Я уже упоминала, что человек гибок и ему легко привыкнуть к новым условиям, даже если эти условия куда хуже предыдущих.
Уже на протяжении недели я являюсь желтым никчемным уровнем нашей общины. И знаете что? Меня это устраивает. К моей скромной персоне минимум просьб и ожиданий. С легкостью сливаюсь с серой массой и ничем не выделяюсь среди других таких же никчемных, как и я. На базе номер восемь существует всего четыре вида браслетов, то есть четыре ступени иерархии.
Самые нижние – красные, это те, кто может быть заражен. И они находятся под присмотром Дока и подобных ему ученых умов.
Следующая ступень – желтые, практически отбросы общества. Так считают те, кто носит черные браслеты. Я же считаю, что желтые своего рода нахлебники, даже несмотря на то, что большинство из них работает. Кто-то на кухне, другие занимаются уборкой, третьи работают с детьми, которых тут достаточно много. Я бы сказала, что их больше, чем мне хотелось бы. Дети, как и их выжившие родители, живут в отсеке, куда поместили выдуманную мной молодую семью.
Третья ступень – белые, доктора, медсестры и весь персонал, который спасает жизни, лечит заболевших и содействует новому проекту «Популяризация человечества».
Четвертая ступень и самая заносчивая – черные. Это военные и добровольцы. Все они носят черные браслеты, черную одежду и недовольную мину. Все с этим смирились, ведь не будь черных, мы бы уже давно были мертвы. Большая часть населения благодарна военным за спасение, остальные их просто боятся.
Но есть и те, кто вообще не носит браслетов. Их не так много, как я подумала, когда Синтия рассказала мне об этом. Во всей базе номер восемь всего тринадцать человек из управления, и они не носят никаких браслетов, что показывает – в нашей иерархии они равны богам. Из тринадцати я видела только четверых. Троих мужчин в кабинете, когда мне предложили участие в новом проекте, и одну до этого, еще на судне, спасшем нас из Дрим Сити. По словам Синтии, полковник Келлер является единственной женщиной в правлении базой номер восемь, и она имеет стальные яйца, которым остальные двенадцать членов правления могут только позавидовать.
Каждый день как близнец похож на предыдущий. Утром я просыпаюсь под горн, переодеваюсь вместе со всеми, выхожу и строюсь в шеренгу, отправляюсь в душ. Душ – это отдельная тема, о которой я предпочитаю не думать. Он общий, и этим все сказано. Следующая точка назначения – столовая, тут за неделю ничего не изменилось, и я по-прежнему ем меньше остальных. Проклятая метка съедает ровно половину порции. После приема пищи отправляюсь к Доку. Пока он меня не подпускает к испытуемым и не доверяет лечение раненых на вылазках. Я все время провожу в каморке, сидя на полу и разгребая бумаги, иногда разговариваю с Робертой, Док не против нашего общения, но единственное условие – я всегда должна быть по другую сторону стекла. Перед очередным приемом пищи я утаскиваю ампулу и шприц. Иду в свой отсек, строюсь и отправляюсь в столовую, после этого иду к маме и сестре. Лари действительно переселили к ним в комнату, и каждый раз, когда я оказываюсь там, то чувствую легкий укол в сердце, они действительно похожи на счастливую семью. У них даже монополия есть. Отдаю Лексе лекарство, но она по-прежнему со мной не разговаривает. И если быть честной, меня это злит. Злит настолько, что я ухожу из их комнаты намного раньше, чем мне того хотелось бы. Снова отправляюсь к Доку, иногда он отправляет меня по мелким поручениям. Отнести какие-то бумаги или же, наоборот, что-то забрать. Вечером снова столовая, потом опять каморка у Дока и сон. В таком ритме прошли семь дней, и я ни разу не нарушила правила, точнее, меня никто не поймал за нарушение одного из них. Десять правил.
Уважительно относиться к проживающим на базе номер восемь.
Следовать распорядку дня.
Выполнять приказы вышестоящих.
