Раньше я задавалась вопросом, счастлива ли я?
Это волновало семнадцатилетнюю Алекс, ту глупую, практически безмятежную девчонку. Кто бы мог подумать, что для счастья мне будет достаточно стеклянной комнаты три на три метра, душа с прохладной водой и сменной одежды, которая больше похожа на смирительную рубашку? Раньше я точно не думала о счастье в таком ключе.
Первую половину отведенных мне суток я проспала сном младенца, мне ничего не снилось, и, как оказалось, этот сон был навеян не усталостью и пережитым стрессом, а уколом, который мне поставил доктор Горн. Док единственный, кто наблюдает за тринадцатью подопытными. А опыт состоит в том, что нам ввели вирус Т001. Об этом мне поведала соседка по стеклу. Роберта, молодая жгучая брюнетка, сидит в камере уже двое суток, как она говорит, ее результат неоднозначный. Проба крови показывает наличие заражения, но «червей» под кожей нет, как и агрессии, свойственной зараженным. Как говорит Док, Роберта индивидуальна, такого раньше не было.
Вторая часть суток за стеклом была куда более интересной. Все от той же Роберты я узнала о месте, где мы оказались. Она рассказала, что это одна из немногих закрытых баз, которые открыли для обычных смертных в связи с туманом. Раньше о подобных местах никому не было известно.
Я удивлена, но Роберта выглядит вполне спокойной, она не просит, чтобы ее выпустили, и не требует ровным счетом ничего.
– Я добровольно остаюсь здесь, – говорит она, сидя ко мне спиной и уперевшись о стекло затылком.
– Для чего?
– Может, я смогу помочь, и ужас закончится.
Слабо в это верю, но переубеждать Роберту не собираюсь. Сегодня увели двоих и троих вновь поместили. Это конвейер, благодаря которому защищают незараженных. С нами обращаются нормально. Приносят еду, а Док то и дело расспрашивает нас о самочувствии, записывает каждое слово в планшет. Док умело делает вид, что мы важны для него, но я все же склоняюсь, что он преданный фанат науки, а мы его говорящие крыски. Но даже подобные мысли не портят впечатление от Дока как от человека, который просто выполняет свою работу.
– Ты здесь одна? – спрашиваю я, вспоминая мою семью.
Я спрашивала Дока о них, но он практически не выходит отсюда, а посторонним в этот отсек вход запрещен.
– Да. Все мои… родные не пережили туман, – отвечает Роберта.
– Сожалею.
– Не стоит. Они были не лучшими представителями человечества. Знаешь, я думаю, что туман пришел на Землю не просто так, он очищает наш мир от недостойных.
– От недостойных?
– Да. Из моей семьи осталась только я, остальных поразил туман, и они попереубивали друг друга.
Думаю, это было к лучшему.
– Роберта?
– М-м-м?
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать. А тебе?
– Семнадцать.
– Кто бы мог подумать, что в столь нежном возрасте мы столкнемся с апокалипсисом.
Да я бы и в глубокой старости не хотела увидеть то, что происходит с миром сейчас.
– Никто не знал, – отстраненно говорю я.
Тридцать минут мы проводим в тишине, не знаю, о чем думает Роберта, но я задаюсь вопросами. Почему Лари нет в одной из камер? Его ведь тоже укусили. Удалось ли маме и Лексе спрятать лекарство? Как долго я буду находиться за стеклом? И что нас всех ожидает в ближайшем будущем? Куда делись наши вещи?
Док снова открывает мою камеру и с улыбкой подходит ко мне. Я продолжаю сидеть на месте и молча протягиваю ему руку для очередного укола.
– Нет необходимости, ты можешь идти.
Поднимаюсь и в растерянности смотрю на Дока.
– Куда мне идти?
– За дверью стоят три охранника, один из них проводит тебя в крыло, где еще остались жилые места.
– Хорошо. Так со мной все нормально?
– Относительно да, ты не являешься угрозой для базы номер восемь, – уверенно произносит Док, улыбается и добавляет: – Добро пожаловать!
– Спасибо. А где мои вещи?
– Все вещи сжигают, позже тебе в блок принесут набор.
– Хорошо.
Выхожу из камеры и, повернувшись, машу рукой Роберте, она улыбается с печальной ноткой и кивает мне.
