать лет. Да она ведь сама еще ребенок. Не представляю, что делать, но если рассуждать на холодную голову, то это не моя проблема, я буду только рада помочь, но решение принимать только сестре. Знаю, какой выбор сделала бы я, но, к счастью, я не попала в такую ситуацию.
Мысли о беременности Лексы не дают мне покоя. Ее положение усложняет и без того непростую ситуацию. Сестре нужно идти к врачу в любом случае, и тогда ей придется сказать о болезни, о нашей лжи, и что тогда? Нас тут же выставят вон или оставят?
Почему Лекса не рассказала маме? Побоялась? Вероятнее всего. Боже, бедная Лекса, мало того, что она беременна, так для этого сестра выбрала самое неподходящее время. Апокалипсис.
Жесть.
Горн звучит, но я даже не собираюсь вылезать из постели. Могу себе позволить пропустить прием пищи, тем более мне сейчас в горло ничего не влезет. Соседи по комнате просыпаются и тут же начинают собираться и заправлять кровати. Хьюго подходит к тумбочке и, смотря на меня своим бесячим взглядом, спрашивает:
– А что это наша красавица не встает, хочешь опоздать и получить очередное наказание от Келлера?
Достаю руку из-под одеяла и показываю ему средний палец, но рыжик обращает куда больше внимания на белый браслет, который показывает парню «Я круче тебя, упоротая ты псина». Парень лишь фыркает и закатывает глаза.
– Думаешь, это тебя спасет?
– Меня спасет только твое исчезновение из комнаты.
Хьюго выходит, и на его месте появляется Рики, одаривает меня кривой улыбкой и говорит:
– Поздравляю с новым рангом.
– Спасибо.
– Не обращай внимания на Хьюго, он перебесится, и ты поймешь, что он вполне нормальный парень.
– Сомневаюсь.
Рики еще раз улыбается и говорит:
– Надеюсь, твое мнение обо мне куда лучше, чем о нем?
Это еще что такое? Да Рики флиртует. Улыбаюсь ему в ответ и говорю:
– Безусловно.
Рики отходит от моей кровати, оборачивается, и мы делимся понимающими улыбками. А понимающие они потому, что Рики начал флирт, а я его подхватила.
Хоть что-то интересное. Да и Рики хорош собой, книжки читает и не несет бред, как его рыжий друг.
Оставшись одна, еще какое-то время валяюсь в кровати и понимаю, что флирт Рики немного сдвинул беременность Лексы из моих мыслей. Я благодарна ему за этот лучик тепла, который предназначен только мне. Если вспомнить, то с появлением тумана я ничего не делала для себя, только для Лексы и мамы. Думаю, я заслужила кусочек пусть даже мимолетного счастья. Хочу иметь в этом месте что-то свое, и Рики вполне может подойти на эту роль. Симпатичный, вроде неглупый флиртун с обаятельной улыбкой, смотря на которую не можешь не улыбнуться в ответ.
Выбираюсь из кровати, одеваюсь и отправляюсь в медблок, он находится недалеко от стеклянного царства Дока, на одном этаже, но немного дальше по коридору. Мне встречаются люди в белых халатах, я здороваюсь с ними, они кивают мне в ответ, все из-за того, что я теперь тоже ношу белый халат, буквально со вчерашнего дня. Начинаю ощущать себя частью этого нового мира. И самое главное, я больше не желтая, а белая.
Открываю дверь и вхожу в одну из палат, тут девять коек, расположенных у противоположных стен, пять из них заняты черными, которые были ранены на поверхности. У них самая опасная работа из всех, что существуют на базе номер восемь. Черные постоянно рискуют жизнью ради всех нас. Синтия рассказывала, что, выходя на поверхность, они выполняют совершенно разную работу, иногда ищут незараженных, но с каждым днем их все меньше и меньше, в других случаях добывают еду, лекарства, инвентарь, одежду и еще кучу всяких важностей.
Прохожу сквозь палату и открываю дверь, вхожу в кабинет доктора Эмета, он что-то записывает, сидя за столом.
– Доброе утро, – здороваюсь я.
– Доброе. Алекс, будь добра, сделай Паркеру перевязку, у меня сегодня незапланированное собрание. – Хорошо.