Кража, хищение и укрывательство подобных поступков запрещены.
Убийства запрещены.
Нанесение телесных увечий запрещено.
Надлежащий внешний вид, убраны волосы, никакой косметики, украшений, кроме обручальных колец и отличительных знаков религий.
Никогда не запирать двери.
Следовать правилам и никогда их не оспаривать.
В случае совершения или же свидетельства невыполнения правил тут же обратиться к главному в вашем отсеке.
И я следую всем правилам, кроме 4, 9 и 10. Это 33,3 процента нарушения местного порядка. Но у меня нет выбора.
Стараюсь не задерживаться в своей комнате дольше нужного, Хьюго постоянно косится на меня, и дело времени, когда парень предпримет очередную попытку своей мести. Но я настороже. Пусть гаденыш даже не надеется подловить меня.
Сегодня день, когда мне уберут метку позора. Об этой новости я узнала от Синтии, вечером она принесет специальный раствор и сотрет круг. Выходит, что завтра я смогу набить желудок до отвала. Что касается еды, то она однообразна, но вполне съедобна. Кстати, маму, Лексу, Лари и, естественно, Габи кормят по-другому, у них даже фрукты имеются. Вообще в семейном отсеке забота о проживающих на достойном уровне.
Мой отсек меня тоже вполне устраивает, тем более что большую часть дня я нахожусь у Дока на побегушках. С уверенностью могу сказать, что жизнь налаживается, мне все нравится, кроме замечаний Келлера. «Брукс, иди в ногу со всеми».
«Брукс, убери волосы». «Брукс, не опаздывай».
«Брукс! Брукс! Брукс!»
За эту неделю я слышала свою фамилию чаще, чем за всю жизнь. Я не перечу, не спорю и вообще стараюсь быть… адекватной, но с каждым «Брукс» моя чаша наполняется на одну, но достаточно большую каплю яда. Стоит хлипкой посудине заполниться, как она взорвется, и ее содержимое уничтожит всех на своем пути, и первым будет Келлер.
Уже вечер, и я по обычаю иду в логового Дока, люди за стеклом меняются, но с каждым днем их становится все меньше и меньше, но Роберта остается там неизменно. Вхожу в стеклянное царство, сегодня тут всего трое «пленных», два новеньких мужчины и Роберта.
– Алекс, я ждал тебя, – говорит Док, и я напрягаюсь.
Он узнал про воровство?
Стараюсь выглядеть обычной, а не так, что мое сердце вот-вот разорвется от натуги.
– Слушаю.
– Я бы попросил тебя сегодня остаться здесь на ночь. Я не могу, у меня есть срочное дело, а оставлять моих гостей без внимания нельзя.
Фух. Отлично.
– Да, конечно.
– Благодарю. И, кстати, иди сюда.
Подхожу к его столу. Док с торжественной улыбкой снимает с меня желтый браслет и надевает белый.
Вау! Не могу сдержать улыбку. Меньше чем за две недели я побывала обладателем трех ступеней нашей иерархии, осталось только черный примерить. Надеюсь, этого никогда не произойдет.
– Карьерная лестница, – с улыбкой говорю я.
– Да, думаю, ты это заслужила. Ты привела в порядок весь мой бардак. С завтрашнего дня ты будешь допущена до медблока, будешь помогать там днем, а вечерами приходить сюда. Как видишь, моих подопечных стало намного меньше, а вот медикам твоя помощь будет как нельзя кстати.
– Хорошо.
Еще одно место с лекарствами – это хорошо, ведь запасы Дока день ото дня мельчают, и я боюсь, что он может это заметить. Буду таскать по очереди из разных мест. Да и кому вообще в голову придет проверять лекарство для хронически больных, ведь тут таковых быть не должно. Именно так я себя успокаиваю.
Подхожу к кубу, в котором сидит Роберта.
– Привет, – говорит она и прислоняет руку к стеклу.
– Привет, как ты сегодня?