Выхожу из лаборатории и упираюсь взглядом в военного. Он убирает руку от рукояти пистолета и заглядывает мне через плечо.
– Чиста! – кричит военному Док.
Не говоря ни слова, с меня срезают красный браслет и надевают желтый.
– Что означает желтый? – спрашиваю я у высокого мужчины, который закалывает браслет на моем исцарапанном от наручников запястье.
– Желтый – это мирный житель, который особой пользы для общества не несет, а только истребляет запасы.
Как мило.
– За мной, – командует грубиян.
Беспрекословно следую за провожатым до конца коридора. Вхожу в лифт, и мы спускаемся на третий этаж из пяти. Я бы задала ему кучу вопросов, но это будет лишний повод выслушать бурчания взрослого мужчины. Нет уж, увольте.
Когда лифт спускается на нужный этаж, его двери открываются, и я оказываюсь в огромной, просто невозможно большой столовой. Десятки металлических столов, прикрученных к полу, расположены параллельно друг другу в восемь шеренг, и эти шеренги уходят далеко вперед. Примерно половина мест за столами занята людьми, которые, щебеча как птички в клетке, уплетают еду. Желудок сводит, но мужчина не усаживает меня за стол, он ведет меня дальше, в самый конец столовой, там мы проходим еще в одну дверь и оказываемся в тускло освещенном коридоре. По обе стороны простые двери, но они тоже металлические, из некоторых выходят люди и направляются в столовую. Отхожу с дороги, но стараюсь не потерять военного из виду. Прибавляю шаг и останавливаюсь, дойдя до двери с надписью «300».
– Жить будешь здесь.
– А как мне найти мою се…
– Я что – похож на человека, который станет отвечать на твои вопросы? У меня полно других дел. Твоя задача просто жить и ни о чем не заботиться, разве этого не достаточно?
Недостаточно.
Военный разворачивается и уходит, а я открываю дверь и вхожу в комнату, но тут же останавливаюсь на пороге. Какого хрена? Комната больше похожа на военную казарму. Восемь двухэтажных кроватей, восемь тумбочек, одна вешалка и три парня, что, выпучив глаза, смотрят на меня.
– О-о-о, да у нас тут новенькая, – говорит парень с рыжей шевелюрой.
Второй скалит зубы и смотрит на меня, как лев на свежий кусок мяса. Третий сидит немного в стороне с книгой в руках.
– Где свободные кровати? – спрашиваю я, стараясь казаться дружелюбной, хотя мысленно уже выколола глаза всем троим.
– Зачем тебе свободная кровать, когда моя нагрета? – спрашивает рыжий.
– Нет уж, спасибо.
– Ты не знаешь, от чего отказываешься.
Рыжий играет бровями. О боже, это выглядит убого и нелепо.
Ну все, с меня достаточно. Военные – это одно, а вот парень, возомнивший себя секс-символом, совершенно другое. Если я сейчас не заткну его, то буду выслушивать подобное каждый день.
Медленно подхожу к храбрецу, встаю напротив него. Близко-близко. Между нами даже воздух расходится в разные стороны. Улыбка рыжего становится неуверенной, губы подрагивают, словно не знают, как себя вести, он бросает взгляды на своих идиотов друзей. А я очень внимательно, не моргая, смотрю ему в глаза.
– Даже если на земле останутся одни бабуины и ты, то ты будешь стоять в самом конце списка, обозреваемого мною для ночлега.
– Чего?
Все понятно, у рыжего интеллект хлебушка.
– Я спросила, где свободная кровать.
– У двери, – отвечает он.
– Вот и отлично. Можешь, когда захочешь.
– Чего?
Не отвечаю на самый популярный вопрос рыжего, разворачиваюсь и иду к идеально заправленной кровати у двери. Слава богу, свободная койка находится снизу, наверх я сейчас взбираться не готова. Тело по-прежнему болит, от множества гематом и царапин.
– Нормально она тебя осадила, – говорит тот, что с книгой.
– Пошел ты!
Темноволосый парень отвлекается от книги, ловлю его взгляд и мимолетную улыбку.
– Это скорее ты пошел, – бросает он и снова возвращается к чтению.
