Электричество с водой начали давать по часам. Об этом объявили по радио аккурат перед вечерними нацновостями, чтобы услышали все. С водой в городе уже такое бывало. Ее отключали днем, когда все должны находиться на работе, и ночью, когда все должны спать. Жители спасались тем, что набирали заранее тазы, банки, а также кастрюли, которые грели на плите. Поэтому сейчас к экономии воды приспособились быстро, а вот к отключению электричества оказались не готовы все. Власти города решили ограничивать его так же, как воду – днем в будни и на ночь, однако выяснилось, что не только лампочки в светильниках, утюги, пылесосы и холодильники, – еще и телеприемники не могут работать без электроэнергии. Без Нацвещания оставлять жителей никак было нельзя, поэтому электричество днем вернули. Но, с завершением ночного выпуска нацновостей, его неумолимо отключали до утреннего гимна.
Свечи на черном рынке стали главным товаром. Многие из них десятки лет ждали свой черед забытыми на верхних полках антресолей и в дальних ящиках шкафов. Покупалось все, даже слипшиеся огарки. Обычно их продавали пожилые люди, которые жались у входов в парк Мира, держась подальше от недовольных их появлением торговцев. Те, наверное, прогнали бы стариков с их огарками и осколками свечей, но боялись эндешников. Когда приходила нацдружина, старики, которых погромщики не трогали, чувствовали себя под защитой.
Продавцы свечей не расхаживали, в отличие от обычных торговцев, а молча стояли возле ограды парка, держа в руках свой товар. Вскоре к ним присоединились продавцы стеклянных банок, старой одежды, обуви, инструмента, заигранных и не очень игрушек, ложек, старых будильников, вязаных перчаток, носков, шапок. Торговцам черного рынка пришлось потесниться и пустить в парк старьевщиков, как они их презрительно называли. Тех стало столько, что из-за них на тротуаре у парка уже не хватало места простым прохожим. А спекулянтам, как их называли старьевщики, не хотелось создавать проблем городским властям и нацполиции.
Проходя по рынку, Телль нередко видел знакомые лица. От него прятал глаза младший сотрудник инспекции Нацдетства, остановившийся у торговца витаминами. Теллю кивнул мастер с работы, который покупал кофе начальнику цеха. Директор школы, где учился Ханнес, сделал вид, что не узнал Телля. Он рассматривал альбомы с фотографиями кресел и диванов.
– Ты представляешь? – рассказывал Телль дома жене.
Один раз к нему у входа в парк подошел незнакомый молодой человек в толстом пиджаке и кепке.
– Тебе нужен слуховой аппарат? – спросил он, уперевшись в Телля.
Тот от неожиданности замер, но, быстро поняв в чем дело, кивнул.
– Есть новый, стоит… – незнакомец сунул в руку Телля бумажку. – Если надумаешь, давай задаток, треть суммы, и жди.
– Погоди, – остановил его Телль. – Сколько ждать?
– Часа два, не больше. Но нужен задаток, – убеждал незнакомец.
– Треть от суммы это сколько? – напрягся Телль.
– Стоит аппарат полторы. Но отдам тебе за восемьсот.
Сниженная чуть ли не вполовину стоимость насторожила Телля.
– А что я тебя раньше тут не видел? – спросил он, рассматривая незнакомого торговца.
– Так раньше многих тут не было, – просто ответил тот.
– Но не с таким товаром.
– Не хочешь – не бери, – резко сказал незнакомый торговец и отступил.
На следующей неделе он уже предлагал «новые радиоприемники». Проходивший мимо Телль не обратил бы на него внимания, но обернулся на знакомый голос, который слышал на том же самом месте. Новый торговец стоял к нему спиной и рассказывал про радиоприемник высокому худому юноше в замотанном на шее длинном шарфе. Телль остановился, прислушался. Как и в случае с ним, новый торговец называл стоимость, потом сбивал ее чуть ли не вдвое и просил задаток. Наклонив к торговцу голову, худой юноша кивал. Когда юноша закивал часто, а его рука полезла в карман, Телль подошел к нему.
– Вы не покупайте у него ничего. Возможно, он жулик, – сказал Телль, глядя на нового торговца.