– Так же, как и всегда, – говорит Роберта и замолкает, в ее глазах грусть. Мне ее жаль. – Алекс, как там?
– Где?
– На базе. Я ведь ее толком не видела.
Сажусь на пол и раздумываю, как бы ответить на этот вопрос.
– Да я, честно сказать, сама мало что видела. Столовая огромная, очень много коридоров, еще больше людей.
– Скукота.
– Не то слово.
– Вчера Док сказал, что меня скоро отпустят, где ты живешь? Может, нас разместят вместе?
Роберта словно оживает, и я вижу искорку неподдельного интереса в ее глазах.
– Я в комнате 300, там есть пара свободных кроватей.
– Я была бы рада стать твоей соседкой.
– Я тоже, но не уверена, что тебе там понравится. Исключительная девушка хмурится и спрашивает:
– Почему?
– Да есть там один рыжик, пытается подпортить мне жизнь.
– У него получается?
– Не думаю.
– Скорее всего, ты ему просто нравишься.
Не дай боже.
– У меня на него аллергия, как только вижу его рыжую макушку, тут же чешутся кулаки.
Роберта смеется, а я поднимаюсь с пола.
– Я пойду, завтра еще поболтаем.
Девушка кивает мне и снова погружается в свои мысли. Нужно отдать ей должное, я бы уже сошла с ума сидеть в стеклянном гробу. Ухожу в свою каморку и приступаю к проверке срока годности на лекарствах, вчера я не успела закончить, продолжу сейчас.
Спустя какое-то время Док заглядывает ко мне и сообщает, что он уходит. Прощаюсь с ним и продолжаю рутинную работу. Уставшая, выхожу в стеклянное царство и сажусь за стол Дока. Все трое гостей спят, и меня тоже клонит в сон. Нужно было взять подушку. До моего слуха доносятся мужские голоса. Встаю и тихо крадусь к двери. Приоткрываю ее и вижу спины двух мужчин. Один в черном, второй в белом. Медик и военный.
– Меня уже начинают подозревать, – говорит медик и передает военному бумажный пакет.
– Ты сам пошел на это, – говорит Келлер.
Это точно он. Его голос я бы не спутала. Келлер прячет пакет во внутренний карман куртки и, не прощаясь, уходит. Закрываю дверь и оборачиваюсь на спящих заключенных.
Что это было? Медик передал Келлеру что-то незаконное? Зейн был в куртке, значит, сегодня у них вылазка за пределы базы.
Так-так-так. Очень интересно. Неужели Мистер Закон и Порядок сам не прочь нарушить правила? Думаю об этом и даже представить себе не могу, что там в этом пакете может быть.
Ночь проходит без происшествий, даже если что-то и было не так, мне об этом неизвестно, я уснула, сидя за столом.
Утром приходит Док и отпускает меня, сообщив, что я могу больше не следовать общему строю общества. Белый браслет дает мне право ходить в столовую и душ тогда, когда мне угодно, ведь медиков все уважают.
Первым делом отправляюсь в комнату, беру сменную огромную одежду и плетусь в душ. Смываю с себя сон и снова возвращаюсь к Доку, он отправляет меня в противоположное крыло, и там я заступаю на настоящую работу медика. Если быть точнее, принеси-подай, иди-отсюда-не-мешай.
Стою в небольшом кабинете доктора Эмета и раскладываю бинты в специальное ведерко. Дверь распахивается, и на пороге возникает сам доктор Эмет.
– Алекс, быстро за мной! – взвизгивает доктор и, схватив свой саквояж, несется к двери. – Возьми респираторы!
Подбегаю к стене, хватаю два ресторатора и следую за доктором.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Входим в лифт, и только тогда Эмет говорит:
– Вернулся отряд Келлера, девушка тяжело ранена, ее нельзя переносить.
– Мы идем на улицу?
– Да.
Испытываю странное чувство безысходности, я не думала, что мне придется подниматься наверх. Но с другой стороны, я хочу снова увидеть мир, жаль, что он больше не прежний. Отдаю один респиратор доктору, второй натягиваю на себя.