Рыжий хохочет, я закатываю глаза и ложусь на кровать, ловлю взгляд рыжего и не вижу там ничего доброго.
Поздравляю, Алекс, с соседями ты уже не сошлась.
Постепенно в комнату, которая, скорее всего, теперь является моим домом, приходят постояльцы. Итого на шестнадцать кроватей четырнадцать человек. Девять парней и пять девушек. Если вы думали, что кто-то попытался со мной познакомиться, то это ошибка. Все заняты только собой, и меня это радует.
Вроде люди как люди, но вот есть одна интересная пара. Парень по имени Хосе и девушка по имени Синтия, они единственные, кто одет иначе. В противовес серым робам они облачены в черное, и их браслеты не желтого цвета, а такого же кобальтово-черного, как и их одежда. Из разговора пары становится понятно, что они помогают военным и постоянно выходят наружу.
Чем помогают, я не поняла, но вот они, в отличие от остальных в этой комнате, не являются желтыми.
Синтия замечает меня и подсаживается на краешек соседней кровати.
– Ты новенькая.
Не вопрос, утверждение.
– Да.
– Я – Синтия.
– Алекс.
– Итак, Алекс, у нас есть определенные правила, которым следуют все желтые без исключения. Утром звучит характерный звук, это значит – время семь утра. На пробуждение дается три минуты, еще две на то, чтобы одеться и выйти из комнаты. В коридоре мы строимся в две шеренги и идем в душ. На это тебе выделяется десять минут. Не больше. Так как через десять минут вода закончится. На одежду дается еще пять минут. Волосы всегда убраны. Никакого мата или недозволительного отношения к тем, кто живет здесь. В семь тридцать мы уже находимся в столовой и принимаем пищу. На это дается час. После ты пойдешь в блок управления, встанешь в очередь и, оказавшись там, ответишь на вопросы касаемо твоих навыков. Если они, конечно, имеются. После тебе назначат работу или, как большинству здесь, скажут существовать, пока это возможно. Дальше ты возвращаешься в комнату и дожидаешься Зейна, отчитываешься перед ним.
– А дальше?
– Дальше уже Зейн скажет тебе, что делать.
– Поняла.
– И будь осторожна с военными, они не очень-то жалуют гражданских.
– А ты?
– Я не солдат.
– Но твоя форма говорит об обратном.
– Мне дали выбор, и я согласилась на меньшее из зол.
– Что за выбор?
Синтия пробегает по мне быстрым, но цепким взглядом. Оглядывается назад и, видя, что на нас никто не обращает внимания, подсаживается немного ближе.
– Тебе известно, какова доля незараженных?
– Нет, – сажусь на кровати и склоняюсь ближе к Синтии.
– По данным военных всего мира, из тысячи всего десять человек не подвергаются заражению. И из этих десяти всего одна девушка.
– К чему ты ведешь?
– К тому, что разрабатывается проект, в который на данный момент набирают добровольцев. Здоровых девушек и женщин детородного возраста.
– Для…
– Для нового поколения землян. Как показали последние исследования, дети, рожденные после появления тумана, уже являются носителями Т001, но он спит, и это дает надежду, что мы не будем последними людьми на планете.
– Все настолько плохо?
– Да. Считай, что ты невероятно удачлива, раз оказалась здесь. Немногим так повезло. Если что, можешь обращаться ко мне.
– Спасибо.
Синтия встает с кровати, и в этот момент звучит сигнал. Звук похож на горн.
– Это отбой, – говорит Синтия.
– Синтия, как мне найти свою семью?
– Они здесь?
– Да.
– Спроси об этом завтра у Зейна.
Вспоминаю голубоглазого брюнета и склоняюсь к тому, что он не станет отвечать на мои вопросы.
– А почему у него?
Все начинают укладываться спать, но Синтия отвечает мне, прежде чем удалиться в противоположный край комнаты.
– Когда он в периметре, то главный в нашем крыле. Кстати, наше крыло с двухсотой комнаты по трехсотую.
– А когда его нет?
– Тогда главная я.
Вот оно что.
Эту ночь я практически не сплю. Вроде мы добрались до безопасного места, но я не чувствую себя здесь в безопасности.
И не зря. Как показывает практика, с приходом тумана определение безопасного места перестало существовать.