Прохожу к раковине, мою руки, надеваю перчатки, беру с собой все необходимое и возвращаюсь в палату. Над каждой кроватью есть табличка с именем больного. Нахожу Паркера, это взрослый мужчина. Увидев меня, от тут же садится, морщась от боли. Беру с прикроватной тумбочки планшет и читаю. Паркер Ото был доставлен вчера ночью, возраст тридцать пять лет, группа крови такая-то, ла-ла-ла, бла-бла-бла, ножевое ранение в бок.
Откладываю планшет и раскладываю на тумбочке все необходимое. Надеюсь, что больше, чем перебинтовать пациента, мне не доверят. А если и поступит от доктора поручение более серьезного рода, я честно признаюсь, что не умею. «Честно» удивительно, но я не помню, когда в последний раз говорила что-то не пропитанное ложью.
– Здравствуйте, мистер Паркер.
– Доброе утро.
– Поднимите футболку, я должна поменять повязку.
Пациент начинает выполнять мою просьбу и тут же морщится от боли. Помогаю ему, и в этот момент доктор Эмет вместе со своим ридикюлем уходит на важное собрание. Пока я снимаю старые бинты и промакиваю аккуратно зашитую рану, Паркер начинает говорить:
– Это все ни к чему.
Не понимаю, о чем он, и спрашиваю:
– Что именно?
Мужчина смотрит в стену перед собой.
– Не нужно лечить нас, скоро мы и так все умрем. – На базе безопасно.
Пытаюсь его успокоить, хотя успокаивать нужно и меня тоже. От безэмоциональности и пустого взгляда Паркера становится поистине жутко. Волоски на руках становятся дыбом, а во рту сохнет.
– Это пока, – говорит Паркер и переводит на меня взгляд, – но вы даже не представляете, что происходит за ее пределами.
– И что там происходит? – спрашиваю я, перебинтовывая торс мистера Паркера.
– Там ад, – отвечает он и не считает нужным добавить хоть что-то.
Выполнив свое занятие, я прохожу по койкам и читаю записи доктора на планшетах. Кому-то даю обезболивающие, другому мерю давление. Выполнив все, что планировал доктор на утро, отправляюсь в его кабинет, и тут Эмет возвращается.
– Алекс, тебя срочно пригласил Док.
– Сейчас?
– Да.
– Я обошла всех больных и выполнила ваши записи на утро.
– Спасибо, а теперь иди.
Страх моментально опускается на меня пеленой и просачивается в каждую клетку тела. Почему Док вызвал меня в экстренном порядке? Я знаю причину, он обнаружил воровство. Боже, что я ему скажу? Как буду умолять о прощении и о том, чтобы он не рассказал остальным о моем осознанном проступке?
Преодолеваю часть коридора, открываю нужную дверь и вхожу в стеклянное царство. Бросаю взгляд на люксовый номер Роберты – там пусто.
Док сидит за столом и внимательно на меня смотрит.
– Где Роберта? – спрашиваю я, ощущая еще больший страх, но Док не отвечает.
– Алекс, нам нужно серьезно поговорить.
Я встряла. Черт! Ну вот, ведь знала, что так будет, но подготовиться к разоблачению невозможно. Отпираться глупо, ведь мне по-прежнему нужны лекарства, значит, придется признаться.
Подхожу к столу и пытаюсь унять бешеный стук сердца. Я уверена, Док тоже слышит его.
– Не ожидал от тебя такого, ты предала мое доверие, я ведь думал, что ты действительно хочешь помочь, быть полезной. Жаль, что я ошибался. Как ни было бы печально осознавать, но я больше не хочу видеть тебя в моем окружении, – с нескрываемым осуждением говорит Док.
– Док, я не понимаю, о чем вы говорите.
Я передумала. Буду отпираться до последнего, Паркер сказал, что там ад, а я в ад не планирую отправляться. Мне страшно до одури.
– Воровство карается законом.
– Какое воровство?
Док отдает мне запечатанный конверт, и его взгляд становится печальным.
– Отдай это Зейну, пусть он решает, что с тобой делать, но здесь я тебя больше видеть не желаю.
– Док…
– Нет, Алекс, ты подвела меня.
– Я могу объяснить.