Выходим из лифта и бегом преодолеваем расстояние до металлический двери.
Выскакиваем на улицу и бежим к большой военной машине, возле которой стоят Келлер и Синтия. Протяжно выдыхаю, я действительно рада, что раненная девушка – это не моя новоиспеченная подруга. Забираемся в открытый фургон. На полу лежит светловолосая девушка, рядом с ней парень, он зажимает ей рану на животе, из которой вытекает кровь. Кровь везде.
– Чем ее ранили? – спрашивает Эмет.
Голос Келлера за спиной поясняет: – Монтировкой.
– Вы ее вынули! – злится доктор.
– Не мы, зараженный воткнул и тут же достал.
Мы сразу поехали обратно.
Доктор разрезает куртку, кофту и футболку на животе девушки, и в этот момент она перестает дышать и стонать. Пустой взгляд смотрит в потолок фургона, губы слегка приоткрыты, а грудная клетка больше не поднимается и не опадает. Доктор оседает рядом с девушкой и рукой прикрывает ей глаза. Подносит часы к лицу и, смотря на них, говорит:
– Время смерти 18:23.
Минуту все молчат, а потом мы с доктором вылезаем из фургона. Келлер продолжает стоять, сцепив руки за спиной, и смотрит на тело девушки.
– Мне жаль, – говорю ему я, но он никак на это не реагирует.
Возвращаемся с доктором обратно в медблок, и он отпускает меня отдохнуть. Время позднее, и коридоры базы пусты. Бреду в комнату, а перед глазами маячит тот пустой взгляд. Вспоминаю все, что произошло со мной после прибытия тумана, и понимаю, что именно эти застывшие серые глаза самое жуткое, что я видела.
Тихо открываю дверь комнаты, все укладываются по своим местам, но Синтии и Хосе здесь нет. Достаю чистую одежду и отправляюсь в душ, ведь теперь я не привязана ко времени. Дорога до душевой занимает около пяти минут, база номер восемь огромная, уверена, что не была где-то в восьмидесяти процентах подземного здания.
Вхожу в дополнительный блок, снимаю с себя одежду, сразу вынимаю чистую и убираю в пакет грязную, оставляю его на крючке. Это место, где мы раздеваемся, и вы удивитесь, если я скажу вам, что мужчины и женщины тут делают это одновременно. Но сейчас я одна, и это самое лучшее, что было за день. Босыми ногами иду до двери, открываю ее и ступаю на прохладный металлический пол, встаю под самую первую душевую и включаю воду. Сначала, как и всегда, на голову брызгает очень прохладная вода, но через пару секунд начинает течь довольно сносная.
Когда Синтия впервые упомянула про душ, я себе представляла совершенно другое, нежели есть на самом деле. Душ выглядит как длинный коридор с металлическими стенами и полом, в ширину он не больше легковой машины, по обе стороны из стены торчат лейки, перегородок нет, и ты видишь, как моются другие, я же предпочитаю повернуться лицом к стене и смыть с себя сон как можно быстрее, я всегда выхожу отсюда одной из первых, а теперь мне и вовсе не придется глазеть на голые телеса.
Скрип двери вырывает меня из мыслей, я стою спиной к проходу и прижимаю к себе губку. Оборачиваюсь и вижу, как по центру мимо меня идет Келлер. Совершенно голый… Келлер. Он даже не поворачивается в мою сторону, проходит немного дальше и включает воду. Подставляет лицо под струи воды и проводит рукой по волосам. А потом он поворачивает ко мне голову.
– Брукс, у тебя ко мне какой-то вопрос? – спрашивает он, совершенно не стесняясь своей наготы.
– Нет. С чего ты решил, что я хочу что-то спросить?
Келлер приподнимает бровь, но ничего не говорит.
И тут до меня доходит, что я пялюсь. Вот чертовщина!
– Классное тату, – бросаю я.
– Оно не закончено.
– Я могу закончить.
