Безлунная ночь наполнялась звуками, казалось, забывших про сон зверей, птиц и насекомых. Нарушая сложившийся за тысячелетия природный цикл, обитатели этих мест неугомонно пищали, пели и жужжали, празднуя победу Жизни. Юг, невзирая на пришедшую осень, не спешил сбрасывать свои благоухающие пёстрые одежды. Воздух наполнялся ароматами цветущих ветрениц[1], ромашек, вьюнков и колокольчиков.
Первобытная пляска костра отражалась на бледном счастливом лице Киррика Немисциана. Блокировщик, не моргая, смотрел на огонь, молчал и улыбался. Вздохнув полной грудью щекочущий обилием запахов воздух, он посмотрел на Эбинайзера Кина и по-дружески кивнул.
Темнокожего мага передёрнуло. Это была их вторая ночёвка, но он до сих пор не мог привыкнуть к новому поведению своего подчинённого. После Холма тот вёл себя всё больше, как обычный человек. Речь к нему не вернулась, но как будто бы вернулся потухший, со времен тех ужасных экспериментов, проблеск мысли. Эбинайзер всё чаще ловил на себе его полный какой-то загадочной вдумчивости взгляд. Казалось, ещё чуть-чуть и они заведут банальнейшую беседу о голубизне неба, строптивости женского сословия, или растущих год от года налогах. А может быть этот обретший частичку настоящего себя идиот хотел поведать ему секрет Истинной Магии? Может этот недомаг, обуздавший оба Источника, хотел раскрыть секреты мироздания, явившиеся ему в том эльфийском святилище? Может быть, но Киррик молчал. Молчал, улыбался и глядел на мир широко раскрытыми глазами.
Эбинайзер ещё с Холма отправил коротенькую весть Совету Десяти об успехе похода, а развёрнутый доклад планировал дать только послезавтра, прибыв в столицу Лестора. Оторвавшись от дружины Эйхарда и раздобыв в ближайшей таверне пару лошадей, он с Кирриком и пленённой ведьмой уехал незамедлительно. Уехал, так как не хотел возвращаться в Бреннен. Не хотел заниматься ранеными, слушать хвалебные тосты в честь Серебряных и сестёр эльфиек и уж тем более ему не доставляло удовольствия выслушивать перебравшего своего пахнущего полынью зелья, алхимика-недоучку, бахвалившегося вкладом своих чар в победу над полчищем вурдалаков. Ему нужны были эти три дня. Три дня чтобы обдумать всё, а более, чтобы успокоить свои нервы.
Сейчас он был зол как, упустивший добычу кугуар островов Дан-Квалли. Он злился на всех без исключения, даже на Иллиана Галлана. Нет, по началу он жалел его, считая погибшим, но после, когда по очистившемуся от Тени Источнику пришла весть, что тот объявился жив-здоров в своём родовом поместье, жалость отступила. «Мелкий пройдоха! – мелькнула у него тогда мысль. – Хочет заграбастать себе всю славу! Конечно, теперь никто и не вспомнит, что именно я сделал всё. Я, а не кто-то другой был готов пожертвовать собой. Никто не оценит безродного дикаря. Зачем? Ведь есть высокородный, хныкающий по своему папаше сопляк, который спас всех в святилище, да ещё и мир в придачу.» Воображение рисовало ему Иллиана перед самим Государем в окружении вельмож и старейшин. Юный чародей бахвалился своей смелостью, находчивостью и рассказывал, как один, без чьей-либо помощи, победил Тёмного Бога. Удивительно. Не имея никаких доказательств, Эбинайзер Кин возненавидел Иллиана Галлана. Возненавидел люто, до ломоты в костях.
Однако даже больше безусловно нацелившегося отобрать у него звание Героя Эделии Иллиана, Эбинайзер возненавидел Киррика. Возненавидел, так как не мог понять: как этому тщедушному болвану удалось подчинить себе Тёмный Источник и одновременно научиться созидать с помощью Светлого? Перед такой силой, не то что его заслуги, все подвиги прославленных магов прошлого превращались в ничто, в дорожную пыль под босыми ногами жертвы эксперимента. Конечно, можно было просто заглянуть в Картины Разума блокировщика и узнать всё, но Кирр совершенно неожиданно выстроил вокруг своего сознания настолько непробиваемые барьеры, что не стоило даже и пытаться преодолеть их.
Подавив, в очередной раз жгучее желание врезать лыбящемуся блокировщику по зубам, Эбинайзер переключил свои мысли на до сих пор не пришедшую в себя Шэйден. Его раздирало врождённое любопытство ко всему новому. Он жаждал получить как можно больше информации о Тёмных до приезда в Ладос, где ведьму, после пары экспериментов, безусловно, ждали плаха и костёр. К тому же она была беззащитна и упускать такой шанс не следовало.