Торговец ответил Теллю злобным взглядом. Ни слова не сказав худому юноше, он отошел к ограде парка, где встал рядом с какими-то старьевщиками. Было видно: торговец ждал, пока Телль уйдет. Ну а тот, подтолкнув застывшего от неожиданности юношу, отправился в сам парк.
Телль рассказал о случившемся знакомому продавцу книг. Тот лишь ответил «сейчас» и исчез. Но через минуту Телля окружили с десяток торговцев.
– Где ты его видел? – спросил торговец сигаретами и кофе.
– У входа в парк.
– Это не наш. Мы там не стоим, – покачал головой продавец мебели.
– Я понял уже.
– Сколько он просил?
– За слуховой аппарат или за приемник?
– И за то, и за другое.
Телль назвал суммы.
– Ну, слуховой аппарат не может столько стоить, – объяснял, вытянув сумочку с витаминами и лекарствами на живот, большой продавец маленьких товаров. – Не будут столько людей с ним возиться за такие деньги. Стоимость товара растет на каждом этапе доставки, и в последнем звене цепочки, то есть у нас, – она самая высокая. А тут – снижение в два раза. И радиоприемник не может столько стоить. И задаток у тебя никто здесь не попросит. Если мы будем поступать так, как тот тип, то к нам никто ходить не станет. Нацдружинники не гонять, а истреблять нас начнут.
– Тогда почему он подошел именно ко мне и назвал именно то, что мне надо? Я это хочу понять.
– Значит, он ошивался тут и слышал тебя не раз, – сказал большой торговец.
– Значит, вы должны были его видеть, и представляете, кто это, – внимательно посмотрел на него Телль.
Продавец витаминов ненавязчиво оттеснил его спиной, и торговцы стали совещаться между собой. Телль слышал, о чем они говорили.
– В общем дело серьезное. Самозванцы покупателей дурят, – начал продавец витаминов.
– Много тут мутных появилось. Раньше мы знали хотя бы все друг друга в лицо.
– Пусть торгует, лишь бы делился.
– Тогда мы потеряем своих покупателей и станем такими же жуликами.
– Нацдружина тогда нас убивать начнет.
– Со всеми делиться не получится. На всех не хватит.
Телль потянул за рукав из толпы торговцев продавца книг.
– У тебя нет ничего для меня?
– Нет, – бросил тот и нырнул обратно.
Взглянув с негодованием на торговцев, поглощенных обсуждением произошедшего с ним, Телль решил больше не приходить сюда.
Вскоре о черном рынке заговорили все.
Нацправительство объявило о переходе с бумажных денег на карты. Когда-то оно уже хотело так сделать, но решило отказаться от затеи, сославшись на отсутствие технической базы. Правда, было понятно, что тогда пришлось бы убрать, вместе с остальными, купюры с видами присоединенных при Нацлидере территорий.
Теперь о необходимости нацкарт для расчетов заявил сам Нацлидер. Он сказал, что это сведет на нет черный рынок, а также не позволит финансировать бежавших за границу нацпредателей.
Те же самые эксперты в студии Нацвещания, несколько лет назад объяснявшие, почему не нужны карты, теперь говорили, как они необходимы. Телль со всем цехом смотрел это в перерывах в комнате мастера. Понять, что будет, хотел каждый. Народу в комнату набивалось много, лавки всем не хватало, и перед ней на полу рассаживался целый ряд. Телль тоже устраивался там, поскольку его привычное место у двери прочно занял кем-то принесенный табурет. Обычно слушали напряженно, молча, боясь пропустить что-то важное, показывая кулак опоздавшим, но сейчас, когда эксперт обмолвился о полном выведении из оборота банкнот с монетами, в комнате раздался недоуменный голос.
– А как же заначку делать?
Все переглянулись. Мастер отыскал глазами того, кто это сказал.
– Ты дурак что ль? Тут страна в опасности, а ты о заначке думаешь, – бросил он.
– Так страна все время в опасности, – поймав снисходительный взгляд мастера, спокойно ответил рабочий.
По голосу это был Сорок седьмой – оператор упаковочной линии. Кажется, его звали Виктор. Телль подумал, что, действительно, страна все время либо готовилась к войне, либо воевала. Называли это, правда, по-другому: укреплением обороноспособности и отражением агрессии. Как можно было отражать агрессию на чужой территории, Телль не понимал.
