– Ну же! Целуйтесь!
Слова Зуева прозвучали в голове похоронным набатом.
Как бы мы ни старались с Вадимом изобразить семью, как бы виртуозно ни отвечали на неудобные вопросы Зуева, всё было напрасно. Поцеловаться с Вадимом я не могла. У меня было ощущение, что меня обнимает брат, а не потенциальный муж.
Но дом для меня и моего сына нужен был катастрофически. Я зажмурилась, пытаясь собраться с духом. Открыла глаза снова. Закрыла. Снова распахнула глаза. Но решимости поцеловаться не прибавилось.
С мольбой я уставилась на Вадима. Он понял меня правильно и разочарованно поджал губы. Мне стало перед ним неловко. И в его объятиях тоже неуютно. Неприятно от ощущения неправильности, неестественности.
Я начала впадать в отчаянье. Это был крах. Если бы я начала отпихивать руки Вадима, всё стало бы понятно. Тем более что Зуев ни на секунду не спускал с меня льдистых голубых глаз. Прямо-таки вгрызался взглядом, пытаясь разоблачить наши отношения.
Вдруг брови Вадима дрогнули. Уголки губ поползли вверх, а лицо стало удивлённо-недоверчивым.
– Так вот, в чём дело!
Вадим переводил взгляд с Зуева на меня и обратно на Артёма. Тот непонимающе нахмурился. А Вадим освободил одну руку, второй придерживая меня за талию.
– Так вы что, из этих?
– Из каких «из этих»? – Непонимающе нахмурился Зуев, а Вадим, наоборот, ещё больше вдохновился.
– Да вы не смущайтесь. Мы с Лерой в такие игры не играем, но в чужие постели не лезем. Там каждый развлекается по-своему. – Вадим прижал ладонь к груди, словно хотел убедить Артёма в своих добрых намерениях. – А я-то думал! Зачем человек, продаёт так дёшево? Зачем устраивает кастинг семейных пар? А тут всё так просто! Я понял!
– Что просто? – Ещё сильнее нахмурился Зуев, а я сделала небольшой шажок в сторону. Окончательно не отстранилась, но чувствовала себя свободнее. К тому же могла теперь одновременно видеть обоих мужчин. – Что понял?
– Вы не подумайте, Артём! Я толерантен, и всё такое. И Лера чужими постелями не интересуется. Мы с пониманием относимся к чужим особенностям. И, честное слово, никому не расскажем.
– Да что вы поняли? Что не расскажете-то? – взревел Зуев.
А Вадим улыбнулся так, словно на него снизошло озарение.
– Вы попросили нас поцеловаться, а сами стояли и смотрели. Вы же этот, как они правильно называются? Вы куколд!
На Зуева было страшно смотреть! Сначала он закашлялся. Потом сжал губы в нитку и покачал головой. Его лицо потемнело, на скулах заиграли желваки. Выглядело это страшно. Я даже выскользнула вглубь комнаты и подхватила на руки Андрюшку.
По лицу Зуева проносились непонятные эмоции. Брови взлетали и опадали, рот сжимался в точку, а потом распахивался в похожем на оскал спазме. Потом Артём сложился почти пополам и затрясся.
Вадим смотрел на меня встревоженно.
– Вы… Вы… – сипел откуда-то снизу Зуев.
Его колотило крупной дрожью. Он пытался жестикулировать, но снова хватался за живот. Наконец, с видимым усилием распрямился и засмеялся в голос. Совершенно беззлобно и искренне.
Я облегчённо выдохнула и чмокнула Андрюшку в щёку.
Успокоившись, Зуев осмотрел нас с нескрываемым возмущением, но незлобно.
– Ну какой куколд? Как вам это в голову взбрело? – Теперь он смотрел, растерянно разводя руками. – Вы точно сумасшедшая парочка! Я нормальный! Совершенно нормальный! Без особенностей в постели! Ни БДСМ, ни куколд, ни ещё что-то там о чём я даже понятия не имею!
Теперь растерянным был Вадим.
– А зачем тогда хотели смотреть, как мы целуемся?
– А что в этом такого? Вы же семья? Люди в семьях целуются. Это нормально!
– А почему хотели смотреть на это? – не сдавался Вадим. Ему было обидно, что он сделал дурацкое и неправильное предположение, но признаваться в этом ему было сложно.
– А я и не хотел «смотреть». Я просто предложил, а вы такие выводы сделали, что у меня волосы дыбом встали. Я ещё поужинать предложил. Вы что, теперь будете думать, что я хочу «смотреть» как вы едите? Не знаю, есть ли такое извращение, но если есть, то не в этом дело! Я не хочу «смотреть».
Вадим сник.
– А зачем тогда это всё? Эти вопросы, разговоры. Зачем этот ужин? Вам что, не с кем поесть?
На секунду по лицу Зуева скользнула скорбь. Но он быстро вернулся к своему обычному выражению непробиваемого спокойствия и превосходства.
– Во-первых, я не люблю есть в компании. Меня вполне устраивает уединённый ужин в хорошем месте. А во-вторых, – его голос стал звучать глуше. Глаза потемнели, стали почти синими, печальными. – Этот дом мог стать уютным гнёздышком для любящей семьи. Под его крышей росли бы дети. Именно для этого мы его строили. И мне по-человечески хочется, чтобы в нём поселилась именно такая семья.
Почему-то сейчас слова Зуева пробирали меня до костей. Он не говорил ничего нового, но то, как он это делал, словно полностью меняло смысл. Говорил искренне, от души. Возможно впервые за многие годы. И мне захотелось облегчить его боль, сквозившую в каждом слове.
Глаза Артёма прожигали моё сердце насквозь. Добирались до того места, в котором болело у меня. Любящая семья!
Я посильнее прижала к себе Андрюшку. Тот, словно почувствовав мои переживания, перестал рваться с рук. Прижался головой к груди. Обхватил меня ручонками, и я чуть не разрыдалась.
– Вы сейчас не цените, – продолжил Зуев каким-то звенящим голосом, – поцелуи, прикосновения, улыбки. У вас всего этого в избытке, а значит, не имеет значения. Это так же важно и так же недооценено, как воздух, необходимый каждую секунду. И я хочу подарить кому-то возможность прожить счастливую жизнь, не думая, где будет спать ребёнок и на что снять квартиру. Не нажиться на продаже особняка, а передать его любящим людям. Пусть просто будут счастливы.
Он качнул головой и, не сказав ни слова, прошёл вглубь кухни. Сел на диван, сцепив руки перед собой. Молчал.
А в моей груди горьким эхом отзывались слова про счастливую семью.