На первой ночёвке он уже проникал в сознание полуэльфийки и многое о ней узнал Узнал как старая ворожея воспитывала её в глухом лесу, внушая что весь мир снаружи населён жаждущими крови, убийцами-изуверами; как ей прививали веру в то, что только приход Тёмных может спасти род человеческий от охвативших его нескончаемых войн и безумия; чувствовал как нечто холодное, злое, но в тоже время способное на пусть и некую извращённую, но всё-таки любовь оберегало её, хранило от болезней, отводило Охотников на ведьм и скрывало волшбу от оглядчиков.
Эбинайзер проследил всю жизнь Шэйден и в конце концов стал свидетелем приготовлений к ритуалу на Бесовом Холме. Он увидел сотни осквернённых и загубленных ведьмами человеческих душ; ощущал заклятья подпитываемые не столько проникающими через Барьер крохами Тёмного Источника, сколько ужасом и агонией, умирающих под пытками людей. В итоге, этот ритуал, это действо оживило уснувшее давным-давно Место Силы и разорвало саму ткань Мироздания. Иные миры, Боги, неописуемые твари и ожившие мертвецы – всё оказалось правдой. Шэйден действительно была Сосудом для Кад-Давры, явление которой должно было ознаменоваться новым вторжением неисчислимых легионов нежити в Эделию. И ведь случилось. Тёмная Госпожа таки пришла в этот мир. Пришла, да тут же и почила. Её смерть тоже накрепко отпечаталась в памяти молодой ворожеи.
Многое, многое Эбинайзер узнал из Картин Разума полуэльфийки. Но это всё тогда. Сейчас же он хотел заглянуть глубже. Добраться до её самых потаённых желаний, до надежд, до страстей. Хотел увидеть её сны, мечты и фантазии.
Сотворив заклятье и не испытав никакого сопротивления, он погрузился в неё. Отмахнулся от уже виденных сцен прошлого и с силой прорвался дальше, в самые глубокие уголки сознания. И вот впереди блеснул свет.
Ощутив прохладный бриз, темнокожий маг обнаружил себя стоящим на берегу, простирающегося до далёкого горизонта океана. Ноги утопали в золотом песке. Над головой, галдя, носились толстенные альбатросы, чайки и какие-то неизвестные ему птицы. В пенящимся прибое барахтались удивительные членистоногие. Длинною в пол сажени, они носили на себе ярко красные шипастые панцири, пучили глазки на стебельках, щёлкали огромными клешнями, толкались и клокотали, словно переговариваясь между собой.
Эбинайзер поморщился. Он прекрасно помнил своё детство на островах: радость и возбуждение от охоты с отцом на различных морских тварей, в том числе и на ракообразных; пляску у костра после, восхвалявшую великого морского ската Фана за то, что уберёг рыболовов от хищников и даровал богатый улов. Это было так давно, совсем в другой жизни. Сейчас же эти жирные, беседующие друг с другом омароподобные чудовища вызвали у него отвращение.
Громогласные фанфары заставили оглянуться. Легко оттолкнувшись от земли, он взмыл в небо и увидел под собою, растянувшийся на лиги и лиги окрест город, высеченный, казалось, из единого белоснежного монолита. Его высоченные стены отражали солнечный свет. Бесчисленные храмы с ярко красными, совсем как броня тех членистоногих с побережья, крышами и полуголыми статуями неизвестных божеств были усыпаны цветами. Покрытые золотом и тончайшей резьбой шпили многочисленных башен уходили на сто, двести саженей ввысь. По ровным мощённым мостовым неторопливо прогуливались мужчины. Их расшитые причудливыми узорами балахоны блистали драгоценными каменьями, а в чёрных, как смоль, косах играли жемчуга. Женщины и дети, разодетые даже более богато, тоже не утруждали себя заботами: одни резвились под тенью широколистных гигантских пальм, посаженных ровными линиями вдоль дорог, другие облюбовали фонтаны с прозрачной водой, сложенные из, отражающих солнечный свет плит неведомого минерала. В садах, могущих поспорить своей красотой с лучшими садами Ладоса, десятками бродили изумительные, исполненные величия белые скакуны, на лбах у которых рос витой рог. Богатейший город сиял, пел, цвёл и восхвалял красоту жизни.
Вдруг неясная, чуть заметная рябь пробежала по этой упоительной картине. Интуитивно взглянув вверх, Эбинайзер нахмурился. На безоблачном небе, ничуть не смущаясь полуденного солнца, висела серая, в грязных тёмно-зелёных разводах, луна.