Сжимаю в руках письмо и молюсь, чтобы Док позволил мне хоть как-то обелить себя.
– Не имеет значения, можешь ты объяснить или нет, я действую, строго соблюдая закон, и он велит мне сообщить о твоем правонарушении Зейну. На этой ноте я вынужден с тобой попрощаться.
– Простите, – шепчу я и ухожу из стеклянного царства, последний раз бросаю взгляд на открытую дверь пустующей камеры Роберты.
Вот и все. Я попалась спустя десять дней. Всего десять дней, а я уже привыкла к адекватному ритму жизни. Что со мной сделает Келлер? Выгонит с базы? Поставит клеймо позора прямо на лоб? Или меня посадят в клетку? Понятия не имею, что меня ожидает, и поэтому иду в комнату 255, еле переставляя ноги.
Слишком много лжи было в последнее время, и я понимала, что рано или поздно я попадусь, но не думала, что это произойдет настолько быстро.
Останавливаюсь напротив комнаты Келлера, но в этот раз я стучусь.
– Войдите.
Открываю дверь и переступаю порог, глубоко вдыхаю и поднимаю взгляд на Келлера. Сейчас у меня нет к нему злости из-за «Брукс», нет стеснения из-за того, что я видела его голым, а он видел голой меня. На данный момент жизни именно Зейн Келлер является вершителем моей судьбы, и единственное, что я испытываю, – надежду. Надежду на то, что он поймет меня и оставит на базе, я даже мыть туалеты согласна, но за пределы защиты военных я выходить не хочу. До ужаса боюсь быть изгнанной. Мне очень-очень страшно.
– Брукс, закрой дверь.
Прикрываю и оборачиваюсь.
– Что у тебя? – спрашивает Келлер.
Подхожу к нему ближе и передаю заклеенное письмо. Не меняясь в лице, он вскрывает конверт и читает написанное Доком.
Переводит взгляд на меня, и я вижу в его глазах осуждение и брезгливость.
– Можешь попрощаться с семьей, вечером покинешь периметр.
– Пожалуйста…
– Нет. Правила для всех одинаковы. Ты воровка, а таким здесь не место.
Все так категорично. Я должна попрощаться с мамой, Лексой, Лари и Габи навсегда? Нет, я не смогу одна. Не сумею.
– Келлер, я могу объяснить.
– Я не прошу об этом. Брукс, собирай вещи.
В груди разливается огонь. Меня моментально бросает в жар, а потом резко в холод. Подступаю еще на шаг к Келлеру, вглядываюсь в его глаза, но в них нет и капли сострадания или принятия этой ситуации. Ему безразлично, что я умру через три секунды после появления на поверхности.
Я так просто не сдамся.
– Пожалуйста, моя сестра больна, и я не могу оставить ее тут. Вы бы не пустили ее на базу, если бы узнали. А она в мире не выживет.
– Брукс…
– Келлер, пожалуйста, – молю я и хватаю его за руку. – Я прошу тебя…
Зейн опускает взгляд на мою руку, которая мертвой хваткой вцепилась в его татуированную конечность, я тут же отпускаю ее и едва сдерживаю слезы.
– Брукс, собирай вещи.
– Нет.
– Правила для всех едины.
– Пожалуйста, я же там умру!
– Мой ответ не изменится.
Утираю слезы и разворачиваюсь. Будь он проклят! Выхожу за дверь, голова низко опущена, а слезы продолжают капать из глаз. Я облажалась. Как я выживу там одна? И почему Келлер ничего не сказал о моей сестре? Ее ведь не могут прогнать? Она беременна.
Останавливаюсь и со злостью утираю слезы. Боже, Алекс, да на кого ты стала похожа?! Не в твоей натуре так быстро сдаваться. Безусловно, страх перед неизбежным сжал меня в маленький пугливый комок, но если этот комок не покажет свои когти, то его растопчут и даже не заметят.
Именно это Келлер и сделал только что. Он растоптал меня.
Поднимаю голову, вздернув подбородок, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и уверенным шагом иду обратно в комнату Келлера.
Никакого стука. Пошел он. Открываю дверь и громко закрываю ее, войдя внутрь. Келлер оборачивается и, увидев меня, тут же говорит:
– Я не поменяю своего решения. Слезами меня не разжалобить.