Келлер снова поворачивается ко мне. Черт! Трижды черт! Это прозвучало максимально двусмысленно.
«Я могу закончить».
Ой ду-у-ура.
Отворачиваюсь, но краем глаза вижу, что Келлер не сразу приступает к мытью своего тела. Вырубаю воду и собираюсь сбежать, но вовремя останавливаю себя. Я не трусиха. Щеки горят огнем, сердце колотится о ребра, практически ломая их в щепки. Поворачиваюсь к Келлеру спиной и медленно, высоко подняв голову, иду на выход. Закрываю за собой дверь и протяжно выдыхаю. Быстро обтираюсь и, переодевшись, возвращаюсь в комнату. Ложусь спать, но сон, кажется, не собирается на свидание со мной. В голове рисуется голое тело Келлера, а точнее его тату. Оно охеренное. Деталей я не рассмотрела, но вся правая рука, плечо и часть спины изрисованы плавными линиями, которые отлично подчеркивают рельефное тело Келлера.
Фу, Алекс, ты мыслишь, как малолетняя дурочка.
Малолетняя. Через три дня мой день рождения. Не представляю, каким он будет. Скорее всего, никаким. Когда я жила с папой, то мои дни рождения были полноценными вечеринками, которые многие видели только по ТВ, два дня рождения с мамой проходили в кафе на Третьей улице, мы заказывали самую огромную пиццу и объедались до отвала. Помню, как я ждала, что папа позвонит, чтобы поздравить меня. Он не сделал этого ни разу.
Сейчас я даже не подозреваю, каким бы я хотела видеть день моего восемнадцатилетия. Думаю, если убрать физиономию Хьюго на сутки, это будет лучшим подарком.
Все же сон приходит ко мне, и сознание погружается в темноту.
На девятое утро моего пребывания на базе меня будит не горн, а чья-то теплая рука, которая расталкивает мое сонное тело.
Разлепляю веки и хочу послать того, кто это делает, но, увидев Лари, тут же сажусь.
– Лари? – шепчу я хрипло.
– Да. Нужно поговорить.
Осматриваю комнату, все спят. Поднимаюсь с кровати и в одной футболке иду следом за другом. Выходим из комнаты, и я натыкаюсь взглядом на Лексу.
– Что случилось?
Лекса шумно сглатывает и дышит так, словно пробежала марафон.
– Ну же.
– Лекс, скажи ей, – говорит Лари и проводит рукой по лицу.
Они оба взволнованы, и их нервозность передается мне.
– Я беременна, – говорит Лекса, и моя челюсть летит вниз.
– Что, прости? – спрашиваю я в надежде, что ослышалась.
– Я беременна, – повторяет сестра.
Бросаю взгляд на Лари, он тут же пожимает плечами и, подняв руки вверх, говорит:
– Я тут ни при чем.
Возвращаю взгляд на Лексу, на мою маленькую шестнадцатилетнюю Лексу. Что за хрень?
– Ты уверена?
– Да. Мне доктор сказал еще в первый день, когда мы сюда пришли.
Так вот почему она стала такой импульсивной. Перестала нормально есть и стала плохо спать.
Вот черт.
– Мама знает? – спрашиваю я.
– Нет. Алекс, что мне делать?
Тут бы я могла съязвить и напомнить Лексе о нашем последнем конфликте, но я этого не делаю. Подхожу к сестре и обнимаю ее. Лекса начинает тихо плакать, и мое сердце разрывается на части.
– Отец… кто?
– Зари, у меня больше никого не было.
Когда Лекса придет в себя, то станет ненавидеть меня в два раза больше. Ведь я лишила сестру не просто парня, но и отняла у ее будущего ребенка отца.
– Мы что-нибудь придумаем, – обещаю я, и Лекса еще теснее прижимается ко мне.
Встречаюсь взглядом с Лари и жду от него какой-то подсказки, но в этот раз друг мне не помогает.
Если подумать, то из сложившейся ситуации есть только два выхода, и оба они ужасны.