Заклинание само-собой перелистнуло страницу памяти Шэйдэн и перед темнокожим магом возник новый мир. Мир лесов и джунглей. Среди деревьев, не тревожа окружающую природу и её обитателей, виднелись строения, которые только с первого взгляда можно было назвать домами или храмами. Выстроенные из необычного желтоватого вещества, в основе своей каждое из них имело громадный голубой кристалл. Странны были и обитатели этого поселения. Облачённые в латы из того же желтоватого то ли металла то ли камня, не имеющие ни рта, ни носа существа с голубой кожей вели хозяйство и возделывали землю. Над их домами висели исполинские овальные летающие корабли. Диковинные механизмы добывали из расщелин в земле зеленоватый газ, формировали его в кубы и складывали под бревенчатыми навесами. А в небе, смеясь над тремя пылающими красным светом солнцами, висела всё та-же чёрно-зелёная луна.
Снова рябь. Теперь картины, представавшие перед взором Эбинайзера являли великое разнообразие миров, населённых людьми, эльфами, троллями и существами названия которых он не знал, да и не мог знать. Одни жили в исполинских каменных башнях с сотнями стеклянных окон и отрицали богов, другие обустраивали норы под холмами и молились огромному красному пылающему глазу на востоке. Множество и множество миров сменяли друг друга, но всех их, во всём разнообразии, объединяли две вещи: пышущее безумием счастье и болотно-зелёная луна в небесах.
Очередной мир. Это без сомнения была Эделия, Ладос. Вот только стены славного города истекали кровью и нечистотами. На городских столбах распятые жители молили о смерти, пока толпы зевак забрасывали их камнями. В дворцовом саду стояли накрытые столы. На серебряных подносах исходили жаром человеческие тела. Головы же несчастных, ставших трапезой на этом богопротивном пиру, собрали в центре на огромном блюде из чистого золота. Дворец гулко выдохнул, словно исполинский монстр и распахнул свои ворота. Толпа знати, во главе с императором Стридалом Пенталором Праздным, бросилась вкушать ужасающие дары. Они ревели, подражая диким зверям. Скалили друг на друга неестественно большие зубы, огрызались, разбрызгивая вокруг кипящую на губах слюну. А за стенами дворца, куда не брось взгляд, горели леса, реки, города и деревушки. Потерявшие рассудок от горя и ненависти люди рвали, душили и пожирали друг друга. Сильные насиловали и втаптывали в пыль слабых. Смерть и безумие раздирали мир на части. Чудовищных размеров полная луна всё так же соседствовала на небосклоне с солнцем.
Эбинайзер силился понять было ли это фантазией, сном или мечтой этой, несомненно помешавшейся полуэльфийки? Другие миры он видел впервые, но это-то точно была Эделия. Да и объяснить этих жуткие сцен он не мог.
– Узри, избранница! Этот мир потерян! Его жители забыли про Свет! Теперь только я могу вернуть их на путь жизни и процветания!
– Мне больно видеть это, Госпожа. Прошу достаточно. Сокрой от меня эти ужасы. Я уже дала согласие и не отрекусь от тебя никогда. Никогда! Вместе мы спасём Эделию. Мы спасём всех этих несчастных!
Сосредоточившись, Эбинайзер направил чары на голоса и в следующее мгновение увидел на холме высокую женщину в поблёскивающей зеленью чёрной короне. Она по-матерински держала руки на плечах, стоящей перед ней на коленях Шэйдэн.
– Не я, но само мироздание соединило нас. Эделия лишь начало. После ты узришь мириады миров, ещё только ожидающие спасение.
– Я помню. Я всё помню. Вся мои жизнь была лишь подготовкой. Я жду. Все эти несчастные ждут твоей благости. Возьми мою жизнь. Она ничто перед судьбами многих.
– Так будет. Обещаю.
Резко оборвав связывающие его сознание с сознанием молодой ворожеи нити заклятья, Эбинайзер вернулся под открытое небо Лестора.
– Вот же дурочка. Даже жалко. Эта сука обвела её вокруг пальца. Мороки. Сплошные иллюзии. Одна за одной. Сильна, сильна мразь. Но и мы, а? Меня ей не удалось победить. Если бы не Иллиан… Выродок мелкий. Сейчас поди ревёт в два ручья. Папку жалеет.
Осёкшись, он поймал на себе осуждающий взгляд Киррика и тут же невесть почему залился стыдливым румянцем.
– Чего пялишься, недоделка лабораторная? Думаешь мне есть дело до тебя, или того сопляка? Всё что я делаю, я делаю ради себя. Для Лидии! Ради сына! Слышишь?! Ни один семинарский неуч, ни один хвалёный член их убогого Совета не достоин даже убирать за мной дерьмо. А ты… Если ты ещё раз…
Закончить Эбинайзер не смог: голова закружилась, ноги подкосились, и он рухнул ничком возле догорающего костра. Киррик поднял глаза к светлеющему на горизонте звёздному небу и улыбнулся.
[1]Ветреница (устар.) – Анемон