– Поговори мне тут! – рявкнул Сорок седьмому мастер.
Телль покосился на мастера. Что тот сказал бы ему, если бы узнал его мысли? Или если бы Телль произнес их вслух? Он никогда не обсуждал на работе происходящее. Случалось, спрашивали его мнение, но Телль обычно пожимал плечами или отмахивался.
– Заначка как раз для того, чтобы достать ее, когда есть надобность, – спокойно продолжал Сорок седьмой. Он спорил всегда, везде, со всеми, поэтому никто не удивился, что Сорок седьмой начал и сейчас.
Успокоившись, комната стала смотреть трансляцию дальше. Когда эксперт объяснял, как введение карт ударит по черному рынку, мастер хлопнул рукой по столу.
– Ну все. Хана барыгам! – не отводя взгляда от экрана, торжествующе произнес он.
– Точно! Понаживались на нас и хватит! – подхватила комната.
– Ага. Пусть попробуют поработать! Ходить взад-вперед раз в неделю все могут.
– Так они по дешевке теперь все отдадут, – донеслось из угла у окна.
Скажи это Сорок седьмой – на его слова никто не обратил бы внимания. А тут вся комната притихла. Головы дружно повернулись в угол. Там сидел наладчик с номером 37 на спецовке – молчаливый, тихий человек.
Глаза мастера забегали, лицо загорелось радостной мыслью, и он вылетел из комнаты. Его побег остался незамеченным. Все оживленно обсуждали, что нужно в первую очередь идти покупать на черном рынке, пока другие не разобрали. Перерыв подходил к концу, а пообедать почти никто не успел. Оглядевшись, Телль вытащил из кармана пакет с бутербродами. Развернув пакет, он взял один бутерброд, откусил его и стал медленно жевать. Запах слежавшейся за полдня вареной колбасы с хлебом оказался чужим в душной потной комнате.
– Едой пахнет, – потянул носом № 35, упаковщик соседней с Теллем линии.
Он уставился на зажатый в руке Телля бутерброд. Упаковщика дернули обратно вниз, где под пригнувшимися спинами вовсю планировался поход на рынок.
– Шел бы жрать в другом месте, – сказали оттуда.
– Не отвлекай своей едой, – попросил Телля сидевший рядом другой наладчик.
Телль в ответ только тщательнее жевал, глядя на наладчика и остальных. Если бы не эти бутерброды, никто бы не заметил его присутствия в комнате. Да и отсутствия, в общем-то, тоже. Вот так и жизнь пройдет, а что был ты, что не было – без разницы. Закончив есть, Телль стал пробираться к двери. Ему хотелось еще успеть к фонтанчику с водой.
По окончании перерыва обсуждение похода на черный рынок перенеслось в цех. Оно не стихало до конца смены. Рабочие договаривались, где будут ждать друг друга, чтобы потом вместе пойти на рынок, прикидывали, у кого из торговцев можно сбить цену, и кто этим займется.
– Ты с нами? Где встречаемся? – спросил Телля оператор его линии Ник, носивший тридцать первый номер.
Телль лишь покачал головой.
– Ты чего? Не пойдешь? – не поверил Тридцать первый.
– Не пойду, – поморщился Телль.
– Вроде ты на рынке каждый выходной бываешь. Ты же там все знаешь. Трудно помочь?
– Трудно, – не подумав, выдохнул Телль.
Тридцать первый с досадой швырнул тряпку, которой вытирал руки.
– Эх ты! А еще напарник, – злобно выдавил он.
Телль шагнул к нему вплотную.
– Никто просто так ничего там не отдаст, – произнес он отдельно каждое слово.
– Ну это ты знаешь. А мы – нет, – ждал Тридцать первый.
Теллю стало жаль его.
– Говорите тогда с теми, кто толкает товар, сделанный своими руками. Мебель там, картины, какая-то пошитая одежда. Они могут скинуть. А те, кто готовое продает – лекарства, кофе, сигареты, жвачки – они не уступят.
– Сказал бы сразу, – все еще дуясь на напарника, протянул Тридцать первый. – Чего ты начал-то?
– Просто вы ждете одного, а будет по-другому, – с сочувствием ответил Телль.