– А слез больше и не будет.
Медленно подхожу к нему, внутренности трясутся, но я не позволяю своему духу расклеиться, а телу сбежать. Останавливаюсь, когда между нами остается не больше двадцати сантиметров. Мне приходится задрать подбородок, так как Келлер выше меня на целую голову.
– Что будет с моей сестрой?
– Она не в моем блоке, решать не мне.
– Вот как мы поступим, я остаюсь здесь, а ты делаешь вид, что ничего не произошло.
Келлер приподнимает бровь, что в его случае является крайней степенью удивления. – Боюсь, ты что-то перепутала.
– Ой, нет. Ты ведь несколько раз повторил, что правила для всех одинаковы.
– Это так.
Мой козырь, мой драгоценный козырь, который может оказаться бесполезным, но я буду полной дурой, если не воспользуюсь им.
– Тогда, боюсь, что мне придется донести на тебя.
Ведь именно ты выносишь за пределы базы нужные…
У меня не получается договорить, теперь уже Келлер наступает на меня, но я не делаю ни единого шага назад.
– Ты мне угрожаешь? – тихо спрашивает он.
– Да.
Уголок губ вздрагивает, и я уже думаю, что Келлер пошлет меня ко всем чертям, но он говорит:
– И что тебе известно?
– Слишком многое, – блефую я.
– Ты врешь.
– Нет.
– Да. Знаешь, почему я отпустил тебя после обвинения в воровстве очков Хьюго? Так вот, я видел, что ты впервые сказала правду.
О чем он говорит? Хьюго тут вообще ни при чем, для чего вспоминать тот момент?
– И как ты это понял? – спрашиваю я.
– Когда ты лжешь, то всегда щуришь глаза.
– Неправда.
– Неправда – это то, что вытекает из твоего рта. Если остальные хавают твою ложь, то меня тебе не обмануть. Ты ничего не знаешь, и доносить тебе нечего.
Ладно, индюк, посмотрим, как ты отреагируешь на это.
– Тогда можем проверить, наведаюсь-ка я к полковнику Келлер.
Разворачиваюсь, и тут же Келлер окликает меня. – Твоя взяла.
Победная улыбка расцветает на моих губах, но я быстро стираю ее и оборачиваюсь с совершенно каменным лицом.
Келлер внимательно смотрит на меня, вглядывается так, что я хочу сбежать из этой комнаты. Проходят секунды, и в итоге он говорит:
– Ты останешься, но на моих условиях.
Так, пошли торги. Это уже пятьдесят процентов успеха.
– Слушаю.
– Во-первых, если твоей сестре нужны лекарства, ты должна сама их достать, и не на базе. Будешь ходить на вылазки и восполнишь поредевший запас Дока. Во-вторых, ты держишь свой язык за зубами. Всегда. Что бы ни произошло. В-третьих, с завтрашнего дня тебе запрещено посещать медблок.
Вот тебе поворот. Меня моментально скручивает ужас, и я делаю непроизвольный шаг назад.
– Нет, – говорю я как можно тверже.
– Да. Я и так пошел на уступки.
– Все будет по моим правилам.
– Не думаю.
– А стоило. Я продолжаю работать у Дока и в медблоке, а ты будешь приносить мне лекарство из-за периметра.
Вот я наглая рожа.
– Идем, – говорит Келлер и берет свою куртку с кровати.
– Куда?
– К полковнику, ты ей расскажешь все, что знаешь, а она уже будет решать, прогонять родного сына или же нет.
Келлер хватает меня за локоть и волоком тащит вон из комнаты. Пытаюсь вырваться, но у меня не получается. По факту мне нечего говорить полковнику. У меня нет никаких доказательств.
– Стой!
– Нет.
– Стой! Я согласна!
Келлер тут же отпускает меня, отшатываюсь от него и зло смотрю в раздражающие голубые глаза.
– Вот так бы сразу, – говорит он.
Открываю дверь, чтобы уйти, но он меня окликает.
– И, Брукс, приведи волосы в порядок.
– Идиот.
– Я слышу.
– Надеюсь!
Хлопаю дверью и с трясущимися руками шагаю в свою комнату. Я только что заключила сделку с дьяволом, и цена этому будет не меньше, чем моя душа.