В этом лагере, переполненном болью, страхом и отчаянием, среди озлобленных орков и сломленных пленников, она была особняком. Полукровка. Полуорчиха. Ни своя, ни чужая, презираемая обеими расами за свое происхождение, за кровь, что текла в ее жилах.
Я заметил ее почти сразу – она мелькала меж клеток, разнося еду и воду, почти не заметная на фоне зеленокожих, она была быстрой и тихой, стараясь не смотреть в глаза не рабам, не надсмотрщикам. Ее движения были отточены до автоматизма, в них чувствовалась привычка, смирение и одновременно с этим – скрытая угроза. Словно прирученный хищник, она лишь делала вид, что покорилась, но в любой момент могла сорваться с цепи.
Мира, так ее звали. Это имя я узнал позже, подслушав, как ее окрикнул один из орков, потребовавший принести ему выпивки. Она не была рабыней в привычном понимании, ей не нужно было носить тяжести или выполнять изнурительную работу вместе со всеми. Но ее положение было едва ли лучше нашего, жизнь ее была не лучше, чем у нас.
Она жила среди орков, но не была одной из них. Они относились к ней с презрением, смешанным с пренебрежением, словно к породистой собаке, которая запятнала себя связью с дворняжкой, так же было и с Мирой. Для них она была полукровкой, недостойной называться орком, отвергнутая за происхождение, о котором не просила.
Мира выполняла для них самую грязную и унизительную работу: убирала навоз, мыла котлы, подносила выпивку и еду во время их бесконечных попоек, которые иногда перерастали в оргии. Ей доставались объедки с их стола, обноски одежды, тычки и оскорбления, постоянные насмешки, жизнь ее была сущим адом, каждый день она ходила по краю, зная одно не осторожное слово и она может лишиться жизни или же просто надоест им и ее убьют или искалечат, что еще хуже.
Орки не считали ее равной, не видели в ней личность. Для них она была лишь бесправным существом, обязанным им служить и терпеть любые унижения, но они просчитались в одном, Мира была не так проста, она таила свою боль и ненависть до поры до времени. Ее положение было даже хуже, чем у рабов, ведь ей приходилось постоянно находиться среди орков, видеть их издевательства над другими пленниками, ощущать на себе их похотливые взгляды, чувствовать запах их грязных тел.
Я наблюдал за ней, стараясь не привлекать к себе внимания орков, изучал ее привычки, стараясь заметить то, что не видят другие, выжидал подходящий момент, чтобы установить зрительный контакт, так как в открытую поговорить не было не какой возможности. Она была осторожна, изворотлива и старалась не попадаться на глаза, словно тень, скользила между клетками, стараясь быть незамеченной.
Но в ее взгляде, который она старалась прятать от всех, я видел ту же боль, то же отчаяние, что испытывал сам, так же я видел в ней решимость, которую она прятала от остальных. Боль от потери своего места в мире, от осознания собственного бессилия и одиночества, ненависть к своим мучителям. Мы были похожи в этом, два изгоя, два отверженных, запертых в клетке чужой жестокости, словно дикие звери.
И вот однажды наши взгляды встретились. Я улыбнулся ей, стараясь, чтобы улыбка получилась максимально дружелюбной и открытой, показать, что я не враг и что ей нечего бояться, на сколько это было возможно в тех условиях. Она вздрогнула, словно от неожиданности, и быстро отвернулась, спрятав глаза, словно испугавшись чего-то, словно я мог причинить ей боль. Но я успел заметить ответный блеск в ее глазах, проблеск надежды, что растопил лед недоверия в моей душе.
С этого момента я стал искать возможности поговорить с Мирой с ней наедине, показать ей, что я не такой как все, что я не желаю ей зла и готов помочь. Я ждал, когда она принесет нам еду, старался поймать ее взгляд, улыбался ей, стараясь показать, что я на ее стороне.
Поначалу она сторонилась меня, избегала любого контакта, опасаясь проблем не только для себя, но и для меня, так как ороки не любили, когда кто-то общался друг с другом, не важно раб это был или нет. Но постепенно лед недоверия между нами начал таять, она поняла, что я не желаю ей зла. Мира стала отвечать на мои взгляды, иногда даже задерживаясь у моей клетки на несколько мгновений дольше, чем обычно.
Однажды, когда она проходила мимо, я тихо окликнул ее, стараясь не привлекать лишнего внимания надсмотрщиков: "Мира". Она вздрогнула и остановилась, оглянувшись по сторонам. Убедившись, что рядом никого нет, она подошла ближе и спросила, почти беззвучно: "Что тебе?".
Это была наша первая разговор, первый шаг к доверию, первый шаг к той дружбе, которая поможет нам обоим выжить и, возможно, обрести свободу, стать чем-то большим, чем просто друзья, стать семьей. Я понимал, что это только начало и что впереди нас ждет много испытаний, но теперь я знал, что не одинок. У меня появился друг, союзник, человек, на которого я мог положиться. И вместе мы обязательно найдем выход из этого ада, нужно только время и подходящий случай, который мы обязательно найдем.